Избавиться от него сейчас, когда он абсолютно беспомощен, означало бы совершить не казнь, но убийство — откровенное, неприкрытое убийство. Какие бы оправдания она себе потом ни придумывала, совесть ее будет запятнана преступлением, и чувство вины пребудет с ней до самой смерти. Глядя на распростертого у ее ног полководца, Каравайз чувствовала, как по ее венам крадется холодный страх, как стучит в висках кровь и дикое напряжение ищет выход наружу. Или она что-то немедленно предпримет, или расплачется. Странно и смешно — разреветься теперь, ведь она не плакала с самого детства, рано усвоив главное правило политика — не давать волю чувствам. И все же к горлу подкатил предательский комок — нет, она не забыла это ощущение. Что это — горе? Раскаяние? Или, может, страх? Жалость к Грижни… или к самой себе? Она резко отпрянула и опустила руку с вардрульским мечом. Но затем Каравайз прибегла к средству, которое всегда выручало ее в критические моменты, — обратилась к единственному своему источнику силы, мужества и решимости. Она подумала о Ланти-Юме.

Подумала о городе, погребенном под ядовитой тенью, захваченном извергами, которые подчиняются вот этому кровожадному вардрулу, лежащему перед ней. Подумала об истребленных горожанах, о рухнувших башнях, разграбленных дворцах, заваленных трупами каналах. Представила себе Ланти-Юм, прекраснейший из всех городов, павшим и навсегда загубленным.

Спина ее распрямилась. Подняв меч, Каравайз снова занесла его, примерилась и, помедлив, чтобы перестала дрожать рука, со всей силы всадила его в горло вардрула.

Не успели они подойти к нужной им комнате, как навстречу вышла леди Каравайз. Держалась она прямо, взгляд ее был спокоен, но что-то в лице девушки внушило им неясные опасения. Преодолев мгновенное замешательство, они устремились к девушке.

— Вы молодец, Деврас, — похвалила юношу Каравайз. — И рада видеть вас живым и невредимым, Гроно.

— Благодарю вас, мадам, — расшаркался камердинер. — Но что с вашей светлостью? Да простится моя озабоченность, но вы выглядите…

— Обогревающая машина уничтожена, — безо всякого выражения прервала его Каравайз, — вардрулы парализованы холодом. Полагаю, Рэйт, вы продолжите поиск записей Грижни?

— В том нет необходимости, — сказал Уэйт-Базеф и, видя, как недоуменно поднялись ее брови, объяснил: — Я уже нашел их. Дело сделано.

— Вот как? — Ее тон был явно скептическим.

— Уверяю вас, в настоящее время Тьма на поверхности отступает. Ланти-Юм чист. — Поскольку слова эти ее, судя по всему, ничуть не убедили, ему ничего не оставалось, кроме как пожать плечами: — Когда вернемся, сами все увидите.

— Нескоро же это случится, — промолвила Каравайз. — Если мы вообще найдем выход из этого лабиринта.

— Надо надеяться на лучшее, — заверил ее Деврас. — Гроно говорит, что может вывести нас к офелу, с помощью которого архипатриарх Грижни попал сюда.

— Попробую, если ваша светлость в состоянии выдержать этот переход.

— Почему бы мне не быть в состоянии? — холодно спросила Каравайз.

— Вы… вы неважно выглядите, — ответил за Гроно Деврас.

— Не беспокойтесь, я чувствую себя нормально и с радостью покину это место. — Говорила она, как всегда, тихо и спокойно, но в голосе ее звучали стальные нотки. — Нам незачем здесь оставаться, разве только Рэйту захочется захватить с собой дневники Фал-Грижни.

— Я думал об этом, — слабо улыбнулся Уэйт-Базеф. — И даже чуть было не поддался искушению. Но я чародей лантийского ордена Избранных, а не вор. Великому Террзу Фал-Грижни не понравилось бы, если б кто-то завладел его записями, и уж чего мне вовсе не хочется, так это чтобы он являлся мне в ночных кошмарах. Нет, перечить королю демонов я не стану.

— В таком случае не стоит медлить. — С этими словами Каравайз повернулась и быстро пошла по коридору, словно ей не терпелось уйти подальше от этого помещения.

Воздержавшись от дальнейших расспросов, остальные поспешили за ней.

Гроно пошел впереди. Память не подвела старого камердинера. Друзья переходили из одного коридора в другой, мимо безмолвных пещер, в которых и там и тут лежали неподвижные белые тела оцепеневших вардрулов; вдоль светящихся галерей, огибая выступы и поминутно поворачивая то направо, то налево. Путь был долгим и утомительным, но в конце концов привел их в комнату Белых Туннелей.

Комната была именно такой, как описывал Гроно, — маленькой, невзрачной, с единственным украшением в виде множества отшлифованных до блеска шестиугольных плит, вмонтированных в каменный пол. В центре ее лежали трое застывших вардрулов — Фтриллжнр Држ, младшая матриарх Змадрк и Дфжнрл Галлр, окоченевшие и потухшие. Деврас, желая заглушить вновь пробуждающиеся угрызения совести, спросил:

— Отчего их так много, Рэйт? Все эти плиты — части офелу или же они задуманы как камуфляж… или, может, красоты ради?

— Надо взглянуть. — Уэйт-Базеф внимательно осмотрел плиты, обратив особое внимание на знаки, выбитые на окаймлявшем каждую из них каменном бордюре. Перешагнув через тела вардрулов, он склонился над самым миниатюрным из шестиугольников. — Удовлетворенно хмыкнув, чародей повернулся к своим спутникам.

— Насколько могу судить, любая из этих плит доставит нас… куда-нибудь. Надписи соответствуют упрощенному варианту древней тайнописи Избранных. Ничуть не сомневаюсь, что изготовлены плиты при помощи магии, но пользоваться ими могут не только чародеи. Очевидно, в действие офелу приводит элементарное произнесение выгравированного на камне заклинания. Создатель этих штуковин наверняка обладал недюжинными способностями, но сработаны они грубовато. Впрочем, они практичны и более чем просты в обращении. Но вот чего я вам не скажу, так куда этот офелу нас занесет. На каждой плите имеется знак, обозначающий место назначения. Для вардрулов прочесть его не составило бы труда. Для меня — увы. Так что если мы решимся отправиться в путь, то вслепую.

— Не привыкать, — буркнул Гроно.

— В противном случае нам ведь придется идти пешком, верно? — спросил Деврас. — Вряд ли мы вынырнем на дне озера или в кратере вулкана.

— Конечно нет. Но можем очутиться Бог знает в какой глуши, далеко от дома и людей, — задумался чародей. Но тут же решительно отмел все сомнения: — На мой взгляд, рискнуть все же стоит. От магии проку сейчас никакого, да и вы смертельно устали. Где-то в этих пещерах бродят живые и опасные вардрулы. Встреча с ними нам ничего хорошего не сулит.

— Тогда не будем медлить, — сказал Деврас.

Гроно безропотно подчинился решению большинства, Каравайз, судя по ее крайне усталому, даже апатичному виду, было все равно.

— Которая, Рэйт? — спросил Деврас. — Если у кого и есть чутье на такие вещи, то уж точно у вас.

Уэйт-Базеф выбрал — может, наугад, может, нет — и, подождав, когда к нему присоединятся остальные, прочел заклинание, повторив его несколько раз. И вот их снова, как когда-то, настиг неистовый белый вихрь, завертел, закружил, подчинил своей вьюжно-мятущейся воле… и через несколько мгновений отпустил в неведомом месте.

Белое сменилось черным, как жизнь сменяется смертью.

Снова вокруг них царила непроглядная ночь, черная как Грижниева Тьма. Но это был не магический мрак: не ощущалось ни гнетущей тяжести, ни зловония. Воздух был спертым, затхлым, как в тесном замкнутом пространстве. Очень тесном и абсолютно безмолвном.

Деврас протянул руку и буквально в нескольких дюймах от лица наткнулся на неровную каменную преграду. Над головой, под ногами — камень. Справа и слева — каменная стена. Деврас стоял рядом с Уэйт-Базефом. За его спиной горестно вздохнул Гроно — единственный звук, нарушивший мертвую тишину. Какое-то время все молчали, шаря руками с всевозрастающей тревогой по глухим стенам, окружавшим их со всех сторон. Они оказались в каменном мешке, площадью примерно в три с половиной квадратных ярда.

Могила.

— Похоронены заживо, — прошептал Гроно, выразив всеобщее опасение.

Леденящий душу страх захлестнул путников — страх, перерастающий в панический ужас, который, казалось, вот-вот взорвет эту каменную западню, как огромный паровой котел. Деврас слышал биение собственного сердца, воздуху не хватало. Сколько времени пройдет, прежде чем…