– Мне жаль было узнать о твоем отце, Боб, – сказал Сэм через некоторое время. Майор умер почти шесть месяцев назад.

– Почему? – удивился я. – Разве он не выкачивал из тебя все, что только можно?

Сэм вспыхнул и взглянул на меня пораженно. Он лихорадочно пытался что-нибудь придумать для перемены темы.

– Вскоре думаю поохотиться на енотов, Сэм, – выручил я его. – Что, если как-нибудь вечером я зайду и мы поищем внизу за домом?

– Ну, это было бы здорово! В любой вечер, только предупреди заранее.

Я поблагодарил его за предоставленную возможность пострелять и вернулся к машине.

Внизу, у подножия холма, пришлось с треском преодолевать разъехавшиеся доски маленького мостика через ручей. Но мысль о скорой встрече с Ли и Мэри делала утро превосходным, и я улыбался. Никто не мог сравниться с Ли. Может быть, он был необузданным, но это свойственно молодости, и со временем он наверняка остепенится. Смешно, но когда я думал о некоторых его поступках, мне казалось, что он мой младший брат. На самом же деле он старше меня почти на четыре года. Он всегда вел себя как старший брат и все же гораздо чаще, чем я, попадал во всякие неприятности. Он служил хорошим буфером в моих отношениях с Майором. И если бы не Ли, я покинул бы дом значительно раньше. Это не значит, что он сражался за меня, с Майором я вел свою собственную войну. Просто Ли прекрасно знал, как вести себя с людьми. Знал, что обаянием, но никак не упрямством, можно добиться многого. А неприятности, в которые он попадал, были всегда эффектными. В семнадцать лет он сбежал из дома с замужней женщиной…

Было около десяти часов, когда я медленно поднимался вверх по Южной улице, направляясь к площади. Как обычно, в пятницу город тих и площадь почти пуста. Зато завтра здесь будет полно “фордов”, припаркованных крыло к крылу. И фермеры со своими женами будут толпиться на тротуарах и сновать из магазина в магазин. Сейчас же город, казалось, дремал под ярким синим небом, впитывая солнечное тепло.

Я притормозил у стоянки, где Южная улица переходит в площадь, и взглянул на старое здание городского суда, красное, пыльное и уродливое. Высоко под богато украшенными карнизами кружили ласточки и воробьи, и все стены здания были покрыты белыми пятнами птичьего помета.

Обогнув площадь справа, я свернул на улицу Северного вяза. Здесь деревья почти смыкались над улицей, образуя тоннель, а все дома представляли собой памятники старины. Лужайки перед ними были большими и ухоженными.

Через восемь домов я свернул с улицы налево, на покрытую гравием дорожку, которая вела к центру здания. Почти все прочие дома вдоль улицы стояли близко к тротуару на небольших участках. Они были построены здесь значительно позже старого дома Крейна. Дом возвышался в дальнем углу, образованном двумя склонами, такой же большой, как городские дома. Перед ним росли два огромных дуба, отделяя дом от тротуара.

Это был один из самых уродливых домов, который только можно было себе представить. Построенный примерно в 1910 году, он был разукрашен как имбирный пряник: орнамент из завитушек и прочие отвратительные декоративные детали того времени. Последнему слою побелки сейчас около шести лет, и она местами растрескалась. Мой дед, широко признанный мастер едкого юмора и при этом всеми уважаемый человек, называл его не иначе как “архитектурный выкидыш”. Дом построил Майор, будучи еще молодым.

В день новоселья, как рассказывают, он спросил моего деда, что тот думает о гостиной. “Не знаю почему, сын, – ответил старик, – но мне все время кажется: вот-вот войдет мадам и скажет, что девочки спустятся через минуту”.

Выйдя из машины, я направился по дорожке между большими дубами к дому, на душе у меня было тепло. Удивительно, почему, когда я рос, подобные ощущения никогда не связывались у меня с этим зданием?

Я постучал большим медным молотком в дверь, и через минуту появилась девушка-негритянка.

– Миссис Крейн дома? – спросил я. – Скажи ей, что у меня ордер на обыск.

Глаза ее расширились, сверкнув белками, и она удалилась по темному коридору. Я вошел; здесь мало что изменилось. Около вешалки для шляп висело все то же мутное старое зеркало. Скамейка на широкой подставке, соломенная дорожка на полу.

Из гостиной в конце коридора раздался стук острых каблучков и показалась хозяйка дома.

– Привет, Мэри!

Она быстро шла по холлу ко мне своей грациозной походкой, которую я так хорошо помнил. И очарование ее рыжеватых волос снова согрело мне душу.

Я никогда, кажется, не был влюблен в Мэри. Скорее, я всегда гордился тем, что она мой друг и я ей нравлюсь.

Она подошла ко мне вплотную, и я взял ее за обе руки.

– Ну здравствуй, большой конек! – сказала она. – Только не наступи на меня!

– Я рад видеть тебя, Мэри!

– А ты разве не поцелуешь меня? – требовательно спросила она. – Не стой как столб и не ухмыляйся.

Я слегка коснулся губами ее щеки и прочел насмешку в холодных зеленых глазах, оказавшихся так близко от моих.

– Ну хорошо, – сказала она. – Давно пора поставить меня на место. Домашняя хозяйка средних лет.

В свои двадцать три года она была замужем за Ли чуть менее года.

– Ты здорово выглядишь! – заметил я. – Как дела?

– Все хорошо, Боб. Пойдем на кухню, расскажешь о себе. Роз только что сварила кофе.

Пройдя через гостиную, где в большом камине горел огонь, мы вошли в кухню и сели за стол.

– Черт возьми, Боб, я рада тебя видеть! Как жаль, что ты упустил Ли. Он только что ушел и будет через час или два. Как ты? На этот раз ты вернулся домой насовсем?

– Да.

– Я рада, что ты закончил колледж. Но мне никогда не нравилось, как ты уехал.

Я отхлебнул кофе и отломил кусочек пирога, который поставила на стол Роз.

– Почему? Мне это понравилось. Она откинулась, посмотрела на меня и вздохнула, слегка покачав головой:

– Наверное. Удивительно, что ты не стал профессионалом, как прочие мастодонты.

Мне не хотелось рассказывать ей, что я все-таки стал профессиональным боксером и сколь ко ударов мне пришлось принять. Я предпочел бы об этом забыть. Я достаточно хорошо выступал в соревнованиях между колледжами и поэтому вообразил себя боксером. Однако вскоре обнаружилось, что у меня слишком медленная реакция и для тяжеловесов я очень удобная мишень. И им абсолютно несложно меня покалечить, хочу я того или нет. Я проиграл шесть из восьми профессиональных поединков и бросил это занятие, не дожидаясь, пока меня изуродуют. Для второсортного боксера это нелегкий заработок.

– Я вижу, твой нос опять сломан. – Мэри оперлась локтями о стол и положила подбородок на руки. – Думаю, тебе за это засчитали не менее шести лекционных часов при изучении романских языков!

– А что делает сейчас Ли? Мое лицо казалось мне неподходящей темой для обсуждения.

– Ничего. – Она внезапно улыбнулась:

– Неужели ты думаешь, что он способен чем-нибудь заниматься?

– Ну, вообще говоря, люди обычно работают.

– Да, он, конечно, работает. Я просто женщина, да еще циничная. Он чем-то занят; я бы назвала это “участием в мелких делишках”. Весьма распространенное занятие среди современных мужчин.

– Думаю, он продал остатки владений Майора, когда все дела с поместьем уладились.

– Майор сам продал большую часть владений, Боб. Он проиграл крупный судебный процесс из-за полосы леса и очень много потерял. Впрочем, я никогда не пыталась в этом разобраться. Он продал лесопилки и джин <Джин – хлопкоочистительная машина.> , заявив, что зарабатывание денег не для него. Ты ведь знаешь, каким он мог быть!

– Да, знаю.

Достав пачку сигарет, я вытряхнул одну. Мэри протянула руку, и я взглянул на нее удивленно.

– Да вот начала покуривать где-то полгода назад. Что, нельзя?

Я прикурил для нее сигарету. Она затянулась и задумчиво посмотрела на облачко дыма.

– Ты смешной, – произнесла она, – ты смешной. Боб.