Эль Кура разжал пальцы, и тело Доминго рухнуло на землю.

Хосе Анджел аккуратно вытер лезвие о пиджак убитого и вложил кинжал в ножны на левой голени. Его худое лицо оставалось невозмутимым. Анджел не отличался повышенной чувствительностью. Лишь иногда с благодарностью вспоминал, что в свое время в лагере «зеленых беретов» ему попались хорошие инструкторы. Они сделали из него «чемпиона» Центральной Америки по убийствам ножом. А ведь переплюнуть в этом деле местных умельцев считалось практически невозможным...

Никто так и не узнал, зачем Фернандес вдруг вышел из кабины. Возможно – из чистого любопытства... Выйдя, он нос к носу столкнулся с невысоким усмехающимся священником, крепко сжимавшим в руках автомат Доминго.

Фернандес не успел как следует поразмыслить над этой странной картиной: автоматные пули мгновенно ударили ему в грудь, и он умер раньше, чем успел коснуться земли. Чтобы успокоить нервы, Эль Кура выпустил половину автоматного магазина в уже мертвое распростертое тело. Исполняя свой номер с переодеванием, он каждый раз испытывал какую-то смутную тревогу, словно ждал, что Божья десница вдруг опустится с небес и поразит его.

Таконес Мендоза вышел из машины и вместе с Хосе Анджелом распахнул обе створки ворот. Эль Кура, путаясь в сутане, побежал к «понтиаку».

– Скорее! – крикнул Таконес. – Гутьеррес и его компания в долгу не останутся!

Рамос уже нажимал на акселератор. Все трое на ходу прыгнули в машину. «Понтиак» помчался по аллее к вилле. Самое сложное было впереди.

Лучший стрелок Гутьерреса, колумбиец по имени Пауло, сжимая в правой руке автоматический кольт, лихорадочно пытался связаться с управлением Дигепола. В этот момент «понтиак», пробив застекленную стену, с грохотом влетел в гостиную.

Пауло увидел, как на него стремительно надвигается огромная зеленая машина. Он завопил, и в следующую секунду «понтиак» нанес ему смертельный удар, заодно разнеся в щепы небольшой комод. Телефон превратился в кучку эбонитовых осколков, из-под которых доносился зловещий свист.

Быстро придя в себя от удара о стену, четверо выскочив из машины. Рамос выбрался последним – его дверь заклинило при штурме гостиной. Когда он наконец выпрямился, держа в каждой руке по револьверу, на лестнице появился коротышка Родригес и начал, не целясь, поливать огнем машину из своего «томпсона».

Рамос широко раскрыл рот и повалился на пол, так и не успев сделать ни одного выстрела: очередь из «томпсона» пронзила его тело. Укрывшийся за диваном Эль Кура вскинул отобранный у Доминго автомат и открыл ответный огонь.

Человек на лестнице затрясся и выбросил руки вперед. Его лицо залило кровью, и он рухнул на игорный столик, который с треском развалился под тяжестью его тела.

Таконес и Хосе Анджел начали подниматься по лестнице. Будучи человеком осмотрительным, Анджел швырнул на лестничную площадку противопехотную гранату и прижался к ступенькам.

Вилла содрогнулась от взрыва. Смертоносные осколки со свистом разлетелись в стороны, разбивая стекла и сшибая со стен картины. По лестничной площадке распространился едкий дым. Хосе и Таконес двинулись дальше, и в непроглядной дымовой завесе Таконес натолкнулся на труп телохранителя с оторванной рукой.

Эль Кура, оставшийся на первом этаже, ногой распахнул дверь кухни. Увидев его, стоявшая там темнолицая кухарка отчаянно завопила.

– Благослови вас Господь! – крикнул «святой отец» и разрядил в нее свой автомат – просто так, чтобы лишний раз поупражняться в стрельбе. Бросив «томпсон» на пол, он подскочил к машине и достал оттуда израильский «узи», гораздо более удобный в обращении.

Наверху Хосе Анджел подошел ко второму телохранителю, застигнутому врасплох взрывом гранаты. Тот еще хрипел. Осколки поразили его грудь и живот. Хосе, почти не останавливаясь, от уха до уха перерезал ему горло: опыт научил его остерегаться раненых...

Таконес догнал Анджела у двери. В этот момент из комнаты раздались два выстрела, и нападавшие залегли.

– Приезжайте скорее! – вопил Гутьеррес в телефонную трубку. – Они всех убивают!

Толстяк сидел в кресле и держал в руке никелированный автоматический кольт, наведенный на дверь. Его громадное тело парализовал животный страх. Ему до сих пор не верилось, что все это происходит на самом деле. И в довершение всего на другом конце провода сидел какой-то идиот из Дигепола, который его даже не знал.

– Мы выезжаем, – пообещал наконец собеседник. – Держитесь... – И повесил трубку.

Гутьерресу вполне хватило бы времени выбраться через окно, однако такое физическое усилие было выше его возможностей. Кроме того, он не знал, с каким количеством атакующих имеет дело.

Толстяк прислушивался, замирая от страха. Выстрелы прекратились. У Гутьерреса затеплилась отчаянная надежда: может быть, его людям удалось отразить натиск нападающих?

– Пауло! – позвал он. – Это ты?

Но ему ответил совершенно незнакомый голос.

– Подох твой Пауло! Понял ты, сукин сын? – выразительно произнес Эль Кура.

Таконес и Хосе Анджел осторожно спускались в подвал. По рассказам сотрудников Дигепола они знали, что Гутьеррес устроил свои камеры пыток именно там. Прежде всего им следовало освободить Эсперенцу.

Таконес шел первым, держа наготове свой неизменный «люгер». Хосе продвигался следом, сжимая в каждой руке по гранате. Он не слишком полагался на пистолеты, считая их женским оружием, и не доверял даже внушительному «люгеру» Таконеса. Граната казалась ему более надежным оружием – хотя и не таким прицельным.

Но охраны в подвале не оказалось. Обычно его охранял Пауло – тот самый Пауло, который лежал бездыханным на лестничной площадке.

Таконес первым добрался до стеклянного окошка в двери, заглянул в него и выругался сквозь зубы. Эсперенца и Малко лежали на полу камеры. Их было трудно узнать. Лица у них побагровели и распухли, словно каждого ужалила сотня пчел. Лампы под потолком не горели, и Таконес не сразу понял, что привело пленников в такое состояние.

Хосе в свою очередь заглянул в стеклянное окошко и проговорил:

– А, «холодильник»... Была у нас в легионе такая штука. Но они, похоже, еще живы.

Таконес и Хосе открыли дверь. Мендоза тронул Эсперенцу за плечо. Она застонала. Хосе с видом знатока склонился над лежащими.

– Если они еще не слишком обезвожены, нам, пожалуй, удастся их спасти, – сказал он.

Таконес не ответил. Он пытался понять, как Эсперенца и блондин оказались здесь. Значит, Эльдорадо не предатель, и похищение организовал кто-то другой. Надо бы его найти... Но в данный момент перед ними стояла более важная и срочная задача. Таконес взвалил бесчувственное тело Эсперенцы на плечо, и оно показалось ему невероятно легким. Хосе вынес из камеры блондина.

Они уложили освобожденных пленников на диван в гостиной, укрыв их одеялами, и поднялись по лестнице на второй этаж в тот самый момент, когда Эль Кура разнес дверной замок короткой очередью из «узи».

Дверь резко распахнулась, и глазам атакующих предстал окаменевший от страха Гутьеррес. Пули отбили стенную штукатурку в метре от его кресла. Гутьеррес видел перед собой человека в сутане, державшего в руках автомат, и ему захотелось ущипнуть себя, чтобы пробудиться от этого кошмарного сна. Он выронил кольт и забормотал:

– Не убивайте меня, не убивайте...

Он не знал, с кем имеет дело, но это не улучшало его положения.

Держа у бедра автомат, Эль Кура с любопытством разглядывал Гутьерреса. Он еще ни разу в жизни не встречал такого толстяка и теперь размышлял, сколько же литров крови может вылиться из этого необъятного тела...

Таконес быстро оглядел комнату и подошел к телефону. Он поднял трубку, убедился, что аппарат работает, и повернулся к Гутьерресу:

– Звонил, собака?

Толстяк онемел от страха.

– Надо поторапливаться, – заметил Таконес.