Глесс-Валледж будто и не слышал доносившегося снизу шума ликования. Откинув голову и подняв к небу лицо, он говорил, и пока с губ срывались звучные слоги, незаметно нажал на педаль одного из своих механизмов. Послышалось ответное пение, словно магистру вторил хор призрачных голосов. Чистые, невыразимо печальные звуки вызвали у многих слезы на глазах. Эффект был потрясающим.

Только Избранные не поддались всеобщему восторгу. Премудрый Нем Килмо наблюдал за происходящим с поджатыми губами, сложив руки на груди. Преподобный Джайр Заннаджайр, не в силах скрыть отвращения к дешевому фарсу, отвернулся. Валледжу не было до них дела. Настал его звездный час.

Наконец, ощущая на себе восхищенные взгляды сотен глаз, он решился перейти к высшей магии, применив технику, которую он долго и упорно оттачивал.

Поведение Глесс-Валледжа изменилось. Оставив театральный драматизм, он перешел на лаконичные, сжатые действия и заклинания, свидетельствовавшие о его несомненном магическом таланте. Сконцентрировав все внимание и волю, он взялся за Тьму, дерзнув помериться силами с магией давно почившего чародея Террза Фал-Грижни. Сопротивление не замедлило дать о себе знать. Валледж почувствовал, как ядовитая Тьма давит на его мозг, пытается сокрушить волю. Это его не смутило — подобное противодействие Валледж испытывал в течение долгих месяцев, когда учился обуздывать черную магию Грижни. Этот момент и был решающим. Стоит преодолеть незримый барьер, и дело пойдет как по маслу. Посему Валледж собрал все силы, сосредоточившись на мощной внезапной атаке, призванной разрушить с ходу все препятствия. Тьма, с которой ему пришлось иметь Дело, подавляла своей безграничностью. Те крохотные язычки черноты, которые он с легкостью душил в своей мастерской, по сравнению с ней казались детскими забавами. И все же принцип оставался тем же. Валледж научился подавлять черноту из пробирки, а значит, он непременно добьется успеха и в противоборстве с вселенской Тьмой.

Балансируя на самой кромке магического всемогущества, он вроде бы почувствовал, как Тьма дрогнула и подалась назад. Об этом же свидетельствовало движение пламенной сетки, выгнувшейся по направлению от городской стены. Снизу поднялась новая волна ликования, и даже чародеи, позабыв про былой скепсис, смотрели во все глаза.

Да, она подалась, в этом он был уверен. Гигантская чернота слабела под натиском Ваксальта Глесс-Валледжа. Он почувствовал новый прилив сил. А потом внезапно все изменилось.

Его жалкие потуги словно сорвали маску с проклятия Террза Фал-Грижни, открыв под ней дьявольский оскал озлобившегося мага. Глесс-Валледж вдруг ощутил мощь, о существовании которой даже не догадывался. Наконец ему открылась истинная сущность проклятия, несущего гибель свету, и открытие это потрясло его до глубины души. Да, он впервые постиг природу враждебных сил и чудовищную наивность своих притязаний. Глесс-Валледж, магистр ордена Избранных и могущественнейший маг Ланти-Юма, был жалкой козявкой, абсолютным нулем по сравнению с этим проклятием. О контрнаступлении и даже обороне не могло быть и речи. Валледж чувствовал, что он раздавлен, сокрушен, играючи уничтожен. Слабый огонек его чар задул шквальный ветер темной, неведомой, почти первобытной магии. Пошатнувшись, он сжал виски, словно пытаясь уберечь себя от внутреннего взрыва, и не смог сдержать стона удивления и отчаяния.

Горожанам потребовалось несколько мгновений, чтобы понять: их защитник потерпел сокрушительное поражение. Об этом говорило хотя бы исчезновение возвышавшейся перед стеной, переливавшейся всеми цветами радуги сети. Светящиеся нити распутались, сжались и испарились. Ваксальт Глесс-Валледж, всемогущий магистр магов, тяжело упал на колени и, склонив поседевшую в единый миг голову, спрятал лицо в ладонях.

Возможно, оказанное сопротивление послужило Тьме своего рода стимулом, в этот самый момент она возобновила наступление. Стремительно и неудержимо она перевалила через крепостной вал. Валледж поднял голову и увидел накатывающуюся на него темень. Лицо его исказила гримаса ужаса и раскаяния, и тут он исчез из виду. Народ с воплями бросился бежать прочь. Но Тьма неотступно шла по пятам, спрятаться от нее было немыслимо. Она накрывала улицы и каналы, проглатывала особняки, памятники и сады. Дворцы и парки, лачуги и бараки, пекарни и таверны, баржи и венеризы — все исчезло в считанные мгновения. Черная волна докатилась до самого противоположного побережья, и все молились, чтобы на том все и завершилось.

Куда там. Через воды Трена она продвинулась до Жанетты — первого из Девяти Островов; от Линетты к Фанилю и дальше, от одного острова к Другому. Лантийцы бежали от нее на домбулисах, сенсиллах; бежали до самой Джеровы, последнего из островов. Дальше бежать было некуда: впереди простиралось бескрайнее море и они сгрудились на узкой полоске берега, видя стену накатывающегося мрака. За час не стало и Джеровы.

Был полдень, и где-то светило солнце. Где-то, но не в Ланти-Юме, похороненном заживо под ядовитой мглой, что чернее самой лютой ненависти.

Они не были одиноки. Непроглядную ночь населяли незримые существа, и Деврас частенько ощущал их присутствие. То затрещит под тяжестью грузного тела кустарник, то послышатся шаркающие шаги, то голоса, перешептывающиеся в черной пустоте. Неоднократно его слух ловил чьи-то рыдания. Тяжко было внимать горю невидимых страдальцев, и поначалу Деврас не находил себе покоя. Раз или два он даже пытался отыскать источник стенаний, но третья такая попытка едва не обернулась катастрофой. Это произошло в один из душных дней, а может, ночей, когда просочившийся сквозь зловонный воздух дождь окропил его лицо теплыми вязкими каплями, похожими на кровь. Деврас в одиночестве собирал грибы, соединенный магической нитью с Уэйт-Базефом. Через одну руку свешивалась металлическая петля ручки фонаря, найденного в том самом фермерском домике. Его естественный свет был куда приятнее токсичного излучения Базефовых бело-голубых камней. Фонарь облепили прозрачные мотыльки, сотнями слетавшиеся со всех сторон, огромные создания с похожими на крошечные бриллианты глазами, с мохнатыми усиками и крыльями, величиною с блюдце. Прильнув к стеклянным стенкам, они тут же умирали, и теплый свет, струившийся сквозь их зеленоватые тельца, приобретал перламутровый оттенок.

Деврас шел медленно, обшаривая взглядом землю в поисках сливающихся с темнотой грибов. Внезапно на него накатила дурнота. В глазах все поплыло, голова закружилась, тело покрылось испариной. Во рту появился привкус желчи. Узнать зловещие симптомы не составило труда. Настало время принять еще одну таблетку Уэйт-Базефа. Чудодейственные пилюли как рукой снимали недомогание. Впрочем, Деврас не мог не заметить, что периоды бодрости становились все короче. Для поддержания нормального состояния требовалось все больше таблеток, но и они не могли исцелить угнетенный дух. Искусственно вызванное ощущение здоровья не могло избавить от подавленности, страха и отчаяния. Более того, запас таблеток вскоре иссякнет, и тогда… а что тогда?

Лучше об этом не думать.

Он разжевал и проглотил таблетку, испытав уже привычный взрыв противоречивых вкусовых ощущений. Слабость тут же прошла. Юноша стоял, не двигаясь и тяжело дыша, наблюдая за тем, как черный мир приходит в нормальное состояние. Звон в ушах сменился обезьяньим верещанием, перемежающимся поскуливанием и стонами. Деврас громко окликнул невидимых соседей и, подняв повыше фонарь, посигналил. Верещание в тот же миг стихло. Кругом царило черное безмолвие. Он снова поднял фонарь и повторил призыв. Темнота заколыхалась, зашуршала.

Мгновение спустя в круг впрыгнула группка кряжистых кривоногих существ, метнувшихся к фонарю. Деврас увидел вокруг себя темные плоские, заросшие волосами Лица с глубоко посаженными глазами-угольками, мощные торсы, с которых свисала заплетенная тонкими косичками длинная черная шерсть. Его схватили, швырнули на землю. Двое уперлись коленями ему в грудь, третий обшарил карманы, четвертый вырвал из рук фонарь. От удивления и неожиданности Деврас не оказал никакого сопротивления. В карманах ничего не оказалось, и раздосадованные грабители, издав парочку воплей горестного разочарования, попинали его босыми ногами и скрылись во мраке, прихватив фонарь. Деврас остался один-одинешенек в кромешной тьме. Какое-то время он просто лежал, чувствуя, как душная мгла наваливается на него, придавливает к земле своей неимоверной тяжестью. Его сковал леденящий душу страх. Но тут он вспомнил о привязанном к кисте шнурке, и дышать стало гораздо легче: ведь где-то неподалеку его ждали друзья! Он вовсе не заблудился, не пропал и скоро вернется к ним. Поднявшись на ноги, Деврас ощупью пробрался обратно в лагерь, где был вынужден рассказать о подробностях пропажи фонаря. После этого случая путники утроили бдительность.