– Этот? Старшина хузарских купцов. Кадыром звать. Знатного рода. Видишь – глаза светлые?

Тут он пустился в объяснения, что, мол, бывают хузаре черные и белые. И вот белые – и есть настоящие хузаре. Все, как один, отменные всадники и стрелки, а черные – те из коренных степняков. Белые – те персидского рода, их сейчас мало осталось, но власть держат.

Сашка слушал, а сам исподволь разглядывал Кадыра, и тот ему активно не нравился. Стоял хузарин на торгу нагло, как у себя дома, а взгляд, которым он на Сигурни смотрел… «Хорошо – Хаген не видит, – подумал Савинов. – Ведь зарубит же!» Кадыр смотрел хищно, как на пойманную зверюшку, с темным вожделением в глазах. Можно было подумать, что он подсчитывает прибыль, которую получит от хорошей сделки. «Нет, поганая твоя рожа, не по зубам тебе эта девица!» В этот миг хузарин почуял направленный на него взгляд, и они встретились глазами. Хузарин презрительно ощерился, но, заметив рядом бритую голову Храбра, прогнал усмешку, и лицо его приобрело задумчивое выражение. Он снова осмотрел Сашку с ног до головы и наконец заметил длинную рукоять меча у его пояса, до того скрытую рукавом. Глаза его округлились, словно он узнал меч, и Кадыр, сделав вид, что его отвлекли, скрылся в толпе.

Они пошли дальше, задержавшись на некоторое время у рядов, где торговали готовым платьем. Сашка купил себе роскошную льняную рубаху, что называется, «на выход», с вышитым по вороту, подолу и рукавам бирюзовым геометрическим орнаментом, также пару штанов и несколько рубах попроще. Заплатил, сколько сказал Храбр, и попросил прислать покупки в гридницу князя на свое имя. Купец важно покивал, приглашая заходить еще. Сигурни с Хагеном остались выбирать платья, а побратимы двинулись дальше. Храбр на ходу посвящал Савинова в таинства соотношений арабских дирхемов и русской гривны и, прицениваясь к разным товарам, сообщал ему цены, разницу между ними на разных торжищах, как-то: цареградском, киевском, новогородском, ростовском и других. Он оказался настоящим кладезем знаний в этом вопросе, и Сашка в шутку прошелся по поводу того, что, мол, Мстиславичу надо бы в купцы податься. Храбр рассмеялся:

– Эх, Олекса! Такое каждый воин, а вождь тем паче, – знать должен, иначе как ты оценишь да разделишь добычу? Как наделишь дружину? Да и купец – тот всегда воин, взять хоть того же Кадыра… Так что мотай на ус, благо тот уже отрос у тебя!

Упоминание о скользком хузарине Сашку покоробило, но он понимал, что побратим прав – надо мотать на ус. В этот момент они как раз подошли к месту, где смуглые соплеменники Кадыра торговали лошадьми. Сашка пошел вдоль привязанных к длинной коновязи скакунов, охлопывая, оглаживая, заглядывая в зубы понравившимся жеребцам. Наконец остановился возле одного широкогрудого вороного, со светлой гривой, заплетенной в мелкую косичку. Храбр с интересом смотрел, как Олекса лезет под брюхо, осматривает копыта, отходит в сторону, окидывая коня быстрым взглядом, снова возвращается. Худой, жилистый хузарин, распознав опытного наездника, все же попытался начать обычный купеческий обряд расхваливания товара. Но Сашка оборвал его на полуслове, спросив: «Сколько?» Хузарин недовольно поморщился – мол, и поторговаться не хочешь.

– Двадцать гривен.

Храбр изумленно охнул:

– Эй, хозяин! Мы ведь не табун покупаем!

Тот сердито обернулся:

– Этот жеребец быстрее степной птицы! Мой брат сам его объезжал, а он – лучший наездник в степи! Ты посмотри на его шею, вождь! А спина! Твой друг разбирается в лошадях – не даст обмануть! Этому коню цены нет!

– Ну, предположим, цена есть, – сказал Сашка. – Иначе ты бы его не продавал. Я дам десять гривен.

Хузарин схватился за голову:

– Ограбить хочешь! Да за десять гривен ты купишь только комолую клячу, больную сапом!

Храбр подошел к Савинову, шепотом сказал:

– Зачем сразу десять назначил? За эту цену его можно было бы купить! А теперь меньше пятнадцати не договоришься!

Сашка дернул плечом: «Сам знаю!» – и перешел в наступление. Они ругались с хузарином битый час. Наконец он сбил цену до двенадцати гривен и потребовал, чтобы ему дали опробовать коня. Юркий смуглый подручный мигом приволок седло, но Сашка только презрительно усмехнулся:

– Это пока не нужно. Чему он обучен?

– Всему, что нужно воину, такому как ты. Ты не коня покупаешь, а приобретаешь друга! Я же сказал – мой брат лучший наездник во всей степи.

Савинов кивнул и взялся за повод. Через несколько минут езды он понял, что жеребец действительно превосходный, а еще чуть погодя, что хузарин прав – он, Сашка, хочет его ограбить. Конь действительно был превосходный, рысь – не тряская, шаг ровный, словно выверенный сантиметром. Управлять им можно было одними ногами, оставив руки для боя. Они промчались вокруг торга, как ветер. Мощное тело коня работало словно совершенный механизм. Савинов слился с ним в одно существо, слыша удары могучего сердца. Ему даже показалось на миг, что жеребец тоже доволен им и ему приятно нести хорошего всадника. Захотелось тут же развернуть его к городским воротам и помчаться во весь опор, куда глаза глядят, впивая всем своим двуединым существом мощь набегающего пространства.

Он насилу сдержался и повернул к коновязи. Подъехал, соскочил наземь, обнял могучую конскую шею. Сердце радостно колотилось, как если бы Савинов только что совершил полет на новом истребителе. Ощущения были настолько схожими, что он на миг потерялся во времени.

Хузарин одобрительно крякнул и сунул ему в ладонь ломоть подсоленного хлеба. Сашка скормил лакомство коню. Тот тихонько ржанул и мягко толкнул его мордой в плечо. Спасибо, мол. Храбр, молча наблюдавший все это, встрепенулся:

– Как зовут его?

Хузарин едва открыл рот, как Сашка перебил его:

– Ворон! Его зовут Ворон!!!

Купец с изумлением и ужасом уставился на Савинова:

– Ты, наверное, колдун или маг! Это действительно его имя, хотя по-нашему оно звучит иначе!

– Если тебе хочется, можешь так думать, – Сашка пожал плечами. – Держи деньги. Здесь пятнадцать гривен… Да, да – сговорились за дюжину, но ты был прав – он прекрасен! Даже лучше, чем я думал. За это – надбавлю.

Хузарин совершенно остолбенел, но купеческая жилка все же взяла свое.

– Ну, тогда… даю в придачу всю сбрую! Задаром! Для такого знатока – не жаль.

Савинов улыбнулся:

– По рукам!

Ударили по рукам. Купец передал ему в руки повод, подручный снова приволок седло. Хузарин никак не мог прийти в себя. Непонятный варяг, явно хорошо разбиравшийся в лошадях, сначала сбил цену, а потом, когда купец уже смирился с потерей части барыша – «Виданное ли дело получить с продажи такого коня всего четыре гривны!» – вдруг добавил денег! И добро бы просто добавил! Он радовался как ребенок, словно получил даром не седло, а самого коня!

Распрощались как старые друзья. Напоследок хузарин спросил, можно ли ему узнать, как зовут человека, который купил у него вороного. Савинов с хитрой усмешкой посмотрел на Храбра и ответил:

– Александром Медведковичем зовут, – и пошел прочь, ведя вороного в поводу. Побратим некоторое время шел молча, а потом, когда они отошли подальше, не выдержал и захохотал во все горло. Сашка недоуменно взглянул на него. Тот силился что-то сказать, но не мог. Из глаз его текли слезы. Наконец он выдавил:

– Ты… А я… А он… – и снова зашелся смехом. Они дошли уже почти до ворот детинца, когда Храбр, отсмеявшись, продолжил более внятно: – Веришь ли, но на моих глазах впервые хузарского продавца коней так раздели при всем честном народе. Он был прав – ты его ограбил как тать! А я-то поучал тебя, как торговаться надо! Кому расскажу из наших – помрут со смеху! Будет басня «Про то, как Медведко хузарского купца на торгу раздел». Нет это ж видеть надо было!

– Не пойму – что такого случилось? Ты же сам сказал, что я могу купить его за десять…

– Да я тебя подзуживал! Жеребец уж очень хорош, но двенадцать – была и вправду красная цена.

– Ну и где ж я его надул, не пойму что-то. То раздел, а то, выходит, переплатил.