К СОЖАЛЕНИЮ, НЕДАВНИЕ ТРУДНОСТИ Джека Кеворкяна с законом в Мичигане, состоящие, чего греха таить, в том, что его обвинили в убийстве первой степени, вынудили меня сделать перерыв (надеюсь, временный) в моих предсмертных опытах. Дабы удовлетворить денежные запросы WNYC, я провел интервью с человеком, который все еще жив.

Это писатель-фантаст Килгор Траут, которого я спросил о недавних событиях в Косово. Я записал ответ Траута на магнитофон, но его верхняя челюсть постоянно выпадала, и запись получилась неразборчивой. Поэтому я перескажу то, что он сказал, своими словами.

Цитирую:

Должно быть, соблазн устроить телешоу с взрыванием мостов, полицейских участков, заводов и т. д. оказался для НАТО непреодолимым. Инфраструктура сербской тирании должна была быть сохранена, дабы поддержать правопорядок и спокойствие, буде таковые вернутся. Каждый город — мировое достояние, и в НАТО не понимают, что сделать город непригодным для жизни, значит рыть яму другому, чтобы потом самому в нее попасть.

Это шоу-бизнес!

Паранойя и безумие этнических чисток сегодня приводит к самому худшему почти мгновенно, подобно цунами, землетрясению или извержению вулкана — вчера в Руанде, сегодня в Косово и кто знает, где завтра. Эта болезнь имеет давнюю историю. Можно вспомнить уничтожение аборигенов европейцами в Западном полушарии, Австралии и Тасмании, истребление армян турками и, конечно, Холокост. Между прочим, тасманский геноцид — единственный на сто процентов успешный, о котором я слышал. Ни у одного человека на Земле нет предка-тасманца!

Похоже, сегодня появился новый вид бактерий этнических чисток, применительно к которому традиционные методы лечения прошлого выглядят жалкими и даже нелепыми. Сегодня в каждом подобном случае оказывается, что уже слишком поздно. Жертвы уже практически все мертвы или лишены крова к тому времени, когда о них упомянут в шестичасовых новостях.

Все, что остается делать добрым людям по поводу болезни этнических чисток, которые каждый раз оказываются свершившимся фактом, это спасать оставшихся в живых. Остерегайтесь христиан!

С вами был Курт Воннегут.

МОЯ КАРЬЕРА ЗАГРОБНОГО ЖУРНАЛИСТА почти наверняка закончится сегодня, дорогие слушатели. Не успел я встать со стула, чтобы рассказать о своем интервью с покойным Айзеком Азимовым, как Джека Кеворкяна увели в наручниках — он должен предстать перед судом в Мичигане по обвинению в убийстве. Какая ирония! Этот предполагаемый убийца спасал мне жизнь не один раз! Без Джека этот центр летальных инъекций мне больше не мил.

Простите мне мои смешанные чувства: огорчение по поводу несчастья, приключившегося с одним моим другом, Джеком, пока живым, и радость за относительное благополучие другого — Айзека Азимова, умершего от болезни сердца и проблем с почками в возрасте семидесяти двух лет.

На земле Айзек, мой предшественник на посту почетного председателя Американской гуманистической ассоциации, был самым плодовитым писателем в истории американской литературы. Он написал около пятисот книг. Для сравнения: я написал двадцать, Оноре де Бальзак — восемьдесят пять. Иногда Айзек выпускал по десять томов в год! И не только отменную научную фантастику, но и научно-популярные книги о Шекспире, биохимии, античной истории, Библии, теории относительности и многом другом.

У Айзека имелась докторская степень по химии, а родился он в Смоленске, в бывшем Советском Союзе, но вырос в Бруклине. Согласно некрологу в «Нью-Йорк Таймс», он ненавидел летать и никогда не читал ни Хемингуэя, ни Фицджеральда, ни Джойса, ни Кафку. «Я чужак в литературе двадцатого века», — написал он однажды.

«Айзек, — сказал я, — тебе самое место в книге рекордов Гиннеса».

А он ответил: «Чтобы быть увековеченным рядом с петухом по кличке Чудак, который весил десять килограмм и убил двух кошек?»

Я спросил, пишет ли он что-нибудь, и он ответил: «Постоянно! Рай был бы адом для меня, если бы я не мог писать все время. И Земля была бы адом, если бы не возможность писать все время. Сам ад был бы терпим, если бы я мог писать все время».

«Слава Богу, что ада нет», — сказал я.

«Приятно было поболтать, — сказал он, — но мне пора за работу над шеститомным исследованием земных предрассудков относительно загробной жизни».

«А я бы с удовольствием поспал», — сказал я.

«Говоришь, как настоящий гуманист», — заметил он, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

«Последний вопрос, — попросил я. — Что заставляет тебя так много писать?»

Айзек Азимов ответил одним словом: «Бегство». А затем он добавил известную фразу не менее плодовитого французского писателя Жан-Поля Сартра:

«Ад — это другие».