Только один коп. Но какой! Размером с двухдверный холодильник. Бляха на его груди была похожа на магнит, которым хозяйки прикрепляют к холодильникам записки. Возможно, в другое время Джек сумел бы с ним справиться. Но сейчас он не одолел бы и подростка.

Остается только один путь. Джек пересек палату и подошел к окну. Ноги держали его уже лучше, но, когда он проходил мимо зеркала, его опять зашатало. То, что он там увидел, повергло его в ужас: красная обожженная кожа, сгоревшие брови, распухший нос и белая повязка на голове. Сдвинув бинт, он увидел, что надо лбом тянется ряд аккуратных стежков. И что хуже всего, волосы вокруг шва были выбриты начисто.

Франкенштейн, выскочивший из горящей мельницы, выглядел и то привлекательней.

Джек покачал головой. Плохи дела.

Настроение у него совсем упало, когда он подошел к окну. Его палата находилась на третьем этаже, а внизу была автостоянка. Его ждало еще одно разочарование — шкафы оказались пусты. Возможно, копы забрали его одежду как вещественное доказательство, или, что вероятнее, ее просто выкинули на помойку.

В приступе ярости Джек занес кулак, чтобы разбить дверь шкафа, но вовремя сдержался. Правда, с большим трудом.

Что он делает? Какая глупость. На звук удара немедленно прибежит дюжий полицейский.

Должно быть, это «берсерк» все еще бунтует у него в крови. Жидкость из капельницы, конечно, понизила его концентрацию, но все же следует быть осторожным.

Кстати, надо бы снять эту капельницу. Джек содрал липкую ленту, вытащил иглу из вены и снова залепил отверстие пластырем.

Потом он опять подошел к окну. В палате было два старомодных окна с подъемными рамами и опускающимися сетками. Пока он лежал без памяти, погода испортилась. Небо закрыли тяжелые темные тучи. Джек поднял раму и выглянул наружу. По стене, где-то на уровне пола, тянулся узкий выступ. Слева был виден угол здания, справа — еще несколько окон.

С печальной безысходностью Джек осознал, что эти окна — его единственный шанс. А что, если он сорвется, пытаясь до них добраться? Рамы могут быть запертыми, а в соседней палате могут оказаться люди.

Но выхода не было. Если его арестуют и отдадут под суд, это будет означать конец той жизни, которой он жил. В ходе расследования обязательно выяснится, что он не числится ни в каких документах — такого просто не существует. Тогда им обязательно займутся федералы. Они будут долго выяснять, не шпион ли он, а выяснив, передадут его в налоговое управление, которое непременно заинтересуется, почему он столько лет уходил от уплаты налогов. В общем, выпутаться не удастся.

Так что окно было его единственной надеждой, и если он не поспешит, то потеряет и ее. Как только большой синий коп закончит болтать с сестрой, он немедленно сунгт нос в палату, чтобы посмотреть, не оклемался ли его подопечный.

Закинув ногу в окно, Джек чуть слышно застонал — то ли от боли, то ли от отчаяния. Оседлав подоконник, он осторожно нащупал ногой кирпичный карниз. Он был не шире трех дюймов, и нога помещалась там с трудом. Хотелось бы, чтобы он был пошире, но слава богу, что есть хоть такой. Согнувшись, чтобы пролезть в окно, Джек чуть не закричал от резкой боли в ребрах.

Оказавшись снаружи, Джек опустил сетку. Следующая пара окон находилась в шести футах от него, но до нее было далеко, как до луны.

Раскинув руки и прижавшись к стене, Джек начал осторожно двигаться по карнизу. Краем глаза он увидел, что на стоянке внизу мелькнуло белое пятно — пожилая женщина с палкой прихрамывая шла к больнице. В этот момент порыв ветра высоко задрал полы халата Джека.

Только не смотрите наверх, мадам. Возможно, увиденное вам понравится, но мне вы порушите всю жизнь.

Он продолжал ползти по стене, чуть выдвигая левую ногу и подтягивая к ней правую. Все шло хорошо, но вдруг здание стало крениться влево. Усилием воли он подавил инстинктивное желание сместиться в сторону, чтобы сохранить равновесие. Так недолго сорваться вниз. Вжавшись в стену так, что на его щеке отпечатались все неровности стены, он запустил пальцы в углубление между кирпичами и, стиснув зубы, повис, как паук на крыше несущегося поезда.

Наконец дом перестал качаться. Джек подождал еще несколько секунд для верности и двинулся дальше. Несмотря на холодный ветер, он обливался потом. Когда его рука, наконец, коснулась оконной рамы, он подавил облегченный вздох. Рано радоваться. Цыплят по осени считают.

Еще несколько дюймов, и его рука нащупала сетку. Ухватиться было не за что, и он просто проткнул сетку пальцем и дернул вверх. Она подалась. Отлично. Испуганных криков тоже как будто не слышно. Совсем хорошо. Он заглянул в окно — никого не видно.

Подняв сетку, Джек пролез внутрь. Опершись на подоконник, чуть помедлил, переводя дух. И тут раздался громкий храп. Джек медленно повернул голову. Точно такая же палата, как у него. Ближняя кровать оказалась пуста. Звук исходил из-за занавески, отгораживающей вторую кровать. Приподняв ее за край, Джек заглянул внутрь.

На кровати лежал грузный лысый мужчина средних лет. Над его руками висели капельницы, из ноздрей тянулись трубки, на груди был укреплен датчик с проводами, живот забинтован. Похоже, он только что из операционной.

Плохо дело. Джек знал, что после операций к больным часто наведываются сестры. Нельзя терять ни минуты.

Он открыл шкаф. Ура! Там висела одежда. Выцветшие брюки в желто-зеленую клетку. Парусиновые шлепанцы, атласная куртка с надписью «Островитянин» и спортивная кепка. Неважная одежонка, но Джеку показалось, что он нашел клад.

Все это было ему отчаянно велико, но выбирать не приходилось. Надвинув кепку на глаза, он выглянул в коридор. Синий великан все еще любезничал с медсестрой. Джек выскользнул из палаты и двинулся по коридору в противоположную сторону.

Опустив голову, он быстро шел к выходу, лишь изредка поднимая глаза на указатели. Сердце у него отчаянно колотилось, нервы сжались в комок. Он все ждал, что раздастся вой сирены и со всех концов больницы сбегутся охранники. Но вокруг было тихо. Спустившись по лестнице, Джек прошел через вестибюль и выскочил на улицу.