— Боже мой, — пробормотал Сандро, с трудом сдерживая желание взять девушку на руки и, как ребенка, прижать к груди, приласкать, — вы похожи на…

— Кого же? — кокетливо улыбнулась Лаура, ожидая услышать комплимент.

—…заморыша, — жалобно произнес Страж Ночи, и у Лауры вытянулось лицо от подобного сравнения.

— Какой же я хозяин, — негодовал Сандро, — если позволил гостье едва не умереть голодной смертью?

Лаура дотронулась до своего живота, словно тело принадлежало кому-то другому, но никак не ей.

— Да? Но я никогда… не знаю… еще не чувствовала себя такой… довольной!

Лаура потянулась, закинула руки за голову и сладко зевнула. «Грудь, — отметил Сандро, — как ни странно, не пострадала от поста!» И сейчас она оставалась полной и соблазнительной, как прежде.

Девушка улыбнулась, и в ее глазах Кавалли увидел глубокую умиротворенность и душевное спокойствие, словно ее душа освободилась ото всех волнений и тревог.

— А теперь, мой господин, если вы не возражаете, я бы с удовольствием воспользовалась вашей любезностью гостеприимного хозяина и приняла ванну.

Она направилась к лестнице, оставив хозяина с открытым от изумления ртом.

— Ванну? — раздраженно произнес он.

Эта девушка, чуть было не довела его до сердечного приступа, из-за нее все тело у него сейчас ныло от боли, а синяков-то, наверное, сколько осталось от этих злосчастных падений! А ей теперь нужно принять ванну.

Потирая виски и прихрамывая, Сандро вошел в мастерскую. В воздухе висел запах свежей краски. Может, если он увидит, чем она занималась, то сумеет понять, зачем надо было на столько дней запираться?

Картины стояли у стены, три из них — на мольбертах. Сандро мало доводилось слышать о художниках, но все же и ему стало ясно, что Лаура поработала крайне плодотворно, ведь многие картины пишутся неделями, даже месяцами — это он слышал. С недоверием и страхом Кавалли уставился на творения гостьи. Так выплеснулись, как он понял, ее переживания и чувства последних дней.

Вот два наемных убийцы, выряженные, как попугаи, с ухмылкой смотрят на вас, держа в руках кинжалы. Обычным портретом эту картину не назовешь, скорее, впечатление. Сандро ощущал весь ужас Лауры, ее беспомощность и отчаяние в момент нападения браво.

Другое полотно живописало Гаспари, юного печатника, чье тело обнаружила художница. Он лежал с заломленной рукой, в глазах стояло выражение крайнего изумления. И опять Сандро заметил некий отход от детализации: в картине присутствовали и движение, и одиночество, и душевное страдание. Несмотря на бегло изображенные, а не выписанные детали, художница стремилась ухватить главное, забывая обо все остальном.

Бешеный темп ее работы особенно ярко проявился в картине, представлявшей сцену на борту галеры. Лаура изобразила Марка-Антонио и его дружков, похитивших ее. Себя она тоже изобразила, хотя вряд ли кто-нибудь, кроме Сандро, узнал бы ее в съежившейся на палубе фигуре, напоминавшей, скорее, некое абстрактное существо. Свет факелов, вырвавший из тьмы лица, искривленные похотью, придавал сцене страшную, пугающую убедительность. В картине доминировало зло, и воздействие этого полотна было столь велико, что Кавалли охватил гнев.

Долго взирал он на ужасную сцену насилия, кипя от ярости. Сандро понимал, что это не доказательство для прелатов и судий, но искренний рассказ, и лишь тот, кто сам испытал подобный ужас, смог бы так правдиво изобразить кошмар происходящего. Никто, обладающий хотя бы каплей сочувствия, не окажется в состоянии счесть картину выдумкой.

Одно полотно стояло лицом к стене. На обороте он заметил дату — день, когда он показал Лауре мастерскую, день начала ее добровольного заточения.

Осторожно, даже робко, будто опасался того, что может предстать его взору, Сандро повернул холст и отступил на шаг.

Итак, первая ее работа, написанная в этой мастерской! Бык на лужайке! Глубина ночного неба передана темно-фиолетовой и черной красками. Сквозь тьму едва пробивается бледный свет луны. Лаура не пощадила старое животное: она изобразила каждый шрам, тщательно выписала обтянутые шкурой ребра, даже сломанный рог…

И тем не менее, картина не вызывала ни жалости, ни неприязни. Художница сумела придать быку какую-то необычную, странную красоту, благородство, гордость и достоинство, вызывавшие уважение.

На взгляд Сандро, а он не считал себя знатоком живописи, картина была шедевром. Подобные произведения меняют взгляд на искусство.

Что побудило ее вознести старое животное до высот эстетики, сделать красивым, придать благородство?

Внизу Сандро заметил аккуратную надпись. Наклонившись, он прочел: «Сандро Кавалли».

Страж Ночи был потрясен. Картина мгновенно перестала ему нравиться.

Какие молодцы эти древние римляне, думала Лаура, что изобрели баню и возвели посещение бань в обычай! А Сандро Кавалли возобновил традицию, за что девушка сейчас мысленно ему аплодировала. Баня в публичном доме, по сравнению с этой, казалась грязной лужей.

Какое великолепие! Круглое с куполом здание, арки с колоннами! Ванна же представляла собой глубокий мраморный бассейн, выложенный мозаичной плиткой. Через отверстие в крыше проникали лучи теплого полуденного солнца. Вода подогревалась, но явно не солнечными лучами, они не смогли бы так ее нагреть, — а как именно, девушка не поняла.

Вздохнув, Лаура потерла себя ароматным мылом и окунулась с головой в воду, чтобы ополоснуть волосы.

— Нравится?

Насмешливый вопрос прозвучал так внезапно, что она чуть не выскочила из ванны. Теплая мыльная вода едва прикрывала грудь. Девушка улыбнулась.

— Да, благодарю вас, мой господин, мне нравится.

Сандро в замешательстве расхаживал взад и вперед, Лаура видела, как у него на виске пульсирует жилка. Он отвязал рукава и концы шнурков свободно болтались у локтей. Изобразить бы его таким: в расстегнутой у ворота рубашке, с блестящими от пота руками, усталым и мудрым человеком. Написать бы живого и дышащего Сандро Кавалли! Но она ведь не умеет изображать мужские фигуры. Ей не позволено рисовать натурщиков-мужчин.

Сандро прислонился к мраморной колонне.

— Не желаете ли объясниться?

— Я купаюсь. Что же тут объяснять?

— Вы знаете, что я имею в виду! Не увиливайте! За свою жизнь мне пришлось вынести немало оскорблений, но никогда меня не сравнивали на холстах с быком, годным разве что для живодерни!

— О, Сандро! Простите! Я не уверена, что сама себя понимаю. Подождите, я сейчас вылезу из ванны и попробую все объяснить.

Терзаясь угрызениями совести, девушка пообещала себе, что правдами и неправдами постарается загладить невольную обиду, нанесенную Стражу Ночи. Очевидно, его гордость была уязвлена.

Лаура поставила ногу на нижнюю ступеньку лесенки.

Кавалли вытаращил глаза, потом прищурился. Что же это она собирается делать? Он не догадывался, каким привлекательным казался ей в этой мятой рубашке, со взъерошенными волосами…

— Позже! — сказал Сандро и поспешно отвернулся. — Я разыщу вас позже!.. Когда вы будете выглядеть в соответствии с приличиями! И тогда, клянусь Богом, вам уж придется объясниться!

В солярии ее тоже нет, мой господин, — доложил лакей. — Повар говорит, она была на кухне, съела несколько ломтей хлеба и выпила чашку сока, после чего… — слуга развел руками.

Сандро недовольно хмыкнул. «Порядочные люди бесцельно не слоняются по окрестностям целыми днями. Особенно это не стоит делать женщине, на чью жизнь покушались чаще, чем на жизнь наследницы Борджиа», — подумал он.

— Посмотрите еще раз, нет ли ее в спальне, а потом проверьте…

— Мой господин, в такой погожий день вы не найдете Лауру в доме, — вмешалась Ясмин. — Для того, чтобы отыскать мою подругу, вам следует посмотреть на мир ее глазами.

Невозможно! Сандро гордился тем, что он видит мир иначе и не ведет себя так, как Лаура. Отбросить свои убеждения и попытаться принять образ мыслей этой эксцентричной и капризной девушки означало бы снова стать молодым и поверить в никогда не сбывающиеся мечты, а сделать это он уже не может — слишком стар… как тот бык на картине! Никогда и ни при каких обстоятельствах не станет он смотреть на мир глазами Лауры!