Рома...

Сальваторе Рома расхаживал в тесном, плохо освещенном пространстве между старыми бойлерами в подвале.

Начинается.

Чувствуется начало, хотя дело движется очень медленно.

Терпение, напоминал он себе, терпение. Долго ждал, еще чуть обожди.

Маврицио примостился на низенькой полке, роясь в белой пластиковой сумке, откуда вытащил отрубленный человеческий палец и показал ему.

— Посмотри только на этот ноготь, — презрительно предложил он на Одном Языке. Ноготь очень длинный, идеальной формы, крашенный ярко-красной краской с бирюзовой диагональной полоской. — Почему это считается красивым?

Капуцин впился в ноготь острыми зубами, вырвал, обнажив лунку, выплюнул обратно в сумку.

— Рад, что их время приходит к концу. Ненавижу их.

Рома с любопытством смотрел, как Маврицио принялся грызть окровавленный палец, резкими поспешными рывками отрывая куски плоти. Ясно, старый приятель в дурном настроении. Рома хранил молчание. Дальше будет больше.

— О моей уверенности сам можешь судить, — продолжал, в конце концов, Маврицио. — Я весьма озабочен недавним развитием событий.

— Правда? — Он сдержал улыбку. При всей любви к Маврицио хочется, чтобы он обладал чувством юмора. — Очень удачно это скрываешь.

— Буду весьма признателен, если ты бросишь насмешки. Не следовало допускать незнакомца. С первого взгляда понятно, что он помешает.

— Скажи, пожалуйста, откуда ты знаешь?

— Чувствую. Темная карта, незваный, никому не ведомый, не сказавший ни одного слова правды. Надо было его выгнать, на порог не пускать до конца выходных.

— Я и хотел это сделать по первому побуждению, потом передумал.

— В отеле должны жить экстрасенсы, хотя бы по одному в каждом номере. А в одном из них он поселился.

— Правда, хотя он, по-моему, тоже может оказаться экстрасенсом.

Маврицио уже начисто сгрыз фалангу, раскусил кость пополам, стал высасывать мозг.

— Да? И на чем же основано твое мнение?

— На том, что он помечен. Полагаю, ты тоже заметил.

— Разумеется. С первого взгляда. Однако он не просто помечен, а ранен, значит, сталкивался с тварями Иного — выдержал и остался в живых.

— "Сталкивался" — неоднозначное слово, Маврицио. Скорей всего, просто случайный невинный прохожий, нечаянно получивший ранение.

— Возможно, но сам факт, что он выжил, меня беспокоит — сильно беспокоит. Вдруг работает на врага?

— Не будь старой грымзой, Маврицио, — рассмеялся Рома. — Нам вражеские агенты известны, он не из их числа.

— Нам известны одни Близнецы. Может, еще кто-то есть? По-моему, надо подумать.

Приятное настроение сменилось раздражением.

— Не хочу ничего больше слышать. Ты с самого начала возражал против плана, ищешь любой предлог, чтоб его отменить.

Маврицио, покончив с первой фалангой, сплюнул остатки кости в пакет и занялся огрызком.

— Я не напрасно стараюсь отговорить тебя. Не забудь, я к тебе прислан советником.

— Помощником, Маврицио.

Капуцин сверкнул на него глазами:

— Мы с тобой оба служим Иному.

— Но я главный. Принимаю решения, ты помогаешь. Запомни.

Это уже не раз обсуждалось. Маврицио прислали на помощь, однако он со временем взял на себя роль наставника. Роме это не понравилось. Никто дольше и усердней его не трудился над планом на службе Иному. Он прошел тяжелый путь страданий, тюрем, даже смерти, поэтому ему не требуются непродуманные советы, особенно в последнюю минуту.

— Почему ты не слушаешь, — продолжал Маврицио, — когда я говорю, что план вообще преждевременный? Ты слишком нетерпеливый.

— Нетерпеливый? Я жду века — буквально! Не смей называть меня нетерпеливым!

— Ну, очень хорошо, терпеливый. Но еще не сговорился с Женщиной, не получил верных знаков.

Получил, ибо сам объявляю их верными.

— Женщина не имеет значения.

— Потом, почему именно здесь? — не отставал Маврицио. — В Нью-Йорке слишком многолюдно. Слишком много случайностей, слишком много возможностей потерпеть неудачу. Почему не где-нибудь в пустыне? Скажем, в каком-нибудь отеле в Неваде, в Нью-Мексико?

— Нет. Я хочу здесь.

— Почему?

— У меня свои соображения.

Маврицио швырнул почти доеденный палец в другой конец помещения, спрыгнул на пол, встал на ноги. Всегда писклявый голосок понизился на две октавы, он сбросил обезьянью маску капуцина и предстал в настоящем обличье могучего, широкоплечего черного мохнатого существа с налитыми кровью глазами, четырех футов ростом.

— Тебе не позволено иметь свои соображения! Ты — Тот Самый. Ты здесь для того, чтобы открыть врата. Вот твой долг и предназначение. Личной мести не должно быть в твоей жизни!

— Тогда выбрали бы другого, — с холодным спокойствием сказал Рома. — У кого нет прошлого — долгого прошлого. У кого нет личных счетов. Но никто больше не наделен правом выбора, когда речь идет о плане. Поэтому, если я говорю — здесь, значит, здесь и начнется.

— Вижу, мое слово значения не имеет, — обиделся Маврицио, вновь преображаясь в капуцина. — Только хорошенько запомни: я считаю, что действовать преждевременно, время и место неправильно выбраны, поэтому дело кончится плохо. Кроме того, я считаю, что чужой допущен напрасно. Он враг. Вспомни, что на нем надето — ужас и кошмар.

Рома расхохотался, с радостью разрядив возникшее напряжение. Маврицио приходится часто ставить на место, но он слишком полезный союзник, чтоб ссориться.

— Признайся, Маврицио, именно это тебя раздражает.

— Ты же видел его безобразную куртку. Полнейшая жуть. — Он смерил Рому взглядом: — Как твой новый костюм? Хвалил кто-нибудь?

— Почти все. — Впрочем, это нисколько его не волнует.

— Видишь? Я говорил...

Рома махнул рукой:

— Тише! — По коже у него мурашки забегали. — Чувствуешь? Начинается... сила прибывает, накапливается. Теперь с минуты на минуту.

Врата скоро откроются. Можно только догадываться, что происходит со спящими экстрасенсами на верхних этажах. Меньше всего хотелось бы оказаться сейчас в их снах. Ему стало их почти жалко.