– Ты зачем нашего чародея напугал? – Это я Мальку.
– Так я…
Глаза пацана шкодливо блестят.
Ну, следствию все ясно: мне пытается подражать. Мол, каков хозяин, таковы и слуги. С этим надо чего-то делать. Пока не вляпался малец по самые ноздри.
Пальцем подозвал его ближе, склонился, изобразил на морде самый зверский оскал и зашипел:
– Не забывайся. Ты только моя тень. То, чего можно мне, тебе нельзя. Запомни. Второй раз повторять не стану.
Малек побледнел до светло-зеленого. И в узел с вещами вцепился, как в спасательный круг.
Не ожидал, что пацан так меня испугается. Но, пожалуй, это даже к лучшему. Ведь второго шанса у него может и не быть. Не стоит дразнить коротышек с манией величия.
Вот если бы это еще и до меня почаще доходило. А то советы я давать Мастер, а выполняет их пусть Маргарита. Ведь обращаюсь к колдунчику почти так же, как и остальные, а он мои слова за оскорбление принимает. Тон ему, видишь ли, мой не нравится… А может, еще форму носа и цвет глаз для него изменить?!
– Отдай одежду! – рявкнул я Мальку. Не сдержался.
И узел тут же оказался у меня в руках.
Блин, какой исполнительный пацан!
Это дело я бы с радостью передоверил кому другому, но, похоже, самому придется общаться с «демоном-мстителем». Или демонессой.
Малек исчез. Вроде бы рядом стоял, никуда не отходил, а нету. Тень он и есть тень. А тень редко кто замечает. Иногда ему и со мной такой фокус удается проделать. Не только с другими. Но малец растет, учится. Если и дальше подобные успехи у него будут, придется у Кранта помощи просить. Типа «отыщи-ка, любезнейший, моего слугу…» Или придется учиться видеть тени.
– Держи. – Я протянул узел женщине.
Она по-прежнему стояла у колеса и, казалось, дремала. Глаза полузакрыты, дыхание редкое и неглубокое. Вроде как ни до чего ей нет дела. Как тому луришу, что греется на солнце. Перед обедом.
– Положи-и-и.
Меня опять зазнобило от ее голоса. Вот у кого надо учиться убедительному шепоту. Всего одно слово – и даже мысли не возникло спорить или ослушаться.
– Куда положить?
– На ка-амень.
Ближайший камень – это полуразваленная стена, к которой приставлено колесо. Ширины ее хватит, чтобы вещи не свалились в грязь. Интересно, у кого Малек их взял? И где он, вообще, все достает? Постоянно забываю спросить об этом. Но с голоду он не пухнет и голым не ходит. Меня, кстати, тоже очень нормально кормит. Конечно, я даю ему на хозяйство. Иногда. Когда вспоминаю. Но Крант мне раз намекнул, что деньги Мальку нужны, как воробью вертолет. Не удивлюсь, если пацан хранит все мои монеты до особого распоряжения.
– Вот, положил.
Сообщаю. Сама она увидеть не может. Трудно это с закрытыми глазами.
– Чего ты хочеш-шь от меня-а-а? – спросила как сквозь зубы. А может, и без «как».
– Ничего не хочу.
– Ух-ходи тогда.
Вот так сразу и уходить? Я в общем-то с радостью. Но не хотелось бы, чтоб эта радость стала уж слишком заметной.
– А может, тебе еще чего-то надо?..
Тяну время. Заботливый вроде как.
– У меня вс-се ес-сть.
И вот я опять смотрю в ее глаза и понимаю, что какое-то время мне лучше не разговаривать: голос подведет.
– Я з-запомню-у тебя-а, ларт без хозяина. – Это мне уже в спину сказали. И я с трудом сдержался, чтобы не бежать.
Я тоже тебя не скоро забуду, женщина с глазами-амбразурами.
Интересно, что сквозь них смотрело на меня?..
23
В лужах блестят осколки солнца. Смотреть на них так же больно, как и на само светило. Над головой серое небо, грязно-серые тучи и белесый диск солнца. Настолько яркий, что стоит мельком глянуть на него, и перед глазами поплывут красные, а потом черные круги. Пейзаж внизу почти полностью повторяет верхний. Серый песок и темно-серые камни, положенные в продуманном беспорядке. А между ними ни травинки, ни деревца. Только камни и песок. Второй день идем по этой местности, и второй день мне кажется, что мы крадемся куда-то. И двигаемся среди чего-то очень опасного. Точно вот-вот заявится хозяин «сада камней», вежливо сообщит, что мы нарушили границу частной собственности, а потом так же невозмутимо устроит всем нам принудительное харакири.
Никто, кажется, не давал команду «молчать!», а тишина вокруг противоестественная. Словно все наши звери обули мягкие тапки, а все люди решили не разговаривать, не шуметь и даже дышать через раз.
Привалы устраивались прямо на Дороге, подальше от странных луж, похожих на застывшие стеклянные кляксы. Ни один поал не захотел напиться из такой. Даже ступить в нее не рискнул. Раньше я не замечал, чтоб они относились к воде с кошачьей брезгливостью, а тут… Никто, конечно, не тряс задними лапами, но и передних пока никто не замочил.
Еще один прикол: Дорогу после себя принято оставлять чистой. Ну более или менее. Без фанатизма, но по мере возможности. За состоянием окружающей среды следят не санитары Дороги, а последний поаловод. И его же поал несет мешки с мусором, который закапывается во время стоянок. А подсохшее поалье дерьмо используется вместо топлива. В тех местах, где деревья большая редкость.
Так вот, Дорога за нами оставалась как вылизанная! Но уже второй день мы все свое несем с собой. И с Дороги не сходим. Даже на привале. Или по надобности. Ни разу и никто. Меня тоже не тянет гулять по серому песочку, который и на песок не очень-то похож. Да и пейзаж не располагает к прогулкам. Еще и привалы сократили до минимума. Куда уж тут гулять – успеть бы все необходимое сделать!
Я не сразу сообразил, где видел похожий пейзаж. А потом вспомнил-таки одно местечко: без звуков, без запахов, без движения. Там даже время превратилось в лед. Кстати, раскрашивали его тоже серым. Думаю, долго смотреть на такую «красоту» вредно для здоровья. Может, только для моего собственного, а может, и для всех живых одинаково. С самого утра в башке крутится мысль, что не идем мы никуда, просто перебираем ногами, как на беговой дорожке. А сами на одном месте остаемся. Или еще «веселее»: мы давным-давно вмерзли в Реку Застывшего Времени и видим сон про бесконечную Дорогу и серую пустыню. Один на всех сон. Кстати, когда я закрываю глаза, Дорога и песок продолжают мне мерещиться.
Блин, еще немного – и я озверею от такого «разнообразия»!
– Как эта фигня называется и когда она закончится? – не выдержал я на второй день.
Первоидущий вздрогнул и вылупился на меня так, будто мне вообще не положено разговаривать. Никогда. Ни за что. И вдруг свершилось! Чудо или несчастье – неизвестно, но чего-то необычное – это уж точно.
– Окраинные горы. Скоро, – шепнул караванщик и замолчал.
Он не в первый раз подъезжал ко мне. И всегда во время остановок. Коротких. Что случались между привалами. Посидит караванщик возле меня, задумчиво-сонное выражение на морду нацепит, потом опять на свое рабочее место вернется.
Вот и сейчас: сказал чего-то, словно телеграмму отбил, и быстро убрался на свое место. Наверно, за гения меня принял. За того, кто, прочитав: «пятидесятирублируй», тут же мчится на почту и высылает полтинник. Польстил мне Первоидущий, и очень сильно польстил. Я только минуты через две сообразил, что не сам-один на этой Дороге и что мне есть у кого еще спросить.
– Крант, ты слышал?..
– Что, нутер?
– То, чего ляпнул мне Первоидущий?
– Я слышал, нутер.
– И понял?
– Да, нутер.
– Тогда мне переведи.
– Что?
– Блин, да то, чего понял! Ты по утрам тормозную жидкость пьешь или родился тормозом?!
Пришлось мне придержать Солнечного. Надоело шею выворачивать. Так и до несчастного случая недалеко. Мало того что нортор морду свою замотал, только щели для глаз оставил, так еще говорит тихо. Поди разбери, чего он там шепчет. Кстати, многие бабы в караване тоже лица под повязками спрятали. А некоторые, как и Крант, в плащи завернулись и перчатки надели. Пока я соображал, к чему бы это, неслабый загар получил. И всего за полдня. Повезло еще, что я не обгораю на солнце. Да и Первоидущий не прячется от него. Ну с такой кожей мужику все нипочем. Я рядом с ним Белоснежкой смотрюсь.