Горы остались позади. Внизу вдоль дороги стояли стройные темные сосны, полностью скрывая ее от глаз. В часе пути отсюда начинались теплые, сырые низины, где росли в изобилии дубы и вязы.
Боринсон посмотрел в сторону дороги.
— Как твои драгоценности? — спросил он у Пэштака. Он заметил, что «неодолимому» было неудобно сидеть в седле и он подложил под себя кое-что из своих вещей, чтобы стало помягче.
Мысль о том, чего будет стоить ему возможность смотреть на Саффиру, причиняла Боринсону изрядное беспокойство.
— Никак не могу понять, — сказал Пэштак, — каким образом части тела, которых у меня больше нет, могут причинять столь сильную боль.
— Да, скверно, — вздохнул Боринсон.
— Когда приедем в Каррис, — сказал Пэштак, — Радж Ахтен потребует и от тебя свою унцию плоти.
— Унцию? — шутливо переспросил Боринсон. — У меня побольше будет. Пэштак не улыбнулся.
— Я подозреваю, что ты сбежишь, — сказал он. — Ха-Пиму и Махкиту на своих лошадях тебя не догнать. Я бы догнал… но я не стану тебя ловить.
— Почему? — спросил Боринсон.
Пэштак покачал головой.
— Мой лорд издал этот указ, чтобы никому не вздумалось разыскивать Обран из праздного любопытства и чтобы дворцовые слуги не могли развлекаться с наложницами. Я думаю, что он не касается таких, как ты, — честных людей, которые верны своему слову.
Боринсон почувствовал искреннюю благодарность.
— Спасибо, — сказал он. — Но что же я за проводник, если сбегу раньше, чем моя подопечная будет в безопасности?
В глубине своего сердца он понял в этот миг, что не сможет сбежать, не сможет оставить Саффиру. Пока что он просто должен быть возле нее, но даже когда поручение будет исполнено и придет время ехать в Инкарру, вряд ли он найдет в себе силы расстаться с нею. Сама мысль об этом причиняла ему боль. И еще одно — он должен быть рядом, чтобы в случае, если она решит предать Короля Земли, вонзить ей в спину нож.
Пэштак покачал головой.
— Я предупредил тебя ради твоего же блага. Если ты сбежишь, я пойму. И позволю тебе сделать это.
Боринсон вновь посмотрел на дорогу. Пусть Пэштак думает, что он размышляет над предложением, только бы не догадался о тайных его причинах оставаться рядом с Саффирой.
— Может, ты и прав. Похоже на то, что я вам не нужен. Мы уже должны были столкнуться с мистаррийским дозором — в последние двадцать миль всяко, но, кажется, во всей округе никого нет.
Что было вполне объяснимо. После падения Голубой Башни в Мистаррии почти не осталось воинов, способных идти в разведку, и те сейчас должны были находиться в Каррисе.
— В моем присутствии нет смысла, — вздохнул он. — Ты обойдешься без меня. Но почему Саффира так мешкает? Чего она боится?
Пэштак закусил губу и тихо сказал:
— Она хитрее, чем ты думаешь. А вдруг наш лорд рассердится? В Индопале говорят: «Нашего короля никто не сердит дважды». У нее будет только одна возможность передать послание и просьбу о перемирии. И сделать это надо как можно лучше. Ты привез тысячу форсиблей. Как по-твоему, за какой срок Способствующие могут их использовать?
— Не знаю, — сказал Боринсон. — А сколько Способствующих?
Ему казалось, что у Саффиры их должно быть не меньше дюжины.
— Двое, — ответил Пэштак. — Мастер и подмастерье.
Боринсон облизал губы. Всего двое. На передачу одного дара уходит пять минут. За час они вдвоем передадут двадцать четыре дара, за десять часов — двести сорок, за восемнадцать, если работать не щадя сил — четыреста даров.
Красота Саффиры прибывала всю ночь и все утро. Девушка становилась краше с каждой минутой.
Способствующие ее, похоже, не отдыхают вообще. И все равно они не смогут передать тысячу даров меньше чем за два дня.
Отряд же их находится в пути около двадцати часов. Боринсон подсчитал, что, если они не будут больше делать остановок, то достигнут Карриса часа через четыре, а то и раньше.
Но Саффире нужно выждать время.
— Нам нельзя задерживаться еще на день! — сказал Боринсон. — Радж Ахтен наверняка уже осадил Каррис. И Король Земли вот-вот будет там.
— Так ли уж это важно, если Каррис падет? — спросил Пэштак. — Ты хочешь предотвратить одну битву. А Саффира надеется покончить со всей этой войной.
— Но… еще целый день! Пэштак покачал головой.
— День не понадобится. Вчера, пока ты спал, я разговаривал с управляющим Дворца Наложниц. Во дворце проживают около пятисот женщин, стражники и слуги. Способствующие Саффиры поклялись, что к сегодняшнему заходу солнца они возьмут дары у всех, кто стоит форсибля. Если они подсчитали правильно, у Саффиры будет около тысячи двухсот даров голоса и две тысячи четыреста — обаяния. И единственные, кто после этого останется во Дворце Наложниц при своих дарах, — это верблюды, — Пэштак засмеялся своей шутке.
Боринсон улыбнулся. У Радж Ахтена самого даров обаяния было вполовину меньше. Ни одна королева в истории не обладала и десятой частью того, что соберет Саффира.
У нее будет одна возможность убедить Радж Ахтена. Всего одна.
Боринсон присел на корточки рядом с Пэштаком. Пусть Саффира отдохнет.
Саффира проснулась перед наступлением вечера и через несколько минут сказала голосом, который звучал слаще любого пения:
— У меня хорошая весть. Способствующие перестали передавать мне дары. Хорошо ли, плохо ли, но работа их завершена.
После чего Боринсон и Пэштак вновь оседлали лошадей.
Грязь на дорогах вынудила их ехать медленнее, чем хотелось Боринсону. Теперь он надеялся добраться до Карриса только к закату.
Они проскакали еще двадцать миль и наткнулись наконец на мистаррийский дозор, которого опасался Боринсон.
У обочины дороги лежали мертвые рыцари с эмблемой зеленого рыцаря, числом около дюжины. В ветвях дерева на высоте сорока футов застрял труп лошади. Воины были изрублены на куски: отдельно валялись туловища с выпущенными внутренностями, тут — нога, там — рука. Некоторые части тел отсутствовали, земля вокруг была вся истоптана. Рыцари не смогли одолеть одного-единственного противника. Боринсону не часто доводилось видеть подобную бойню. И произошло это не более часа назад. Тела еще не успели остыть.
