Прошло три недели с тех пор, как Стивен сообщил Юлиане новость об аннулировании их брака.
Время пролетело мгновенно. Юлиана постоянно придумывала какие-то новые дела, она не любила рутины. То он видел ее, занимающейся пантомимой с деревенскими детьми на зеленой лужайке, то она показывала трюки на лошади в конюшне или придумывала, как повыгоднее использовать королевский лес. Вопреки ожиданиям Стивена не раздражала неуемная инициатива Юлианы, напротив, он с интересом наблюдал за ней, ожидая, что она придумает еще.
Однажды днем он один ехал по лабиринту дорог к сыну. Солнце пригревало спину, но в сердце Стивена была холодная безнадежная зима.
Стивен редко навещал Оливера днем. Отношения их были слишком официальны. Ни отец, ни сын не осмеливались сократить существующую между ними невидимую преграду. Стивен заметил, что дорожка, ведущая к дому, была хорошо утоптана, но остальные сильно заросли. Он с трудом пробирался в зарослях кустарника, помогая себе садовыми ножницами.
Ножницы были его собственного изобретения: длинные, с удобными ручками. Ими легко было обрезать высокие кусты. Он ритмично работал ножницами, работа действовала на него успокаивающе.
Три недели назад у него на столе лежало письмо из Бата. Ему осталось только поставить подпись в документе. И после этого он будет свободен. Свободен от Юлианы. И никогда больше ее не увидит. Не увидит ее восторженных глаз, рассматривающих его изобретения. Никогда не услышит ее звенящего смеха. Никогда не будет сидеть с ней за обеденным столом. Не будет больше успокаивать ее по ночам, прогоняя кошмары.
Никогда больше не коснется ее.
Стивен ожесточенно работал ножницами. Боже, если бы она только знала.
Если бы она знала, она бы съела тебя живьем, заверил он себя.
Боже праведный, когда они в последний раз разговаривали наедине, ему потребовались неимоверные усилия, чтобы не заключить ее в свои объятья, не спрятаться лицом в ее волосы и, да простит его Бог, не отдать, наконец, ей свое сердце.
Он пробирался по лабиринту дорожек, обрезая то тут, то там ветку дерева или куста. Ведьма. Вот кто она. Дьявольская обольстительница. Она подмешивала что-то в его пищу. Она шептала какие-то странные заклинания во время его сна. И все это действовало на него, черт бы ее побрал. Он желал ее. Очень желал. Так сильно желал, что...
Стивен отбросил эту не дающую ему покоя мысль, потому что уже стоял в саду Оливера.
Сколько времени прошло, когда ты в последний раз обнимал своего сына и говорил ему, что любишь его?
Слова Юлианы все еще доставляли ему боль. Он любил Дика, и Дик умер. Дик забрал с собой сердце отца; Мэг забрала душу Стивена и наполнила ее чувством вины. А для Оливера ничего не осталось.
Оливер также, живя в своем странном молчаливом маленьком мире, казалось ничего не хотел от Стивена. Эта мысль с болью отозвалась в его отцовском сердце. Стивен остановился в саду, чтобы вытереть пот и убрать ножницы. Во время встреч с отцом Оливер читал ему по-латыни или демонстрировал, как быстро он складывает цифры, и Стивен хвалил его. Оливер был серьезным мальчиком, ему нравился дом, в котором он жил.
А что, если нет?
Но иногда Оливер восставал, и в эти моменты словно буря налетала на маленький аккуратный домик. Оливер швырял что-нибудь, сердито кричал, разбивал какую-нибудь из игрушек. Но редкие бури быстро кончались и забывались.
Стряхнув с себя воду, Стивен тихо вошел в дом и направился на кухню. Вытершись льняным полотенцем, он обратил внимание на интересный выбор продуктов. Морковь и пастернак. Пучки салата и фенхеля. Ваза, полная свежих яблок. Жирный жареный каплун.
Должно быть, у Кристины в последнее время улучшился аппетит. Стивен отрезал ножку каплуна и откусил кусочек. Как жаль, что Оливер не может...
Он запретил себе думать об этом. У Оливера должна быть строгая диета. И кажется, она начала приносить плоды. За последние недели мальчик немного поправился, улучшился цвет его лица.
Стивен направился к лестнице, и под ноги ему попалась обглоданная кость. О чем только думает Кристина? Раньше он не замечал за нею неаккуратности. Надо с ней немедленно поговорить об этом.
Стивен не спеша поднимался по лестнице. К каждой встрече с Оливером он готовился словно воин накануне запланированного сражения. И все же как, бы он ни старался настроить себя, сердце ого оставалось незащищенным.
Днем Стивену было труднее общаться с мальчиком, чем по вечерам. Днем мальчик был более активен, часто непослушен. А в последнее время в его глазах ясно читалось неудовлетворение.
Как будто мальчик наконец осознал пустоту своей уединенной жизни.
По ночам, в темноте, когда мальчик засыпал, Стивен мог обнять своего сына, вдыхая его запах, и ему казалось на короткое мгновение, что Оливер сильный и здоровый ребенок. Но утром он покидал сына, чтобы совершить поездку вместе с Китом, пометать копье в мишень, прикрепленную к столбу, или поиграть с деревенскими детьми.
Стивен остановился у дверей спальни, стараясь взять себя в руки. В комнате было тихо, наверное, мальчик задремал. В последнее время Оливер стал быстрее засыпать, будто уставал за день.
Эта мысль испугала его. Возможно, утомляемость ребенка, несмотря на увеличение веса, свидетельствовала об ухудшении его здоровья.
Стивен прижался лбом к двери и сомкнул веки. Прошлой зимой, во время сильного приступа лихорадки, Оливер остановил взгляд блестящих глаз на отце.
– Я хочу быть ангелом. Из меня получится очень хороший ангел, правда, папа?
И самым ужасным было то, что мальчик говорил правду. Стивен тогда ничего не ответил, только отвернулся, чтобы скрыть слезы. Тогда он сразу же отправился охотиться на дикого кабана. Он безжалостно убивал несчастного зверя, словно язычник, совершающий жертвоприношение, моля богов о милосердии.
Преследуемый мрачными воспоминаниями, Стивен нажал на ручку двери и вошел в комнату.
К его полной неожиданности, комната была залита солнечным светом. Доктор Стронг категорически запретил впускать прямой солнечный свет, который, по его мнению, действовал отрицательно на ребенка. Стивен взглянул на постель, и сердце его замерло.