— Дешево, — встрял Богдан. — Надо хоть по бутылке за одну тонну горючего…

— Там увидим, — помрачнел Болт. — Еще дойти надо.

— Это точно, — кивнул команданте, с явным беспокойством поглядывая на небо.

— Не налетят, — сказал Болт, подумав, будто Васку озабочен воздушной обстановкой. — Мне говорили, что азеведовцы ночью не летают. Оборудование для ночных полетов испортилось, а на новое денег нет.

— Правильно говорили. Я не Володи боюсь. По-моему, дождь будет.

— «Кажется, дождь собирается…» — голосом поросенка Пятачка пропищал Гребешок.

— Не смешно, — строго сказал Луиш. — Если польет, когда мы в той речке будем — плакать придется. Полный писдейш может быть!

Неизвестно, до всех ли его заявление дошло сразу, но до Тарана — с ходу. Если ливанет в горах по-здешнему, по-тропически, то все эти высохшие речки, по которым так удобно ездить, пока они сухие, разом превратятся в клокочущий ад, плюющийся во все стороны булыжниками и щебенкой, несущий в себе валунчики вроде тех, что с автомобиль «Ока», и вывороченные с корнем деревья.

Бронетранспортер точно корыто потащит в этой стремнине, корежа и сминая в лепешку его легкую броню, превращая экипаж и десант в мясо костный фарш…

— А с чего ты взял, что дождь будет? — спросил Болт, поглядывая на небо. — Луна чистая, облаков не видать…

— Рана в ноге ноет. Ангольская, я туда добровольцем ездил. Под Бенгелой снайпер достал. Осенью семьдесят пятого.

— Ни хрена себе! — подивился Болт. — Это ж сколько тебе дет было?

— Двадцать было. А сейчас сорок шесть Но рана как барометр.

— Ну, рана — это еще неизвестно… — неопределенно заметил Болт. — Облака должны быть… Так просто, из ничего, дождь не польет.

— Часа через четыре, — команданте, морщась, помассировал себе бедро, — будут тебе облака. С океана нанесет. Для циклона 250 километров — фигня.

— Ну и что делать? — задумчиво спросил Болт. — Вертаться?

— Ехать будем быстрее, вот что, — ответил команданте. — Точнее, идти…

Между тем бронеплавсредство тихо и мирно пересекло озеро, вновь переключилось на гусеничный ход и, скрежеща гусеницами по гальке, выкатило в устье той самой пересохшей речки без названия, по которой должны были ехать «до упора».

— Едем два часа, отпускаем БТР и идем пехом, — объявил Болт решение командования.

— А обратно? — скромно спросил Агафон.

— Там видно будет. Если площадка подвернется, то Федю вызовем. Придется ему два ящика мацапуры простить, — хмыкнул Болт.

Тарану это обещание показалось очень сомнительным. УКВ-рациями в здешних горушках и за 5 км ни с кем не свяжешься. Даже рация БТР отсюда, из ущелья, вряд ли достала бы хотя бы до штаба 2-й алмейдовской армии. А уж до столицы, где паркуется Федя со своей «летающей телегой», за 250 верст и вовсе не докричаться.

Тем не менее народ или поверил, или сделал вид, что поверил. Хотя Таран сомневался, чтоб такие матерые ребята, как Богдан или Агафон, ни фига в таких делах не соображали…

Пока Таран ломал над этим голову, поездка кончилась. Не проехав и километра вверх по сухой речке, БТР встал. Ущелье было загромождено высоченной грудой валунов.

— Е-мое! — озабоченно пробормотал Васку Луиш.

— Ну вот и уперлись, — хмыкнул Болт. — Сгружаемся! — Хреново, — заметил команданте. — Позавчера мои бойцы говорили, что она на десять километров проходима. А дождя в эти два дня не было.

— Может, твои бойцы от балды сбрехнули?

— Я таких не держу, — обиженно буркнул Васька.

— Ладно. Отпускаем БТР?

— А что еще сделать можно?

— Много чего можно… — хмыкнул Болт. — Богдан! Как на счет того, чтоб это разобрать?

Богдан вылез из машины, глянул, оценил размеры груды ц сказал:

— Четырьмя ГВЭПами при чередовании режимов «Д-о» снесем за десять минут. Но машинки крепко помотаем, процентов сорок ресурса здесь оставим…

— Они тебе очень нужны, эти сорок процентов?

— Командир, вы в шахматы играете?

— Бывает от скуки, а что?

— А то, что в дебюте ферзями лучше не ходить.

— Понял. Взвод — к машине! Луза, дорогой! «АГС» — твой, дождался, братан, своей нагрузки.

Лишившийся «АТС» БТР стал задом пятиться обратно к озеру. Васку Луиш дал командиру машины какие-то ЦУ на родном языке, а потом вернулся к Болту.

— Надо выходить вон туда, — посоветовал он, — на карниз. Дальше будет плато, а потом маленький перевал. Срежем десять поворотов реки сразу. И почти точно выходим к началу тропы на высоту 347. Часа полтора сэкономим.

— Понимаешь, камараду, — пробухтел Болт с некоторым смущением. — У меня, конечно, ребята подготовленные, но все же в корпусе «Эдельвейс» не служили. Так что об экономии времени мы с тобой будем говорить тогда, когда влезем на карниз. А это метров 70-75 все-таки… Тем более в ночное время.

— Правильно, — согласился Васька, — лучше сказать «гоп», когда уже перепрыгнул… Тем более что, кроме завала, нам могли еще и растяжек понаставить.

— Вот это уже совсем херово будет, — покачал головой Болт, если так, то этот завал не просто подстраховка. Тогда получается, что нас ждут с этой стороны. И, скорее всего, на том перевале чике, что за плато. Если толково укрепят — все там останемся — Может, вернем БТР — и обратно за озеро? — предложил Луиш. — Пока нас отсюда дождем не смыло?

— Нет, — проворчал Болт и пропел:

— «Возвращаться дурная примета!»

Аванте, камараду, аванте!

Лида Еремина находилась примерно в 70 километрах по прямо от этого места. Она проводила эту ночь в гораздо более комфортных условиях, чем товарищи бойцы и командиры, забравшиеся в каньон пересохшей речки и собиравшиеся среди ночи через завал и взбираться на карниз высотой 75 метров. л Нет, у Лиды все было куда культурней и уютней. Из сырого полвала ее еще трое суток назад перевели в домик, оборудованный по-европейски. Как ни смешно, но это заведение называлось вполне по-русски: фазендой. Правда, русским слово «фазенда» стало только после просмотра населением страны бразильского сериала «Рабыня Изаура», когда «фазендами» стали называть шестисоточные участки. В здешней стране «фазендами» именовали землевладения размером с небольшой колхоз. Само собой, что после того, как португальские фазендейро отсюда слиняли, а советские люди» приехали сюда делиться передовым опытом — например, как кофе или какао выращивать! — фазенды и превратились в колхозы. Их тут по-разному называли: и «фазенда популар», и «фазенда коммунал», и «фазенда нашионал» — но суть особо не менялась.

Как ни странно, после того как началась гражданская война, никто особо не стремился разогнать эти самые «колхозы» и учредить фермерские хозяйства, а уж тем более — вернуть имения беглым португальцам. Последние прекрасно понимали, что у них есть все шансы остаться без штанов по второму разу, и возвращаться не собирались, а местные ребята предпочитали с таким опасным делом, как фермерство, не связываться. Тем более что общинное землевладение всем было понятно и привычно. посеял, собрал, отдал начальству сколько положено, на прокорм защитников родного племени — и живи спокойно.

Весь этот оазис цивилизации принадлежал генералу Азеведу, и сторожила его примерно рота отборных бойцов, вместе с которыми несли службу здоровенные псины, предки которых в свое время специально дрессировались для поиска беглых рабов и жалости к чужим людям не знали абсолютно.

Сам генерал сейчас находился на подступах к столице, где бои шли, как говорят, уже на самой окраине. А фазенда служила для временного размещения весьма солидных заложников. Конечно, Лида к числу этих заложников не принадлежала. Просто Роберт подсадил ее к семейству Климковых в качестве осведомительницы. Точнее сказать, Климковых привезли туда» где Лида уже находилась.

Когда Роберт третьего дня говорил с Лидой о сотрудничестве, то имел в виду не только то, что она будет подслушивать все, о чем будут беседовать Климковы. В конце концов, для этого у Роберта имелись «жучки», которые контролировали не только содержание разговоров пленников, но и искренность осведомительницы. Правда, на то, чтоб расставить видеокамеры во всех помещениях, где содержались заложники, Роберт поскупился Поэтому вполне возможно было найти укромный уголок и обменяться записками. Лиде, которая, согласно легенде, уже не' сколько дней содержалась на фазенде, было приказано показав новоприбывшим такое место, которое якобы не просматривается, где можно было писать эти самые записки. На самом деле именно там стояла замаскированная камера, с помощью которой можно было читать записки, написанные самым мелким почерком.