— Не только западная, — проорал ему в ответ Сергей. — Ты лучше свою Раечку вспомни. Она уже небось догола разделась.

— Не видишь ее?

— Да при таком освещении родную мать не узнаешь, и народу здесь несколько тысяч!

— Твою мать! — сокрушенно вздохнул Череп, безнадежно вглядываясь в ряды запрокинутых в экстазе лиц, распахнутые в крике рты, вздернутые вверх ритмично колышущиеся взад-вперед руки.

В нескольких рядах от представителей боровской мафии сидел облаченный в безупречный белоснежный костюм капитан Хирш. Не обращая внимания на беснующуюся публику, агент ФБР сохранял на лице непроницаемо хладнокровное выражение. Впрочем, ему это было нетрудно. С типичной для сотрудников секретных служб предусмотрительностью Джеймс прихватил на концерт разработанные в лабораториях ФБР антишумовые тампоны для ушей.

Были в зале и другие лица, не входящие в число поклонников Ирвина Келлера.

Расположившийся на галерке Дагоберто Савалас яростно сверкал очами из-под кустистых накладных бровей и, нервно теребя пальцами фальшивую бороду, вполголоса бормотал проклятия в адрес певца.

Колумбийцы и две бригады Китайчика, одна из которых сотрудничала с Черепом, а другая за ним следила, заняли места в партере.

Кейси Ньеппер, несмотря на титанические усилия, так и не удалось раздобыть билет в первый ряд, и рассерженной кинозвезде пришлось довольствоваться третьим. Ирвин на нее даже не взглянул, то ли не заметив Кейси, то ли принципиально не желая ее замечать, и это обстоятельство страшно раздражало актрису.

«Ничего, голубок, никуда ты от меня не денешься, — злорадно думала она. — Я — твоя судьба, а от судьбы, как известно, не уйти».

— Bay! Секс, наркотики, рок-н-ролл!!! — пытаясь привлечь внимание мужа, пронзительно крикнула Ньеппер и резким движением опустила вниз глубокое декольте облегающего вечернего платья, чешуйчатого и переливчатого, как змеиная кожа.

Щедро накачанные силиконом знаменитые груди звезды выпрыгнули из-под тесной материи, как истомленные неволей зверьки.

— А-ах, — судорожно выдохнул сидящий рядом с актрисой прыщавый семнадцатилетний юнец, не в силах отвести очумело-похотливого взора от возникшего перед ним чуда.

Рванув вниз «молнию» на штанах, он высвободил из ширинки вибрирующий от возбуждения член и принялся яростно онанировать, захлебываясь от мучительного экстаза.

— Мир ублюдков! — орал в микрофон Ирвин Келлер. — Эге-гей! Пойте вместе со мной!

— Мир ублюдков! О, йес! Мир поганых ублюдков! Они срут! Они мрут! Они жрут! Они жрут наши души! О, йес! Они нас раздирают на части! А ну-ка, громче! Я вас не слышу!

— Ублюдки, ублюдки, ублюдки, ублюдки, ублюдки!!! — исступленно скандировал зал.

Ирвин Келлер с неудовольствием отметил, что странная белогрудая индианка из первого ряда, запахнув на груди сари, поднялась со своего места и двинулась к выходу примерно за сорок минут до окончания концерта. Подобное пренебрежение к его выдающемуся таланту было не просто наглым и демонстративным — оно унижало и оскорбляло его, великого целителя Келлера.

С трудом удержавшись от искушения швырнуть в голову нахалки микрофон, певец выплеснул свое раздражение в весьма непристойной яростно-агрессивной жестикуляции.

Когда же вскоре после индианки на галерке поднялся похожий на еврея-ортодокса мужчина с окладистой черной бородой и тоже пошел к выходу, раздражение Ирвина достигло предела.

«Да как они смеют, ублюдки! — с ненавистью думал певец. — Что эти сволочи о себе вообразили? Что, интересно, они пытаются мне доказать? Следовало бы на моих концертах ввести законы военного времени. За попытку выйти из зала во время шоу — расстрел на месте. Расстрел на месте… Неплохое название для песни, а то и для диска…»

Раечке Лапиной безумно не хотелось уходить из зала. Живой Ирвин Келлер оказался даже лучше, чем на фотографиях и в видеоклипах. Как он пел! Как потрясающе двигался! Он такой мужественный, талантливый, красивый! И умный — он так верно подметил, что миром правят ублюдки.

Насколько Раечка себя помнила, ее всегда окружали ублюдки. Отец-алкоголик, скандальная, неврастеничная мать, друзья детства — уличная шпана, затем Самарин с его боровскими братками. Даже Соломон Абрамович Щечкин, директор банка «Никосия кредит», и тот, несмотря на его вкрадчивое и мягкое обхождение, бесспорно принадлежал к той же самой категории.

Единственным исключением, единственным настоящим мужчиной в отвратительно грязном и ублюдочном мире был ОН — Ирвин Келлер. Он был самым прекрасным, самым удивительным, самым гениальным, самым благородным… и так далее и тому подобное. Наплевать, что пресса жадно сплетничает о его пьяных дебошах, о связанных с его именем скандалах. Эти писаки и на ангела копмромат накопают, лишь бы повысить тираж своих жалких газетенок. Ирвин, творческая натура, он гений, а гению простительно все. Ну, может, и не все, но многое…

Итак, покидать концертный зал Раечке не хотелось, но у нее был план, который следовало немедленно воплотить в жизнь.

«Лишь бы все получилось!» — как заклинание, твердила про себя девушка.

«Ничего, после того как мы с Ирвином поженимся, я буду присутствовать на каждом его выступлении», — успокоила себя Рая.

Пока телохранители певца обеспечивали в «Сити-Холле» безопасность своего прыгающего по сцене VlPa, в припаркованном на охраняемой стоянке белоснежном лимузине Келлера томился от одиночества Стив Роберте, его шофер, крепкий белый парень, прошедший специальную подготовку на курсах телохранителей.

Оставить машину без присмотра Роберте не мог — несмотря на бдительность охраны гаража, фанаты Келлера время от времени ухитрялись проникнуть внутрь и запросто могли оставить на белой краске лимузина свой автограф, а то и прихватить в качестве сувенира какую-нибудь деталь.

Рая не стала тратить время на тщетные попытки проскочить мимо пары дежурящих в будке на въезде сотрудников гаража. Она просто подошла к ним и, объяснив, что мечтает хотя бы раз увидеть вблизи Ирвина Келлера, предложила каждому по тысяче долларов наличными лишь за то, чтобы они в течение нескольких секунд смотрели в другую сторону. Предложение охранникам понравилось, и они, прежде чем отвернуться, растолковали девушке, где именно стоит лимузин ее кумира.

Скучающий в машине Стив с любопытством воззрился на двигающуюся в его направлении индианку в пурпурно-золотистом сари и с красным кружочком на лбу.

Приблизившись к дверце водителя, восточная красавица деловито постучала в окошко тщательно нама-никюренным ноготком, после чего извлекла из расшитой бисером театральной сумочки толстую пачку стодолларовых банкнот и призывно помахала ею в воздухе.

Некоторое время в душе Робертса шла борьба, в итоге которой корысть победила, и он опустил стекло.

— Здесь десять тысяч долларов, — не утруждая себя ненужными лирическими отступлениями, проинформировала его индуска.

— И что? — усмехнулся шофер.

— Они будут твоими, если ты позволишь мне забраться в машину и спрятаться под сиденье.

— А ты поместишься? — усомнился Стив.

— Помещусь, — уверенно заявила Раечка и снова зазывно помахала пачкой перед его носом.

— А что потом?

— Ничего, — пожала плечами девушка. — Для твоего хозяина это будет приятный сюрприз.

Роберте усмехнулся. В отличие от Раи, он знал, что, взяв деньги, ничем не рискует. Келлер не желал новых проблем в Чикаго, и шеф службы безопасности в качестве дополнительной меры предосторожности посоветовал певцу оставить свой лимузин в качестве приманки для фанатов, а самому незаметно уехать с концерта на «Ягуаре» с затемненными стеклами.

Делиться этой информацией с индуской Стив не собирался. Раз эта дуреха готова выложить десять тысяч баксов за то, чтобы поваляться под сиденьем машины Келлера, он не будет возражать. Надо только на всякий случай убедиться, что эта бронзовая куколка не вооружена — народ сейчас странный пошел, — всякого можно ожидать.