Тот отпихнул поверженного ногой. Вновь закричал:
– Дир! Где Дир?
И кинулся, побежал куда-то. Тут же его воины, как потерявшие пастуха овцы, бросились кто куда, нарушили строй. На них наскакивали, теснили. Рубили жестоко.
А откуда-то вновь и вновь в толпу врывались неизвестные вооруженные всадники. Рубили, жгли, кричали:
– За нас Перун! Помоги, Громовержец, сожги, уничтожь град предателей земли радимичей. Жги!
Перед Кариной в отблеске пожара неожиданно возник карлик-скоморох. Она испугалась его, закричала.
– Чего орешь, дура! Убирайся из града.
И даже пнул, принуждая встать.
Она метнулась, не то бежала, не то шла, цепляясь за бревенчатые стены. В дыму, среди рвущегося в небо пламени, различила фигуры волхвов – в белых одеждах, с развевающимися гривами волос, с бородами едва не до колен, словно призраки. Волхвы шли, окруженные кольцом воинов, делали мечущимся людям знаки. Вокруг них, под защитой воинов, уже собирались дети, бабы с младенцами на руках, отроки, мужики в длинных распоясанных рубахах. И под руководством волхвов все двигались в одном направлении, в сторону градских ворот.
Карина попыталась было примкнуть к ним, но путь преградила вынесшаяся из-за угла большая группа киевлян, наскочила на беженцев, сцепилась с охранниками волхвов. Люди стали разбегаться. А распаленные киевские дружинники наседали, кричали:
– Бей радимичей! Мсти за Дира!
Карина вновь кинулась прочь, металась среди переходов. Огибая какое-то строение, едва не налетела на Ульва, который тащил ослабевшего Дира. Они не обратили внимания на возникшую рядом бабу, зато, когда по проулку их догнал воин с мечом, Ульв отреагировал мгновенно. Увернулся, отбил выпад, сам нанес единственный поражающий удар.
Почему-то Карина поплелась следом, словно искала у них защиты. Ульв еще дважды ловко отбивался от нападавших. С последним ему пришлось туго. Оставив сразу осевшего Дира, ловко рубился, тесня врага. И будто только тут заметил рядом девку.
– Князя помогай тащить, дура!
Он толкнул ее к Диру, но тут при отблеске пожара все же разглядел.
– Ах ты, тварь… Из-за тебя все.
Она попятилась, видя, как он заносит руку для удара. «Вот и все», – пронеслось в голове, а сама, словно зачарованная, следила, как сверкнул алым его клинок.
Но меч не успел опуститься – из дыма неожиданно возник всадник на игреневом коне, сбил Ульва, так что тот только охнул, отлетев и выронив меч. А всадник, страшный, в сверкающем личиной шлеме, уже грохотал копытами совсем рядом. Карина узнала Торира. Но он будто и не видел ее – глядел на медленно поднимавшегося Дира. Карина даже подумала – вот сейчас убьет наворопник князя.
Но Торир осадил Малагу. Смотрел сверху вниз.
– Гляди, Дир. – Он указал на зарево вокруг. – Гляди и знай: так исчезнет все, что своим назовешь. Ничего не будет у тебя, голым останешься, зря жизнь проживешь. И тогда я приду убить тебя. Слышишь меня, выродок?!
Дир глядел на страшного всадника растерянно. Где-то в стороне кричал Ульв:
– Дир, я сейчас, Дир!..
Но Торир уже развернул Малагу, поехал прочь. Дир ошалело глядел ему вслед. Карина тоже. Потом побежала следом.
– А я? Как же я?
Вокруг гудело пламя. Мимо молодой женщины с визгом пронеслась большая свинья, сбив ее с ног. Поднявшись, скользя, Карина продолжала бежать. Но уже потеряла Торира из виду. Зато смогла наконец определить, где находится, – почти у самых градских ворот. Надо было выбираться отсюда во что бы то ни стало.
У башен ворот она попала в поток беженцев, в их толчее протиснулась в распахнутые створки у частокола. Давка там была страшная, а в толпе на мосту вообще прижали к перилам так, что едва не задохнулась. И ощутила в себе тугую ноющую боль. Но не о том сейчас думалось. Отталкивая кого-то, цепляясь за перила, она все же перебралась на другую сторону. И поняла, куда бежит толпа.
На освещенном заревом пожара открытом пространстве околоградья стояли волхвы, глядели на огонь. Рядом собрались воины из радимичских родов, в меховых накидках, с топорами и длинными копьями. Покинувшие град люди толпились вокруг них, смотрели, как горит жилье, многие бабы голосили, но те же волхвы успокаивали толпу, даже оказывали помощь, поили чем-то, давали одежду.
«А ведь Копысь уничтожили по их повелению», – поняла Карина. Ей стало грустно. Не было желания идти под покровительство тех, кто затеял все это. И ее варяг был едва ли не зачинщиком всего.
Тут она вновь увидела его. Торир сидел на коне подле волхвов, ярко освещенный заревом пожара. Он что-то говорил служителям богов, потом развернул Малагу, поехал прочь – легко и спокойно, словно и не после боя. Его отсвечивавшая огнем личина шлема казалась жуткой маской с дырами для глаз.
Карина смотрела на него и в какой-то миг даже возненавидела. Но на один миг. А потом вдруг вспомнила, как они встретились, как он спас ее, каким ласковым был. И защемило, забилось глупое сердце.
– Торир! – закричала она. – Торша мой!
Сзади гудело пламя, впереди гомонила толпа, слышалось торжественное пение волхвов, славивших покровителя Перуна. Вряд ли Торир различил голос Карины сквозь шум. Он ехал прочь, двигался по склону в сторону замерзшего пустынного Днепра, похожего сейчас на белую равнину. Вот он въехал на лед, придержал коня, переходя с рыси на шаг, двинулся в сторону противоположного берега.
Карина не знала, зачем бежит следом. При каждом шаге ощущала ноющую боль в пояснице, но не замедлила шагов, звала его. Больше всего боялась, что Торир уедет и никогда больше не сведет их Доля[63].
Двигаясь в обход градской насыпи, она не успевала догнать его, поэтому и стала пробираться по самому крутому склону, надеясь так оказаться на круче, под которой предстояло проехать варягу. И она лезла по глубокому снегу, увязая по колено, порой отирая пригоршнями пылающее лицо. Снежные пласты сползали, она цеплялась за что могла, не обращая внимания на боль в теле.
Варяг ехал по льду медленно и осторожно. Карина же, наоборот, спешила.
– Торир! Любый, не оставляй меня! Не смей!..
Ее волосы разметались, она досадливо отстраняла их, поскальзывалась, падала на четвереньки, вновь вставала и торопилась.
– Торир!
О пресветлые боги! Он все же услышал ее, оглянулся. Попридержал коня.
– Торир, я здесь!
Снег предательски полз под ногами. А сердцем уже овладела внезапная радость. Засмеялась счастливо, видя, как он развернул Малагу, едет к ней. Кажется, что-то кричал, махнул рукой. Жест такой, словно приказывал вернуться. Ну уж нет!
И тут снег обрушился и она потеряла равновесие. Скользила, падала, перекувырнулась через голову. Упала.
Сильно ударившись боком, Карина охнула. Какое-то время лежала неподвижно, оглушенная болью. Потом попыталась привстать. И сцепила зубы, чтобы не взвыть, завалилась, как в судороге, на спину. Стон рванулся, когда словно заступом ударило в низ живота, будто стальными когтями рвануло поясницу.
Под головой загудела земля. Не земля – твердый лед. Кто-то был рядом, но она в первый миг ничего не соображала. Было так больно… Застонала, когда сильные руки приподняли ее.
– Карина! Проклятье!.. Голубка моя, что с тобой! Ушиблась? Да слышишь ли ты меня?
Давно он не говорил с ней так ласково… взволнованно, заботливо. Ей даже словно легче стало.
– Уехать сам хотел… Меня бросить.
Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась гримасой.
– Что с тобой?
Он ощупывал ее бока, руки, плечи, но она уже поняла, что с ней. Он же поднял ее на руки, понес.
– Сейчас к волхвам тебя отвезу. Они подлечат.
– Нет!
Она еще на что-то надеялась.
– Я просто сильно ушиблась. Видишь, могу подняться.
Карина панически боялась, что он оставит ее у волхвов. Лучше потерпеть, уехать с ним подальше, чтобы ему не было смысла возвращаться, даже когда поймет, что с ней.
Она смогла держаться за луку седла, когда он посадил ее верхом. Даже боль показалась не такой сильной, если бы… Она ощутила, как по ногам потекло теплое. А Торир говорил, ведя в поводу Малагу:
