Я знал, что в любом случае достигну намеченной цели живым, и ничего не боялся. Еще один прыжок, и я уже на внешней стене, где больше всего охраны. Но и здесь люди были не готовы к встрече с диким хищником. Прыгни на них воин, он напоролся бы на копья. От меня же они шарахались как от огня.

Остался только один прыжок, самый трудный. С внешней стороны стены не было никаких пристроек, позволяющих спуститься по ним. Нужно было прыгать и при этом не попасть в ров с водой и острыми кольями на дне. Со стены я уже видел темное море людей, держащих осаду города. Я прыгнул.

Ров мне удалось преодолеть, но высота была все же слишком большая, даже для волка, а, может быть, сказались уже имеющиеся раны. Я повредил заднюю лапу, и это замедлило мое движение. Десятки стрел впились в мою незащищенную спину. Однако, превозмогая боль, весь окровавленный, я все же бежал, потом шел, потом полз к заветной цели лагерю кельтов. Красная пелена застилала глаза, и, когда меня обступили вооруженные люди, я потратил последние силы на перевоплощение.

— Гвидион, — произнес я с трудом. — Бренн.

В сгущающемся сумраке на меня наплыло белесое лицо, и мое обоняние уловило оборотня.

— Камень на груди, — прохрипел я, захлебываясь кровью, — ты знаешь, где установить его.

И, почувствовав, как врезалась в шею, а потом ослабла веревка, на которую Гвидион повесил обломок камня, я потерял сознание.

Пряный запах травяной настойки резко ударил в ноздри. Потом я услышал голоса и почувствовал боль в спине и ноге. Открыв глаза, я увидел, что лежу под натянутыми шкурами в походной палатке. Какой-то человек, заметив, что я пришел в себя, громко заверещал:

— Господин, господин, твой оборотень очнулся! — и ринулся прочь из-под навеса.

Вскоре под навес, наклонившись, вошел Гвидион, приветливо улыбаясь. Он бесцеремонно осмотрел мои раны, не переставая улыбаться, позвал визгливого человечка, приказал ему сменить мне повязки. Потом мне принесли мясо, и я впервые после нескольких месяцев заточения в каменном колодце сытно поел, не испытывая угрызений совести.

Хотя я был еще очень слаб, не столько из-за ран и потери крови, сколько из-за долгого голодания и ограниченности движений, я сполз со своего ложа и побрел к кострам, вокруг которых сидели воины.

Как я уже говорил, войска короля состояли в основном из двух племен: думнонов и поэннинцев, но со времени войны в Земле Рудаука различия между ними стали не так заметны. Разве что прежняя привязанность поэннинцев к черепам и замысловатым рисункам, наносимым на лицо и торс, отличала их от думнонов. Множество наемников из других племен, завоеванных позже, окончательно стерли грань между южными и северными народами.

У ближайшего костра сидели, судя по размалеванным лицам, поэннинцы. Огромный рыжий детина пригласил меня присесть и дружески протянул кожаный бурдюк с вином. Сидевший рядом с ним светловолосый юноша, мужественно пытающийся отрастить усы, как у его старшего товарища, настороженно подвинулся, освобождая мне место. Третьим их компаньоном был чернявый крепкий мужчина, увешанный золотом.

— Пей, ней, герой, — промычал низким басом рыжий великан, — еще никому не удавалось оказать Королевскому друиду такую услугу. Ты сделал карьеру раньше, чем успел вступить в нашу армию. — Он дружески пнул своего соседа: — Смотри, Харт, у нас может появиться еще один претендент на звание самого смазливого мальчишки в моем отряде.

Безусый парень вспыхнул и зло посмотрел на говорившего. Но рыжий, подогретый вином, не мог остановиться:

— Ты новенький и, наверное, не знаешь, что наш Харт собрался жениться на одной из антильских пленниц, только еще не решил, на какой. — Дружный хохот донесся до нас от других костров.

— Правильно, правильно, кричали оттуда, — пусть Рыбий Хвост женится и не отбивает у нас женщин!

Рыжий детина хлопнул по плечу третьего в их компании человека:

— Смотри, Убракий, Рыбий Хвост покраснел, как девица.

Посмотрев на зардевшегося и сердитого Харта, я не смог сдержать улыбки.

— Почему тебя зовут Рыбий Хвост? — спросил в его, чем вызвал новый взрыв хохота и разъяренный взгляд Харта.

Поняв свою ошибку, я сокрушенно произнес:

— Извини, я не хотел тебя обидеть.

Окружающие вновь захохотали. Харт Рыбий Хвост, вскочил, схватился за меч и заорал:

— Давай, вставай, я научу тебя, как нужно вести себя с поэннинскими витязями.

Я сделал примирительный жест, пытаясь его успокоить:

— Но я не хочу с тобой драться, Харт.

Харт, расставив широко ноги, стоял в боевой стойке, раздувая ноздри и не оставлял мне выбора. Я уже собрался подняться, сожалея про себя, что раненая нога делает меня слишком неловким, как вдруг рыжий детина, не вставал с земли, схватил Харта за руку и дернул вниз с такой силой, что тот рухнул подле него. Харт отчаянно трепыхался в медвежьих объятьях гиганта.

— Пусти меня, Гер, ты не имеешь права мешать поединку.

— Успокойся, ты, дурачина, — проревел Гер. — Нашел себе самого слабого и беззащитного соперника и рвешься в бой? Как не стыдно нападать на раненого. — Махнув мне рукой, он добавил: — Сиди, не волнуйся, он просто пытается объяснить новичку, что занимает не последнее место в нашей подвыпившей стае.

— Кто же в вашей стае вожак? — спросил я. — Гвидион?

Гер удивленно поднял брови, хмыкнул и покачал головой.

— Кто бы он ни был, наш вожак, тебе лучше держаться от него подальше. Впрочем, знать тебе, конечно, положено, а то еще оплошаешь. Наш предводитель — Поэннинский вождь, — он кивнул в сторону полосатой палатки, стоявшей в отдалении, — принц Бренн, брат короля, это ему ты отдал камень, когда прибежал к нам.

Я вспомнил отвратительного альбиноса, склонившегося надо мной, когда я терял сознание. Он был оборотнем, и мне захотелось подробней расспросить об этом Гера, но, вспомнив его совет держаться от их вожака подальше, я промолчал. Харт тем временем наконец успокоился и принялся за вино, бросая на меня злобные взгляды. Убракий, молчавший до сих пор, сказал мне:

— Не обращай на них внимания, они не просыхают уже третью неделю. Видишь, перед стеной выставлены столбы? — Он махнул рукой в сторону Города Солнца.

Когда я бежал из города, столбов еще не было. Теперь на расстоянии двух полетов стрелы от стен стоял ряд столбов. Я присмотрелся к ним и увидел, что на каждом из них висят грозди обезглавленных человеческих тел. Убракий с гордостью продолжил:

— Наш вождь отомстил антильской ведьме за погибших в ее городе поэннинцев. Он не мог сделать это сразу, потому что она оставила в заложниках его брата. Но, как только Гвидион благодаря тебе вернулся, Бренн приказал ставить столбы. За каждого нашего воина, погибшего на стенах города, он обезглавил по десять антильцев.

Гер ткнул Убракия в спину и сказал мне:

— Давай-ка, лучше расскажи о себе. Тебя как звать? Говорят, ты долго жил в этой сверкающей громаде, — он кивнул в сторону Города Солнца, и, понизив голос, добавил: — Расскажи, как ты спас нашего мага. Ходят слухи, что ты был в плену у антильской ведьмы. Ты ее видел?

— Видел, — я вздохнул, — и не раз.

— Ну, давай рассказывай, — гудел Гер, и вдруг заорал: — Эй, земляки, волк будет рассказывать про антильскую ведьму!

От других костров к нам потянулись люди. Мужчины освобождали себе место, бесцеремонно расталкивая сидящих. Те, кому места все-таки не хватило, толпились вокруг, опираясь на копья. Я рассматривал их. Привычные светловолосые, белокожие люди — полная противоположность смуглым антильцам. Когда я разглядывал их обветренные лица, длинные усы, заброшенные за уши, стянутые в хвосты волосы, простую одежду, мне показалось, что я вернулся домой, на Медовый Остров. Их раскрасневшиеся от солнца или вина лица выражали дружелюбие и почти детское любопытство. Я заметил среди них барда с маленькой арфой в руке, он явно собирался сочинить песнь по моему рассказу.

Вдохновленный таким вниманием этих великих воинов, я даже не вспомнил, что именно эти люди, казавшиеся мне теперь родными, разгромили Эринир, очевидно, уничтожив мое племя.