— Запаздывает.

Не успел Боа достойно ответить, как звонкий топот подкованных копыт вспорол уютную предвечернюю тишину, словно остро отточенный консервный нож, вспарывающий банку из высококачественного мягкого цветного металла, стремясь поскорее достичь манящего содержимого — экзотических импортных консервов: омаров, кальмаров и прочих трепангов.

Фиолетовый язык заката, который ленивая заря вывалила почти на половину горизонта, уже осторожно лизнул усталый небосклон, и на его фоне загадочным черным силуэтом возникла фигура всадника. В клубах пыли, вздымающейся пенным следом, всадник неотвратимо надвигался на Боа Этуаля, невинно прикорнувшего у подножия валуна.

— Но это же кентавр?!! — радостно воскликнул Боа.

— Тебя это смущает? — О'Хара удивленно глянул на Этуаля и ожесточенно затоптал окурок.

— Нет, но я думал…

— Ты думал, что в полиции служат одни лишь дендроиды?

Кентавр подлетел и замер, сложив руки на широкой человеческой груди. Через плечо у него на длинном тонком ремне болтался огромный крупнокалиберный бластер. Одет кентавр был в просторную черную рубаху, переходящую на спине в попону, непринужденно прикрывающую могучий конский круп.

— Сержант Лар, — отрекомендовался кентавр низким мощным голосом, от которого у Боа по спине побежали мурашки. — За время моего дежурства никаких особенных происшествий не было. Только…

— Что только? — насторожился О'Хара, и Боа подумал, что его однокашник не прогадал с выбором основной специальности.

— Мальчишка, сэр!

— Ты кого конкретно имеешь в виду? — свирепо рыкнул О'Хара.

— Мальчишка венерианин, сэр, — уточнил сержант Лар. — Шнырял поблизости. Но когда я попытался его задержать — скрылся.

— Как это: скрылся?

— Я и сам не пойму, — обезоруживающе улыбнулся кентавр.

«Голова человеческая, а зубы лошадиные», — не без зависти подумал Боа, смутно припоминая последний визит к дантисту.

— Вроде шнырял, а только я подобрался поближе — пропал, как сквозь землю провалился.

— Шнырял, сквозь землю, — сварливо проворчал О'Хара. — Полет ассоциаций! Писатели-романисты!!!

— Такое ощущение, что когда-то давно кто-то из писателей наступил тебе на любимую мозоль, раза три подряд, — скромно потупив глазки, негромко и застенчиво произнес Боа Этуаль и ковырнул землю носком правого ботинка.

Кентавр по лошадиному фыркнул, а О'Хара заинтересованно покосился на вновь стремительно онемевшего бескорыстного защитника реноме человека-пишущего.

— Лично у меня, слово написанное, — преодолевая магию гипнотического взгляда О'Хары, ядовито заметил в конец осмелевший Боа, — вызывает уважение.

— У меня тоже, — саркастически ухмыльнулся О'Хара, — но в протоколе или рапорте, а не в пустопорожнем словоблудии!

— Это ты литературу называешь словоблудием?!

— Это ты то, что пишешь, называешь литературой?!!

— Ну, знаешь!!!

— Я всегда знаю, что говорю, а если не знаю, то сижу молча и думаю.

— То-то, я последнее время не замечал, чтобы ты долго молчал…

— Я могу быть свободным, сэр? — скромно напомнил о своем существовании кентавр.

О'Хара свирепо зыркнул сначала на кентавра, потом на Боа, потом снова на кентавра и раздраженно буркнул:

— Нет. Сейчас ты проводишь нас на плоскогорье Утраченных Иллюзий, к пещере, а потом поглядим, кто, и на что способен!

«Господи!» — подумал Боа. — «Он решил от меня избавиться! И на этот раз, кажется, таки окончательно и бесповоротно!!!»