— Послушай, Гвидион, — сказал Бренн, подъезжая к брату на своем угасе, — ты уводи войско на север, а я с небольшим отрядом пройдусь по тем землям, которые мы не успели навестить.

— Не жадничай, Бренн, — встревожился Гвидион, — более богатой добычи у нас еще никогда не было.

— Глупо не подобрать сокровища, лежащие на дороге, — Бренн уже бросил клич, собрал несколько десятков воинов. — Мы совершим быстрый бросок, а потом догоним вас в горах.

Но Гвидион, вопреки обыкновению, присоединился к небольшому отряду, остававшемуся для грабежей. Поэннинские войска уводил Рикк. Тапрокен, посовещавшись с сенонскими вождями, решил ждать отряд Бренна со своим войском в горах, название которых, по странной случайности, было созвучно названию нашей страны — Апеннины. К нам присоединились также Каэль, Огненная Голова, Рыбий Хвост, Убракий, Гресс и еще несколько таких же, как мы, отъявленных негодяев. Мы свернули на огненный закат, где нас ждали золото и женщины, подаренные нам римскими богами.

Наш последний поход по римским землям прославился неслыханной жестокостью. Бренн убивал все живое с особым ожесточением, и Гвидион уже не скрывал своей тревоги за него. Бренн впал в безумие.

Мы неслись бешеным смерчем, жестокие и алчные, уничтожая и разоряя все, что встречалось на нашем пути, пока не наткнулись на римское войско, запоздало выступившее вслед за ушедшей в горы армией победителей. Римляне осмелели, как только исчезла близкая опасность, вспомнив о своем поруганном достоинстве. Они подло нарушили заключенный между нами мир, коварно выслав за нами в погоню спешно собранные войска. Их вел Марк Фурий Камилл, избранник богов, разговаривающий с ними на равных, не раз спасавший прежде свой любимый Рим.

Как много еще будет среди людей героев, беззаветно преданных родине, готовых отдать за нее свою жизнь. Как много будет среди них тех, чьи заслуги соплеменники не оценят. Камилл был отвергнут собственным народом и изгнан из Рима, несмотря на все свои подвиги во славу сего города. Какая насмешка судьбы! А Рим без Камилла был беззащитен, чем мы и воспользовались. Но теперь униженный и оскорбленный город воззвал к своему герою и призвал его для мщения и защиты.

Собранное по соседним городам ополчение бросилось вдогонку за нашими войсками, но не успело их настигнуть. Камилл разделил свою армию и с небольшой ее частью ушел вперед для осмотра окрестностей. На него-то и наткнулся наш пошедший в разнос отряд. Римлян оказалось намного больше, но мы были окружены и вынуждены принять бой.

Гулкий вой наших рогов разбудил окрестности, безнадежно пытаясь передать призыв о помощи далеко ушедшим войскам кельтов. Бренн извлек Меч Орну. Я подал ему шлем. Бренн оттолкнул его, рассмеявшись:

— Ты ведь и сам знаешь, я неуязвим, мне не нужна дополнительная защита.

Мне не понравился его ответ, но я промолчал, бросив лишь тревожный взгляд на его раскрашенное синей краской лицо. Он был в белых шерстяных штанах и безрукавке из овечьего меха (свой волчий плащ он оставил в Каершере). Белая кожа и волосы сливались с одеждой, превращал его в привидение. А синий оттенок лица придавал ему мертвецкий вид. Я подумал, что один его внешний вид мог породить те кошмарные легенды, которые передавали друг другу суеверные воины нашей армии.

Римляне долго суетились, выстраиваясь под командованием своего предводителя, наконец решились и напали на нас. Бренн приказал опрокинуть телеги с награбленным добром и выставить их, наподобие баррикад, откуда можно будет метать дротики и копья. Но вражеский отряд легко преодолел их, оттеснив нас, и завязалась рукопашная.

— Мы никогда не сдаемся, — сказал мне Бренн с мрачной радостью.

— Покажем этим трусливым римским щенкам, как дерутся кельтские витязи! — заорал Бренн, и с этими словами он устремился в самую гущу боя, увлекая за собой своих товарищей. С ликующим воем мы набросились на римлян.

Оказавшись в меньшинстве, мы дрались тем более отчаянно, что спасение было рядом: вырвавшись из окружения, мы могли бы бежать в отроги гор, где в узких переходах численность войск теряет свое значение. Сомкнув строй, шаг за шагом мы отступали к угасам, отведенным к ущелью. Казалось, стоит только достичь гор, и мы спасены. Пусть это чужие горы, но неслучайно они носят имя, похожее на название нашего племени. Мы — горцы, в горах наше спасение.

В последних рядах сражался Бренн, стоя плечом к плечу с двумя своими братьями: Каэлем и Гвидионом. Они сдерживали Мощный напор римлян, позволяя остальным подготовить угасов. Бренн отступал, но это ничего не значило. Я знал, что своим изворотливым умом он придумает потом отличное оправдание нашему бегству.

Как в хмельном дурмане, обезумев от боя, я яростно рубил направо и налево, наслаждаясь каждым ударом меча, рассекающего человеческую плоть. Я радовался каждому сраженному врагу, каждому искаженному болью лицу, каждому испугу в больших глазах. Мне доставались легкие враги. Я выставлял защиту еще до того, как противник наносил удар, я улавливал каждый его шаг, каждое движение, каждый выпад. Я не испытывал ни страха, ни паники, в любой момент готовый вступить на Хрустальную ладью.

А вокруг бушевала ожесточенная сеча, звон мечей, взмахи боевых топоров, вскрики бойцов — все смешалось в сплошной лихорадочный гул битвы. Мой разум улавливал вспышки рваных кровавых мыслей. Над всем этим месивом, словно ледяная гора, возвышалось холодное спокойствие Гвидиона. Ни мыслей, ни страстей. Но, в отличие от прежних битв, когда он, не побоявшись обвинения в трусости, предпочитал оставаться в тылу и вступал в бой лишь со случайно прорвавшимся противником, сегодня он сражался наравне с другими, то ли потому, что нас было мало, то ли из-за беспокойства за Бренна, привыкшего к своей былой неуязвимости и бросающегося в самое пекло. Гвидион старался держаться поблизости, прикрывая брата.

Пошел холодный дождь, земля сразу стала скользкой и враждебной, как будто и она хотела избавиться от своих завоевателей. Римляне одолевали нас численностью, наседая в основном на арьергард. Но каждый кельтский витязь стоил десяти римлян, и вскоре перевес в битве перешел на нашу сторону.

Камилл и несколько его приближенных, видя бесполезность своих усилий, трусливо отступили в надежде напасть вновь, когда подоспеет подмога. Остальные римляне, заметив бегство своих предводителей, сражались уже не так отчаянно, ища предлог для отступления. Несколько групп бойцов еще бились, спотыкаясь о трупы.

Бренн сражался сразу с двумя противниками. Гвидион ушел вперед вслед за отступающим врагом и рубился на пару с Хартом против троих римлян. Я был ранен в левое плечо, но в пылу азарта не чувствовал боли. Против Бренна уже был только один противник, полыхающий ненавистью и горем. Сраженный напарник, лежавший в грязи, был его братом. Бренн с легкостью отражал его удары, презрительно кривя губы. Сделав глубокий выпад, он вдруг оступился, споткнувшись о труп только что убитого врага. Замешкавшись, Бренн не успел отразить удар, и короткий меч римлянина мягко вошел в его тело. Я, снеся голову своему противнику, обрушил на врага Бренна свой меч, разрубив его пополам. Но я опоздал. Из живота Бренна торчала только рукоять меча с плоским навершием. Я не решился вынуть меч и панически высматривал жреца в затухающей битве. Я ожидал, что Бренн рухнет без сознания, но он продолжал стоять.

— Бренн! — закричал я, захлебываясь дождем. — Бренн!

Он захохотал надо мной, разведя руки в стороны и подставляя свое лицо пляшущим струям дождя. Вода смывала с его лица краску, стекающую грязными синими струями на белую безрукавку. И мне на мгновенье показалось, что он действительно бессмертен, так презрительно он хохотал над моим страхом.

— Гвидион! — заорал я.

Наконец я увидел жреца, он несся в сопровождении Харта, не разбирая дороги, перепрыгивая через мертвые тела, расталкивая руками дерущихся. Его ноги разъезжались в скользкой грязи, и несколько раз он падал. Когда он подбежал к нам, Бренн отступил на несколько шагов и, выставив вперед руки, не подпустил его к себе.