Тот открыл рот, потом снова закрыл.
— Я оставил Гаса живым, — повторил Джек. — Разделавшись с ним, открыл дверь шкафа, где запер вашу сестру, и ушел. Приблизительно в полночь.
— Нет, — пробормотал Шаффер, впрочем без особой уверенности. — Наверняка врете. Намекаете, будто Сейл... — Он сглотнул. — Она не стала бы... не смогла бы... Позвонила мне в три от соседей, как только освободилась...
— Через три часа. С той минуты, как я открыл дверь шкафа, до звонка вам прошло три часа.
— Нет! Только не Сейл...
Он растерянно уставился на Джека, который спокойно выдержал его взгляд.
— После моего ухода Гас остался в полном ее распоряжении.
В глазах Шаффера медленно возникало прозрение темным пятном, просачивающимся сквозь плотную ткань.
— Ох... боже мой...
Он уронил на руль голову, закрыл глаза. Казалось, его вот-вот стошнит. Джек дал ему несколько минут.
— В прошлый раз вы сказали, что ей нужна помощь. Теперь она действительно в ней нуждается.
— Бедная Сейл!
— Да. Не претендую на полное понимание, но, по-моему, она все была готова стерпеть от мужчины, клявшегося ей в любви. А когда услыхала иное... Уверяю вас, он все прямо выложил, прежде чем спустить курок.
— Курок?..
— История длинная. Сейл сама вам расскажет. Полагаю, когда она поняла, как он ее ненавидит, долгие годы желает ей смерти, увидела, что он готов ее убить, в душе что-то оборвалось. Вышла из шкафа, нашла его, беспомощного, на полу в гостиной... слегка обезумела.
— Слегка? По-вашему, то, что она сделала с Гасом, легкое помешательство?
Джек пожал плечами, открыл дверцу.
— Ваша сестра за три часа отплатила за десять лет. Ей понадобится немалая помощь, чтобы оправиться от тех лет. И от тех трех часов.
Шаффер снова стукнул кулаком по рулю:
— Черт, черт, черт! Все должно было быть иначе!
Джек вылез, хлопнул дверцей. Шаффер наклонился над пассажирским сиденьем, выглянул в открытое окно.
— Наверно, дела у вас не всегда идут по плану.
— Практически никогда.
— Я должен вернуться к Сейл.
Мотор «ягуара» взревел, автомобиль с визгом умчался, после чего Джек направился к Эйбу.
— Чья бритва?
— Бритва Оккама, — повторил Эйб.
Джек прихватил по пути пяток кексов из отрубей с изюмом, принес также в отдельном пакете баночку маргарина «Смарт баланс». Эйб расстелил на прилавке спортивную страницу утренней «Таймс», оба принялись угощаться, Парабеллум прыгал рядом, подбирая крошки.
— Сильно крошатся, — заметил Эйб. — Свежие?
— Утренней выпечки.
Не хочется напоминать, что кексы обезжиренные.
— "Бритва Оккама" называется в честь Уильяма Оккама, одного из величайших на свете скептиков. Причем он был скептиком в четырнадцатом веке, когда скептицизм порой сильно вредил здоровью. А он был таким скептиком, что тогдашний папа потребовал его головы. Твоим приятелям из бульона...
— СИСУПа.
— Да бог с ним... каждому следует заучить назубок «бритву Оккама» и постоянно ею пользоваться.
— Как бритву заучить назубок? — с недоумением спросил Джек.
Эйб перестал резать кекс, вытаращился на него, воздев руку с ножом:
— "Бритва Оккама" не режущий инструмент, а мудрая мысль. Которая гласит, что не следует без нужды преумножать гипотезы.
— Замечательно. Надеюсь, они сразу поймут. Стоит только сказать, что не надо без нужды преумножать гипотезы, или как ты там выражаешься, и все разговоры насчет антихристов, инопланетян, Нового Мирового Порядка, Иного останутся в прошлом.
— Зачем мне эти хлопоты? — вздохнул Эйб, устремив взор к небесам. — Внимательно слушай другой перевод: «не следует допускать лишнего там, где хватит немногих».
— Немногих чего?
— Допущений. Если имеются два и более возможных решений или объяснений проблемы, правильным будет простейшее, наиболее очевидное, которое требует минимума допущений.
— Другими словами, кратчайшая линия между двумя точками.
— Что-то вроде того. Позволь проиллюстрировать. Мы с тобой идем по сельской дороге в Коннектикуте и вдруг слышим за поворотом громкий топот копыт. Однако, дойдя до поворота, никаких копытных не видим, поэтому вынуждены делать предположения, кому эти копыта принадлежали.
— Лошади, конечно, — пожал Джек плечами. — Кому же еще?
— В самом деле, кому же. Хотя могу поклясться, кое-кто из твоих приятелей из борща...
— СИСУПа.
— Да бог с ним... допустит, будто проскакало стадо диких зебр.
— Или захватчики из ООН верхом на конях... или инопланетяне с копытами... или адские легионы...
— Так далеко заходить не будем. — Эйб разрезал свой кекс пополам, полез в пакет за маргарином. — Диких животных вполне достаточно. Понятно, к чему я веду? Мы с тобой находимся в сельской местности в Коннектикуте, где масса народу держит лошадей. Я должен представлять себе диких животных? Нет. Для лошади нужно меньше допущений. Впрочем, можно представить и диких при допущении, что кто-то откуда-то их тайком импортирует. Не знаю, как ты, а я ничего не читал о существовании черного рынка диких животных. Поэтому, согласно «бритве Оккама», мы, не имея доказательств обратного, должны предположить, что топала лошадь, и...
Он вытащил из пакета «Смарт баланс» и выпучил на него глаза, словно пьяница на бутылку безалкогольного пива.
— Господи боже, это еще что такое?
— Маргарин.
— Маргарин? Вот это? Куда делся мой «Филли»? А любимый солененький «Лэнд-о-Лейкс»?
— Этот для сердца полезен.
Внешне Джек держался как ни в чем не бывало, а в душе съежился в ожидании взрыва. Опасное дело. Не считая общения с немногочисленными друзьями вроде него, практически вся жизнь Эйба сводится к еде и бизнесу.
Да, он имеет полное право раньше времени свести себя в могилу, но и у Джека имеется точно такое же право не укорачивать этот путь.
— Для сердца? Кто должен думать о моем сердце?
— Ты.
— Маргарин, полагаю, с пониженным содержанием жира?
— Фактически обезжиренный.
Эйб, багровея, взглянул на него:
— С каких пор ты вместо меня беспокоишься о моем собственном сердце? — и, не дожидаясь ответа, добавил: — Может, я буду заботиться о своем сердце, а ты о своем?
