– Пока не высохнут моря, – прошептала Эме. Лицо ее чудно светилось в маленьком сердцеобразном окошке.
Они поцеловались, потом торжественно спустились с возвышения и, не поднимая глаз, прошли мимо вереницы ожидающих парочек.
– Деннис, а что значит «веселотворных много дней»?
– Никогда не задумывался. Наверно, что-нибудь вроде того, как бывает под Новый год в Шотландии.
– А что бывает?
– Блюют на мостовой в Глазго.
– А-а…
– Знаешь, как эти стихи кончаются? «Теперь мы под гору бредем, не разнимая рук, дойдем и ляжем там вдвоем, Джон Андерсон, мой друг».
– Деннис, почему все стихи, которые ты знаешь, такие грубые? А еще хочешь стать пастором.
– Пастором Свободной церкви. Впрочем, в подобных вопросах мне ближе анабаптисты. Так или иначе, для тех, кто уже обручился, все этично.
Помолчав немного, Эме сказала:
– Я должна написать обо всем мистеру Джойбою… и… еще кое-кому.
Она написала в ту же ночь. Письма ее были доставлены утренней почтой. Мистер Хлам сказал:
– Пошлите ей наше обычное поздравительное письмо с пожеланиями и наставлениями.
– Но она выходит не за того, мистер Хлам.
– Эту сторону вопроса обойдите молчанием.
В пяти милях от редакции Эме сдернула простыню со своего первого утреннего трупа. Он поступил от мистера Джойбоя, и на лице его было выражение такого безысходного горя, что сердце у нее болезненно сжалось.
Глава 8
Мистер Хлам опоздал на работу. Он жестоко страдал с похмелья.
– Опять письмо от красотки Танатогенос, – сказал мистер Хлам. – А я-то уж думал, что мы отделались от этой дамочки.
«Дорогой Гуру Брамин!
Три недели назад я писала Вам, что все уладилось, что я приняла решение и счастлива, но я все равно несчастна и в некотором смысле даже несчастнее, чем раньше. Иногда мой английский дружок бывает со мной очень нежен и пишет стихи, но часто он требует от меня неэтичных вещей, а когда я говорю, что нет, мы должны подождать, он ведет себя очень цинично. Я начинаю даже сомневаться, получится ли у нас когда-нибудь настоящая Американская Семья. Он говорит, что собирается стать пастором. Я уже писала Вам, что у меня прогрессивные взгляды и я не верю ни в какую религию, но мне кажется, что нельзя же к религии относиться цинично, потому что она приносит многим людям большое счастье, и ведь не все могут быть прогрессивными на этой ступени Эволюции. Он пока еще не стал пастором, он говорит, что должен сначала закончить одно дело, которое он обещал одному человеку, но не говорит, что за дело, и я даже иногда думаю, что это что-нибудь нехорошее, раз он так скрывает.
Теперь о моем продвижении по службе. Мне были предложены Великие Возможности улучшить мое положение, но об этом больше ничего не слышно. Глава нашего отдела – тот джентльмен, о котором я Вам уже писала, он еще помогает своей матери по хозяйству, и вот теперь, после того как я дала обет и обручилась со своим английским дружком и написала обо всем этому джентльмену, он со мной не разговаривает даже на служебные темы, как с другими девушками в отделе. А учреждение, где мы работаем, должно приносить людям Счастье – это одно из главных наших правил, и этот джентльмен для всех Пример, но он очень несчастлив, а ведь цель нашего учреждения совсем другая. Иногда даже кажется, как будто он недобрый, а раньше этого никогда не казалось, нисколько. А мой жених только и знает, что зло смеется над именем этого джентльмена. Еще меня тревожит, что мой жених так интересуется моей работой. Я не хочу сказать, что мужчина совсем не должен интересоваться работой своей девушки, но он уж слишком интересуется. Я просто хочу сказать, что в каждом деле есть такие технические подробности, про которые, наверно, людям не хотелось бы, чтобы говорили после работы, а он как раз про это все время и спрашивает…»
– Женщины всегда так, – сказал мистер Хлам. – Для них просто нож острый упустить хоть одного мужчину.
На своем рабочем столе Эме часто находила послания от Денниса. Если накануне вечером они расставались недовольные друг другом, Деннис, прежде чем отправиться спать, переписывал какое-нибудь стихотворение, а по пути на работу завозил его в покойницкую. Эти послания, написанные его красивым почерком, должны были заменить ей исчезнувшие улыбки. Незабвенные, подобно самому мастеру, глядели теперь на нее с горестным укором.
В то утро по пути на работу Эме вспомнила, как яростно препирались они с Деннисом накануне, но, придя, снова обнаружила на своем столе стихи. Она стала читать, и сердце ее вновь открылось навстречу возлюбленному.
Эме, красота твоя –
Никейский челн дней отдаленных…
[16]Мистер Джойбой в костюме, без халата, прошел через косметическую к выходу. На лице его застыло скорбное выражение. Эме улыбнулась ему смущенно и виновато; неловко кивнув, он прошел мимо, и тогда, повинуясь внезапному порыву, она написала в верхней части страницы, над стихами: «Попытайтесь понять меня. Эме», потом проскользнула в бальзамировочную и почтительно положила листок со стихами на сердце трупа, вверенного заботам мистера Джойбоя.
Мистер Джойбой вернулся через час. Эме слышала, как он вошел к себе, слышала, как он включил краны. Встретились они только за обедом.
– Эта штука со стихами, – сказал он, – симпатично придумано.
– Их написал мой жених
– Тот англичанин, с которым я видел вас во вторник?
– Да, он очень знаменитый поэт в Англии. – Ах, вот как? Не помню, чтобы мне доводилось когда-нибудь видеть английских поэтов. А чем он еще занимается?
– Учится на пастора.
– Вот как. Послушайте, Эме, если у вас есть еще какие-нибудь его стихи, я бы с удовольствием взглянул.
– О, мистер Джойбой, я и не знала, что вы человек поэтический.
– Когда у тебя горе и разочарование, становишься даже где-то поэтическим.
– У меня очень много его стихов. Я их тут и храню.
– Мне, правда, хотелось бы прочитать их внимательно. Как раз вчера я ужинал в «Клубе ножа и вилки», и там меня познакомили с одним литератором из Пасадены. Я бы хотел показать ему эти стихи. Может быть, он смог бы помочь вашему другу.
– О, мистер Джойбой, это так благородно с вашей стороны. – Она запнулась. Они впервые заговорили с самого дня ее обручения. Благородство этого человека потрясло ее. – Надеюсь, миссис Джойбой здорова? – спросила она несмело.
– Сегодня у мамули тяжелый день. У нее трагедия. Вы помните Самбо, ее попугая?
– Конечно.
– Он скончался. Он, конечно, уже был где-то староват, лет сто, если не больше, и все же смерть была неожиданной. Миссис Джойбой, конечно, переживает.
– Ах, мне так жаль.
– Да, она очень переживает. Никогда не видел ее в таком подавленном состоянии. Сегодня я все утро хлопотал о погребении. Потому я и отлучался. Ездил в «Угодья лучшего мира». Похороны в среду. Вот я и подумают, мисс Танатогенос: у мамули не так уж много знакомых в этом штате. И ей бы, конечно, было очень приятно, если бы на похоронах присутствовал кто-нибудь из друзей. Он был такой общительный, этот Самбо, когда был помоложе. Помню, на Востоке он больше всех радовался, когда бывали гости. Даже обидно, что никто не придет отдать ему последний долг.
– Ах, что вы, мистер Джойбой, я бы с радостью пришла.
– Правда, мисс Танатогенос? Это будет очень, очень симпатично с вашей стороны.
Так Эме появилась в конце концов в «Угодьях лучшего мира».
Глава 9
Эме Танатогенос изъяснялась на языке Лос-Анджелеса; скудная меблировка ее интеллекта, о которую обдирал себе коленки пришелец из Европы, была приобретена в местной школе и университете; Эме представала перед миром одетой и надушенной в соответствии с велениями рекламы; и мозг, и тело ее едва ли можно было отличить от других изделий стандартизированного производства, но дух – о, дух ее витал в других краях, и искать его нужно было не здесь, в пропитанных мускусом садах западной оконечности земли, но в чистом воздухе горного рассвета, на подоблачных перевалах Эллады. Притоны и фруктовые лавочки, древние темные промыслы (скупка краденого и сводничество), словно пуповиной независимо от воли Эме связывали ее с горными высями, где обитали ее предки. Она росла, становилась старше, и тот единственный язык, которым она владела, все меньше способен был выразить потребности ее созревающего духа; факты, засорявшие ее память, теряли свою значимость; в фигуре, которую отражало зеркало, ей было труднее узнавать себя. Эме удалялась в возвышенные и священные места обитания.
