— Где вы были вчера ночью от половины двенадцатого до половины первого? — спросил Юра.

— Там! — Бомж указал рукой в противоположном пруду направлении. — В лесу. М-медити-ровал. П-проще говоря, размышлял о бренности з-земной юдоли. Что есть наша жизнь? Не более чем мутный осадок на дне недопитой бутылки!

— Красиво говоришь, — оценил Гоша. — А свидетели у тебя есть?

— Есть, — кивнул Колян и неожиданно с размаху стукнул себя кулаком в грудь. — Бог мне свидетель. Ты че, мне не веришь?

— Я тебе верю, — вмешался Игорь. — Я знаю, что ты не убивал. Но ты был свидетелем убийства. Нам точно известно, что около полуночи ты прятался в кустах около пруда, как раз в то время, когда там был убит мужчина.

— Бредишь, начальник, — укоризненно покачал головой Колян. — Я к пруду и близко не подходил. Ты бы видел, сколько там лягушек! И все зеленые как черти. Меня от них выворачивает.

— А как ты объяснишь, что там обнаружены следы твоих кроссовок?

— Моих к-кроссовок? Каких еще кроссовок?

— Вот этих, — показал пальцем Игорь. — Тех самых, что у тебя на ногах;

Пьяница с любопытством посмотрел на свои ноги.

— К-кроссовки, — подтвердил он. — И совсем новые! Откуда у меня кроссовки?

— Интересный вопрос, — ухмыльнулся Юра. — Так откуда у тебя кроссовки?

— Вспомнил! — радостно хлопнул себя по лбу Колян. — Вспомнил, гражданин начальник! Я их сегодня ночью из помойки выудил. Жаль только, великоваты, не мой размер, но ничего. Я в них газетки натолкал.

Сняв с ноги кроссовку, он вытащил из носка скомканный обрывок газеты.

— Вот ведь козел! — возмущенно добавил Колян. — Народу опохмелиться нечем, а он такие шузы в помойку кидает! Совсем зажрались, буржуи.

— Ты видел, как кто-то выбросил эти кроссовки? — заволновался Гоша.

— Видел, как не видеть! Как тебя сейчас. Он у помойки под фонарем стоял. Буржуй придурочный. Только подумай — кроссовки снял, а под ними — туфли. Где это видано, чтобы поверх туфель еще и кроссовки надевать! Буржуй, он и есть буржуй! Ну ничего, мы им еще устроим пролетарскую революцию!

— Гениально! — щелкнул пальцами Игорь. — Убийца не рассчитывал, что Марине придет в голову следить за Егором и что подозрение падет на нее. Милиция стала бы искать мужчину, который носит обувь сорок пятого размера, а размер ноги убийцы был гораздо меньше. Ты уверен, что это был мужчина? — обратился он к Коляну.

— Может, и баба, — пожал плечами тот. — Нынче что мужики, что бабы одеваются одинаково. В темноте не различишь. На голове лыжная шапочка была. Я еще удивился: летом — и в вязаной шапке. Буржуй, он и есть буржуй. Я решил, что это был мужик, но вполне могла быть и баба.

— Тебе придется поехать с нами, — сказал Демарин. — Надо будет снять у тебя показания по всей форме.

— Не надо, — взмолился Колян. — П-плохо мне. Опохмелиться надо. Душа горит. Мне б хоть кружечку пива.

— Не беспокойся. По дороге заедем за пивом, — утешил бомжа Игорь.

— Мы уже осматривали квартиру матери Буданова, — сказал Юра Демарин. — Там не было ничего подозрительного. Теперь квартира опечатана, а ключи Буданова хранятся в сейфе, и получить их сейчас нет никакой возможности. Уже слишком поздно. Мать Буданова вернется с дачи завтра, так что завтра, в ее присутствии, можно будет осмотреть вещи Егора еще раз. Вламываться среди ночи в квартиру, которую мы к тому же уже осмотрели в присутствии понятых, не только бессмысленно, но и незаконно.

— Подумаешь, незаконно! — пожал плечами Гоша. — А давать взятки эксперту, чтобы он вне очереди занялся кроссовками Коляна, — это, по-твоему, законно?

— Это совсем другое дело, — возразил Юра. — К тому же это не взятки, а материальные стимулы. Чтобы механизм работал, его необходимо периодически смазывать.

— Я не хочу осматривать квартиру матери Буданова при посторонних, — сказал Игорь.

— Это еще почему? — насторожился Юра. — Что ты рассчитываешь там найти?

— Пока не знаю, но мне не хотелось бы, чтобы то, что мы найдем, получило официальную огласку. Вам придется пообещать мне, что, если нам удастся что-то раскопать, мы воспользуемся полученной информацией только для раскрытия убийства и больше никто об этом не узнает.

— Не выйдет, — покачал головой Демарин. — Если тебе известно что-то, что может помочь ходу следствия, ты не имеешь права скрывать эту информацию от сотрудников милиции.

— Какую информацию? — притворно удивился Филимонов.

— Кончай изображать умника, — разозлился Юра.

— А ты кончай изображать из себя крутого полицейского, — вмешался Гоша. — В конце концов, мы занимаемся убийствами. Если в ходе расследования всплывет что-нибудь, не относящееся к нашей компетенции, нам вовсе не обязательно нестись сломя голову и докладывать об этом в соответствующий отдел. Без Игоря мы не вышли бы на Коляна. Он помогает нам с делом Вермеева. Так почему бы и нам не пойти на компромисс? Сам-то ты даешь взятки!

— Материальные стимулы, — упрямо поправил Демарин.

— Если тебе так нравится, можешь называть взятки материальными стимулами, — пожал плечами Крестовоздвиженский. — Ну так как?

— Ладно, — недовольно поморщился Юра. — Договорились. Без согласия Игоря я не придам огласке факты, не имеющие непосредственного отношения к убийству.

— Рад это слышать, — улыбнулся Игорь. — Убийцу надо искать среди людей, заинтересованных в смерти Егора. Думаю, что их наберется немало. Похоже, что он занимался шантажом.

— Шантажом? — удивленно вскинул брови Гоша. — А кого именно он шантажировал?

— В частности, мою сестру, — вздохнул Игорь. — Не забывайте, вы пообещали, что, если я вам все расскажу, у Марины не будет неприятностей.

— Если только она не убийца, — напомнил Юра.

— Так вот. Галерея “Экстази” — не обычная художественная галерея. На самом деле ее скорее можно назвать художественным борделем.

— Бордель — слишком слабое слово для определения того, что там выставлено, — заметил Гоша. — А слово “художественный” в сочетании с “Экстази” звучит вообще неуместно.

— Я сказал “бордель” в прямом, а не в переносном смысле. Вы обратили внимание на цены картин? Ниже тысячи долларов там даже эскиз не купишь. Все дело в том, что картины в “Экстази” продаются вместе с художниками. Благодаря рекламе в журнале “Bay!” и усилиям Марины ее салон при галерее стал одним из самых престижных мест Москвы. Художники с каждым днем становятся все более знаменитыми, и неудивительно, что многие “новые русские” жаждут приобщиться к искусству несколько специфичным образом, чтобы потом хвастаться перед друзьями: “Представляешь, вчера я отодрал саму Селену Далилову. Вот это штучка, скажу тебе! Она входит в десятку самых высокооплачиваемых художников России. А как она делает минет!” — и так далее.

— Селена Далилова — это автор “Мастурбатора, еще более великого”? — страдальчески сморщившись, уточнил Гоша.

Игорь кивнул.

— Половина выручки от продажи картин идет художнику, половина — Марине. В документах о продаже Марина указывает сумму в десять раз меньшую, чтобы избежать налогов. Егор требовал от моей сестры деньги, угрожая в случае отказа донести на нее.

— В таком случае у нее был очень серьезный мотив, чтобы избавиться от него, — заметил Демарин.

— Если у тебя есть деньги, нет необходимости убивать кого-либо своими собственными руками да еще оставлять на месте преступления пятидесятидолларовый чулок от Диора. Марина же не дура.

— Согласно версии Коляна, человек, выбросивший кроссовки в мусорный бак, сел в импортный автомобиль и уехал, — сказал Гоша. — Наверняка это был убийца. Вполне возможно, что Егор его тоже шантажировал. Хотя наш бомж не разобрал, какой марки была машина, но похоже, что не из дешевых. Чулок могли подбросить специально, чтобы запутать следствие.

— А кого еще шантажировал Егор? — спросил Юра.

— Он мог шантажировать многих. Я был близко знаком с художниками, выставляющимися в галерее, и, насколько понял из обрывков разговоров, Егор перетрахал не только весь женский контингент, но и значительную часть мужского. При этом он выведывал у своих любовниц имена покупателей картин и подробности о том, как они вели себя в постели. Кроме того, на втором этаже галереи были оборудованы комнаты, в которых женатые клиенты могли остаться с художниками наедине. Нельзя исключить возможность, что Егор незаметно фотографировал их, накапливая компрометирующие материалы. Пока Марина давала ему деньги, он не испытывал необходимости прибегать к шантажу, но как только источник иссяк, он сделал свою первую попытку — и просчитался.