— Остальные — тридцать плетей перед строем каждому! — Делаю паузу, во время которой ничего не происходит. — Не слышу!

— Есть, — вяло отвечают двое бойцов.

— Именно так, — брезгливо бросаю я. — А теперь демонстрируйте своих пленников!

Дети понуро плетутся вперед, а я иду за ними и думаю о том, что, кроме наказаний, бывают еще и поощрения… Проклятый Ромус! Как я его в такие моменты ненавижу! Ведь напиши этот дегенерат устав как следует — и ничего бы подобного просто не могло произойти! Мне очень хочется его убить. Прямо сейчас: бросить все, рвануть в Столицу, найти мерзавца и пристрелить. Пристрелить из того самого «вальтера», который сейчас болтается у меня под правой рукой. Знаю, что это неосуществимо, но помечтать-то мне никто не запрещает.

Ночные гости лежат на полу в тесной каптерке, связанные по рукам и ногам. Сразу видно, что вязали их неумело, зато на совесть. А количество синяков на их физиономиях говорит о том, что мои бойцы еще и здорово поорудовали руками и ногами. Да, хороших детей воспитываем, нечего сказать. Что же дальше-то будет?

Как только мы входим в помещение, со стула, стоящего у двери, порывается вскочить паренек. Это, должно быть, тот самый укушенный Ляус. Не до него сейчас. С этим будем разбираться позже. Делаю ему жест рукой (садись, мол) и принимаюсь с интересом разглядывать наших ночных пленников. Первое впечатление оказалось правильным: «воспитывали» их мои бойцы здорово. А нечего лазать, где не просят, по ночам! И морда была бы целее, и сами бы живы остались… Может быть. Потому что с такой глупостью, как у этих двоих, все равно долго прожить нельзя.

Прекрасно. Теперь все это дело сводится к тривиальной задаче: узнать, за каким чертом они к нам полезли, кто еще в курсе их похождений и, наконец, что они тут искали. Исходя из полученных мной сейчас ответов, они или умрут прямо сейчас, или через непродолжительное время. То самое время, которое мне потребуется для того, чтобы найти всех связанных с этим ночным вторжением. На самом деле всех… Я, похоже, зверею. Плохо. Очень плохо. Если не удастся успокоиться, хладнокровно все оценить и взвесить — могу что-то и пропустить. Что-то важное, которое на первый взгляд может показаться мелочью. А потом придется очень долго расхлебывать последствия этой «мелочи». Или недолго, но болезненно: в подвале местного СБ. А этого хотелось бы избежать. Значит — за дело.

— Седус! Вынимай кляп изо рта у этого урода! — Я брезгливо показываю на великовозрастного балбеса, являющегося сыном бывшего главы нашей «взрослой» антипрезидентской организации. — Хочу послушать, что он мне скажет.

Второй сопляк что-то мычит. Может быть, понимает, что уже практически стал покойником. Плевать я на это хотел! В конце концов никто их сюда не звал, а что бывает с чрезмерно любопытными, помнить никому не мешает. Особенно если этот кто-то решил засунуть свой нос в мои дела, Не люблю я этого! Очень не люблю. А теперь начинается шоу под названием «дай мне правильный ответ». Поощрения в этом шоу не предусмотрено, зато предусмотрено некоторое количество наказаний. Наказания следуют за неправильные ответы. Или за кажущиеся таковыми. Сами виноваты: я их в это шоу не приглашал.

— Я тебя убью, щенок! — брызжа слюной, визгливым голосом выкрикивает несостоявшийся диверсант.

Так, значит, разговаривать молодой человек еще не научился. И правил, похоже, не понимает. Ударить сейчас или потом? Очень не хочется с ним возиться. Лень мне после бессонной ночи это делать.

— Дорогуша, а как ты себе это представляешь? — интересуюсь я.

— Что? Да я тебя…

Понятно. Нормального языка не понимает в силу общей умственной отсталости, головой думать не намерен, значит, придется применить некоторое воздействие. Весьма грубое, кстати. Несильно размахиваюсь и бью придурка ногой по ребрам. Кроссовка — это не армейский ботинок, но, похоже, клиент понял, что шутить с ним не собираются. Взвыл и с ненавистью уставился на меня. Молча. Уже прогресс.

— А теперь объясни мне, мил-человек, какого черта ты здесь сейчас делаешь?

— Вызывай полицию. Им объясню.

А он ведь не понимает, во что влип! Да, похоже, идиотизм в этом конкретном случае передался по наследству. Клиника.

— Полицию? — издевательски улыбаюсь. — Зачем же полицию? Им до нас дела нету, а нам до них. Так что будем разбираться своими силами. Значит, мне вопрос повторять надо? Или сам ответишь?

Молчит и смотрит в сторону. В героя-подпольщика решил поиграть? Или папин приказ выполняет? Хорошо, в бирюльки играть закончили.

— Ты, сученыш, сейчас будешь исповедоваться, — говорю я, извлекая из кобуры пистолет. — И делать ты это будешь искренне, как и положено на исповеди. Я буду тебе задавать вопросы, ты будешь на них вежливо и правдиво отвечать. Если какой-то ответ мне не понравится — я прострелю тебе колено. Потом — второе. Далее я прострелю тебе правый локоть, затем — левый. После этого у тебя не останется интересных суставов, и я прострелю тебе голову. Продолжения ты уже не увидишь, но оно будет — я займусь твоим приятелем. С ним схема будет та же самая. Так что, если у тебя не возникает желания испытывать подобные прелести на своей шкуре, ты мне прямо сейчас расскажешь, что ты здесь делаешь и зачем? Приступим?

Еще один взгляд, полный ненависти, и плевок в мою сторону. Я, кажется, предупредил недвусмысленно и прямым текстом. Кроме того, я пообещал за подобные действия наказать. А раз пообещал — надо выполнять. В конце концов он должен понять, что я не шучу.

Хлопок пистолетного выстрела в замкнутом пространстве прозвучал просто оглушительно, в помещении завоняло горелым порохом, и в ту же секунду заорал мой подопечный — ранение в колено очень болезненное.

— Теперь ты готов говорить? — интересуюсь я.

— Сука ты! Сука!

— Придурок, не заставляй меня стрелять во второе колено! — рявкаю я. — Что ты здесь делаешь? Говори быстро!

— Я… Мы… — До него, похоже, начало доходить.

— Ну!

— Нам просто хотелось посмотреть, чем тут малолетки занимаются. Мы ничего такого…

Ну и что мне с этим делать? Два варианта: или врет, или нет. Пятьдесят на пятьдесят… Прямо как в идиотском анекдоте: какова вероятность встретить динозавра на улице Столицы? Пятьдесят на пятьдесят: либо встретишь, либо нет. Да, голова у меня что-то сегодня варит откровенно плохо. Можно, конечно, прострелить придурку второе колено, но толку от этого не будет. Это даже не забавно — глупо. А что это у нас второй пациент так судорожно дергается? Может, с ним будет поговорить интереснее?

— Седус! — гаркаю я. Мальчишка, похоже, поражен увиденным, но ему хватает секунды, чтобы прийти в чувство.

— Так точно, господин командор!

Какое, ко всем чертям, точно? Нет, господа хорошие, Ромуса я все-таки убью. Или покалечу, если не дадут убить.

— Вынь кляп из пасти у второго болвана! Ему поговорить со мной припекло.

Седус как-то бочком приближается ко второму пленнику и при этом все время косится на пистолет в моей руке. Правильно, между прочем, косится! Сам ведь проштрафился, а я могу относительно плетей и передумать… Вот что надо сделать — так это узнать имя маленького мерзавца, который подбил эту братию на поход за пивом. Узнать, запомнить и на досуге решить, что же с ним, собственно, делать. Но это потом. А сейчас меня очень интересует, что мне скажет второй придурок, позволивший себе удовольствие забраться в мои владения.

— Отпустите нас! Мы ничего не хотели! Мы…

Седус осмелел и коротко бьет пленника в лицо. Удар хороший, а может, дураку до этого сломали нос, но кровь у него начинает хлестать сразу же.

— Достаточно, — не торопясь говорю я Седусу, прицеливающемуся ударить еще раз и уже обращаясь к связанному нарушителю спокойствия. — Так какого черта вас сюда понесло среди ночи?

— Нам по приколу посмотреть было! Правда! Мы все поняли! Мы больше не будем! Отпустите нас! Пожалуйста! Мы…

— Заткнуться! И прекрати скулить, как баба. — Как же я не люблю таких мужиков, которые сперва напакостят, а потом начинают плакаться в жилетку и ныть, что больше не будут. Не знаю, как у кого, но у меня они вызывают только отвращение. Думаю, что не только у меня.