Приподняв «очки», Хуан убедился, что от фонарика Уильяма толку мало: уже в десяти футах все исчезало в жемчужно-белом тумане. Но жирные буквы на табличке были хорошо видны.

Уильям захихикал и чуть не потерял точку опоры.

– Как тебе? Старомодная надпись, предел того, чего мы добиваемся от контекстных ярлычков. Пассивно, информативно и точно отражает, что у вас впереди.

– Конечно. А можно, я наведусь на него, раскрою и пойму, что имеется в виду?

Уильям потушил свой фонарик:

– Подозреваю, это означает, что ущелье дальше сужается.

О чем мы уже знали из карт Мири. В путевом указателе это выглядело как долина сто футов в поперечнике. Она становилась уже и уже, пока расстояние между стен не сократилось до десяти футов. И отсюда…

– Здесь еще разбросай, – Мири указала прямо вниз.

– С'час.

«Катышков» оставалось еще немало. Он аккуратно бросил шесть в указанном направлении. Минуту они стояли молча, наблюдая диагностику сети: по приблизительной оценке, одна из «крошек» оказалась на двадцать пять, а то и тридцать футов ниже остальных. Почти у самого дна ущелья. Хуан перевел дыхание.

– Так ты собираешься, наконец, сказать нам, что конкретно мы ищем, Мири?

– Конкретно – не знаю.

– Но людей из UCSD[151] ты видела именно здесь?

– Кое-кого – здесь, но в основном – южнее долины.

– О господи, Мири. Так ты привела нас сюда вместо них?

– Послушай! Я не собираюсь секретничать! Когда я оккупировала Дель-Мар-Хейтс, мне удалось разглядеть холмы над этим каньоном в туристский телескоп. Через неделю после того, как парни из UCSD уехали, растительность в парке стала какой-то другой. Заметнее всего это в нашей долине. Дальше, по ночам летучие мыши и совы вначале стали более активны, чем раньше, а потом их активность резко упала. И сегодня ночью мы заметили несколько туннелей в скалах.

– Это все, Мириам? – загадочным тоном осведомился Уильям.

Девочка не вспылила – скорее, смутилась.

– Ну… это только сама ситуация. За поездками в парк в январе стояли Феретти и Восс. Один занимается комплексной этологией; второй – протеомикой, причем творит там что-то безумное. Их обоих вызвали в Сан-Диего совершенно внезапно, вроде как в качестве научных консультантов для муви-съемок. И я уверена… почти уверена, что оба консультируют «Foxwarner».

Хуан вздохнул. Не больше того, что она говорила вначале. Может быть, самая большая проблема Мири не в том, что она строит из себя начальника… а в том, что она уж слишком верит в успешность своего проекта. Хуан фыркнул.

– И ты решила, что если мы хорошенько пошарим под кустиками, то непременно обнаружим вещественные доказательства?

Хотя – почему бы и нет.

– Да, решила! Кто-то должен поймать их первым. С нашими зондами и – да-да! – «навозными шариками» Берти мы мимо не пройдем. Моя версия: «Foxwarner» хочет переплюнуть «Спилберг-Роулинг» с их прошлогодними чудищами из магмы. Это будет что-то маленькое – и такое, во что все поверят. Если у тебя в консультантах Феретти и Восс – спорю, это будет что-нибудь на тему побега из лаборатории биологов.

И лучшего места действия, чем Сан-Диего, не найдешь.

Новую порцию «катышков» Хуан разбросал совсем неподалеку. Теперь сеть разрослась и напоминала о себе яркими, как алмазы, виртуальными вспышками – сверху и снизу. Воистину, каждый был крошечным «глазком», а вся сеть – двадцатиглазым существом, которое наблюдало за каньоном. Разрешение картинок оставляло желать лучшего, но в целом массив информации оказался слишком велик, чтобы разом загрузить его в одежду. Приходилось тщательно отбирать точки обзора.

– Ладно, – сказал Хуан. – Давайте сядем и понаблюдаем.

Однако Уильям остался стоять и пристально смотрел куда-то вверх. Может быть, у него какие-то проблемы с видео, которые Хуан ему сбрасывал? Тогда сейчас перед ним все как в тумане.

– Чувствуете, гарью пахнет? – внезапно спросил Уильям.

– Что-то горит? – Хуан почувствовал острый укол тревоги и потянул носом, ловя запах сырого воздуха. – Может быть.

А может быть, это какие-нибудь ночные цветы. Никогда не поймешь, чем пахнет и пахнет ли вообще.

– Я тоже чувствую, Уильям, – сказала Мири. – Но, думаю, сейчас еще слишком сыро, чтобы чего-то опасаться.

– К тому же, – подхватил Хуан, – если огонь близко… У нас есть «очки», и мы увидим горячий воздух.

Может, кто-то просто развел костер на пляже.

Уильям пожал плечами и снова принюхался к воздуху.

Да, у Болвануса есть одно сверхчувство… и то совершенно бесполезное.

Через минуту Уильям уселся рядом с ребятами, но, похоже, совершенно не обращал внимания на картинки, которые Хуан ему посылал. Он полез в свою сумку и вытащил упаковку из-под посылки. Да, вот это ему и в самом деле интересно.

Он мягко согнул пластик, затем пристроил коробку к себе на колени. Несмотря на все предостережения Мири, Болванус явно хотел вернуть ему форму. Вот он прижал центр упаковки, словно приготовился нанести точный удар… И тут рука снова задрожала, и все пришлось начинать сначала.

Хуан отвернулся. Господи, как сидеть жестко… Ихолодно.

Он снова облокотился на скалу и прокрутил картинки, которые он получал от хлебных крошек. Как все безрадостно… Но они сидели тихо, не разговаривая… а вокруг раздавались звуки. Может быть, насекомые? А слабое ровное биение, похожее на пульс, которое доносится откуда-то издалека? Машины? Может быть. Потом он понял, что это гул океанского прибоя, приглушенный туманом и рассеянный в зигзагах каньона. Да, здесь и в самом деле тихо.

Внезапно рядом что-то хлопнуло. Хуан обернулся. Уильям! Болванус приноровился и еще раз ударил по упаковке. Теперь она уже не выглядела куском мятого пластика… а на месте предупреждающего ярлычка горел маленький зеленый огонек.

– Ты ее выправил, Уильям, – сказала Мири.

Уильям усмехнулся.

– Ха! Каждый день, с каждым шагом я меняюсь к лучшему, – он на секунду смолк, и его плечи слегка поникли. – Ну, во всяком случае, меняюсь.

Хуан посмотрел в щель между стенами каньона над головой. Похоже, места достаточно.

– Поставь ее на землю, Уильям. И она улетит в Джамул.

– Ну нет, – возразил Уильям, запихивая коробку обратно в мешок.

Хорошо, что коробка холодная. Радуйся, Уильям.

Они сидели, слушая прибой, смотрели «муви от хлебных катышков». Иногда на картинках что-нибудь происходило – например, мелькали какие-то пятна, которые могли быть ночными бабочками. Но один раз появилось нечто более достойное: ребята увидели ярко светящуюся морду, а ниже – туманные очертания лапы.

– Уверена, это лиса, – сказала Мири. – Но картинка пришла сверху. Нас больше интересуют те, что со дна.

– Согласен.

Внизу все было совсем скучно. Возможно, ее разговоры про киношников – это просто треп. Хуан уделял новостям кино куда меньше внимания, чем большинство людей… и сейчас ему было просто не с чем сравнить. Проклятье! По дороге в парк он успел набрать из сети кучу всякой чепухи… и почти никаких киношных сплетен.

– Эй, смотри: змея, – сказала Мири.

Картинка поступала с «катышка», который приземлился на куст, растущий в нескольких дюймах от дна каньона. Это была очень хорошая точка обзора, но никакой змеи Хуан не увидел. Только сосновую шишку и рядом с ней – какие-то волнистые линии на темном песке.

– А… Она дохлая, – в инфракрасном диапазоне луча тело едва можно было разглядеть – только из-за изменений в текстуре. – А может, вообще сброшенная кожа.

«Вокруг нее следы», сказала Мири. «Думаю, это мышиные следы».

Хуан прогнал изображение через несколько программ и вытащил полдюжины хороших отпечатков. В память были подгружены картинки по исследованию дикой природы. Он смотрел на них, трансформируя и коррелируя.

– Следы мышиные, только это не сумчатая мышь и не белоногий хомячок. Слишком большие, и пальцы расположены под другим углом.