«Может быть, Олега взять за пуговицу? – не приняв предложения завязать беседу, продолжил я вычисление возможных информаторов.

Олег, второй Верин приятель, бывший морской офицер, капитан-лейтенант по званию, занимался торговлей импортной косметикой и был заморским фруктом. То есть то ли буддистом, то ли кришнаитом. Не пил, не курил, мяса не ел и не по-нашему молился. В его доме была сплошная Индия (или Тибет, бог его разберет), то есть ни грамма мебели. В первый свой приход к нам (не к Вере, а уже к нам), он, сел к Вере на диван и принялся поглаживать ей спинку (и не только спинку), чем немало меня, провинциала, удивил. Придя в себя, я устроил небольшую разборку, в ходе которой выяснилось, что эти движения всего-навсего были тибетско-массажными и что вообще религия, оглушившая капитан-лейтенанта, напрочь отрицает секс. В течение следующих встреч, я пытался с ним заговорить, но каждый раз он отвечал не по теме. Или непонимающим взглядом.

«Этот тоже ничего не скажет, – вздохнул я, поморщившись. – Да и под каким соусом я к нему подвалю? К кришнаиту? То есть к психу на русской почве? Харя Кришны, харя Кришны. Тьфу!

– Смотрите, идет! – толкнула меня в бок соседка, увидев возвращающуюся медсестру. – Если повезет, через пятнадцать-двадцать минут мы с вами пойдем.

– Как здорово, – ответил я механически и вновь окунулся в свои мысли: «Может быть, у супругов Ворончихиных поинтересоваться?»

…У Дмитрия Ворончихина, ответственного секретаря литературного кружка, тяжелый взгляд исподлобья и нездоровые зубы, а у Ларисы, его пухленькой и симпатичной жены, зубы волчьи, то есть выдаются вперед. Я пытался несколько раз с ними заговорить, но каждый раз они отвечали мне ничего не значащими фразами.

Нет, и Ворончихины ничего не скажут, – решил я. – Тем более, что Дмитрий всегда смотрит на меня как на сукиного сына, которого предпочла Вера.

– Не проспите, – тронула мое плечо общительная соседка. – Сейчас я захожу, за мной – вы.

– Спасибо, – натянуто улыбнулся я и немедленно вернулся к своим мыслям.

…Еще приходили к нам несколько розовощеких молодых людей. Явно растительного происхождения. В основном они сидели и радостно улыбались. Или говорили о чем-то несущественном. Точнее шелестели листвой. Их я отверг сразу. Не скажут… А может, Маргариту с мужем поспрашивать?

…Маргарита. Умненькая, красивая, открытая… Спелый персик. Преуспевающий юрист. Один из немногих «моих» людей в кружке… Мне всегда приятно на нее смотреть. И она меня выделяет. На междусобойчиках старается сесть рядом. И ходит следом. «Преследует», не обращая ни на кого внимания. Вера всегда наблюдает за нами с саркастической улыбкой… Муж Маргариты, Викеша – один из растительных молодых людей. Милый, худенький, молчаливый. Листвой не шелестит, наверное, из хвойных.

Нет, Маргарита ничего не расскажет. И муженек ее тоже. А Леша?

…Приятный парень, этот Леша. Улыбчивый, простой, симпатично так лысеющий. Трогательно любящий стареющих родителей. Мы бы подружились, но слишком уж он уравновешен. Нормальный мужик. То есть нормализован классно. И настоящий интеллигент. Доцент. Танцует полонезы в дворянском собрании. Обхаживает там княгиню. Если он и заметил что-нибудь необычное в Верином поведении, все равно не скажет. Потому что неблагородно. Или потому что одним лыком шит?

Да… Инородный я элемент в их кругу… Инородный… Или просто они не хотят допускать меня да чего-то отнюдь нелитературного? Не хотят открыть мне объединяющую их тайну? Вполне возможно…

Кто там еще у нас остался? Остались Марина с Алевтиной. Марина ничего не скажет о подруге. А вот Алевтина… Одинокая, подслеповатая, несчастная… Ее можно расколоть. Напеть о том, что разочаровался в Вере… Что нуждаюсь в простой женщине, которая бы заботилась и прощала… И она клюнет. Продаст подругу с потрохами....

Как же я, подлый, сразу о ней не подумал!?

Так… Она работает на компьютерных курсах, ее Вера вместо себя устроила, после того, как попала в Экономическую школу. Кончает ровно в пять… На нее можно у «Балчуга» «наткнуться»… Сейчас половина пятого… Как раз успею… Вот только бы заставить себя смотреть с интересом… Надо пропустить сто грамм для храбрости… Вернее, для нарушения резкости в глазах. Обязательно надо.

…Кавалер драный. А денег у тебя сколько? Сто двадцать рублей с копейками. В кафе, даже завалящем, не посидишь. Не тащить же ее в чебуречную а-ля-фуршет?

Придется к ней ехать. Слава богу, в Королеве живет. На одну станцию ближе меня.

А если в постель потащит? Признаюсь, что менструации третий день. Ха-ха. Или сошлюсь на свое провинциальное происхождение. Скажу, что у нас в Моршанске не принято с первого раза в постель ложиться…

Не поверит. Сама из Ташкента.

Во! Эврика! Напьюсь якобы в стельку! И ее напою.

Опасно. У нее что-то с печенью. Помрет еще на манишке…

Ну ладно, все это вопросы тактические. Решим их на марше».

– Ваша очередь, – потряс мое плечо мужчина, сидевший справа.

Я встал, вошел в кабинет отбора крови и, усевшись на стул, протянул медсестре руку. И забыл обо всем на свете: чего я в жизни боюсь, так это неотвратимого укола стальным перышком.

«Наткнулся» я на Алевтину натурально. Она сама меня окликнула. Я сказал, что иду из ИГЕМа, института, в аспирантуре которого когда-то учился. Мне удалось придать глазам стойкое задумчиво-несчастное выражение, и Алевтина предложила ехать домой вместе. В электричке мы молчали, натянуто улыбаясь друг другу. Я купил ей мороженого. После Мытищ объекту интереса стало «плохо» – заболела печень, и мне «пришлось» выходить в Подлипках и провожать его домой под ручку.

Квартирка Алевтины оказалась довольно уютной. Ковры на полу и на стенах, удобная мебель, красивые шторы. На серванте – фигурки из черного дерева; на подоконнике, в углу, на стенах – цветы и вьющаяся зелень.

Пока я все это разглядывал, хозяйка глотала таблетки и куда-то звонила с кухни. Долго звонила, так долго, что мне пришлось крикнуть ей из прихожей: «Пока, Алевтина, мне пора!». Через десять секунд после предупреждения она стояла передо мной и говорила, что несколько месяцев назад у нее совершенно случайно завалялась бутылка водки.

– Если хочешь, могу ее с собой взять, – пожал я плечами. – У меня не заржавеет.

– Мне тоже хочется выпить… Клин клином вышибают, – замучено улыбаясь, ответила Алевтина. И, повязав передник с аппликацией, изображающей большую зрелую тыкву, засуетилась: сварила сосисок с макаронными финтифлюшками, развинтила бутылку кристалловской водки, нарезала колбаски копченой, мяску всякого, ветчины. И села напротив меня, развалившегося на диване, в кресло. Выпив рюмочку за здоровье хозяйки, я обстоятельно закусил, выпил еще и, откинувшись на спинку, сказал проникновенно:

– Хорошо тут у тебя… – и, заметив, что хозяйка квартиры раздумывает, не пересесть ли ко мне под бочок, выпил еще для приведения чувств в нейтральное положение.

– Тебя Вера не потеряет? – спросила Алевтина, исподволь решив прозондировать мое настроение.

– Она поздно приходит… – вздохнул я, делая вид, что опьянел. – В половине девятого или даже в девять. Домой не торопится… Я в пять прибегаю, не терпится с Наташкой пообщаться… Да и тещу хочется пораньше домой отпустить.

– Любишь дочку… – завистливо протянула собеседница.

– Да, очень. С характером у меня девочка, умненькая. С двух лет острить начала. Однажды поднялась с горшка и кричит: «Папа, иди попу вытирать!». Подошел, смотрю – чисто. И спрашиваю удивленно: «Что же ты говоришь, что покакала? В горшке нет ничего? А она отвечает: «Нет, есть! Гляди внимательнее, там же маленький какашкин детеныш лежит!

Алевтина натянуто заулыбалась, и я продолжил ее охмурять:

– Знаешь, как дочка родилась, я холоднее стал к Вере относиться… Наверное, из-за того, что однолюб… А вообще у нас семья неперспективная. Знаешь, я удивляюсь… Столько кругом хорошего в жизни – люди красивые и замечательные, музыка удивительная, природа прекрасная, стихи великолепные… А вот хороших семей в природе практически не бывает. Я, по крайней мере, не встречал. Нет, есть, конечно, приличные семьи, в которых вроде бы все в порядке. Но приглядишься и понимаешь, что во многих из них просто сор из избы, вернее из голов своих не выбрасывают, просто культурно живут, без печали о несбывшемся, без дурацких надежд, без битья посуды и хлопанья дверьми… Мне кажется, что семья для нынешних времен, сооружение весьма сомнительное…