Тогда он еще не знал, что самым большим приключением окажется покупка мяса. Они обошли все магазины, стояли в очередях и, наконец, разжились жирной бараньей ногой. Подходила она для шашлыков или нет, ни Криста, ни Сашо не знали. Криста робко спросила у продавца, но тот только раздраженно ответил:

— Не отнимайте у меня времени на всякие глупости… Берете вы мясо или нет?

— Берем, берем! — испуганно ответил Сашо.

Обратный путь оказался еще более тяжелым — подъем был очень крут. Солнце клонилось к закату, вот уж никогда Сашо не думал, что летнее вечернее солнце может быть таким неприятным. Он с трудом передвигал ноги, хотя мясо несла Криста — девушка просто вырвала его у Сашо из рук. И все-таки она шла легко и спокойно. Но еще легче шагали идущие впереди них три старика — все трое голые до пояса, пестрые бумазейные рубахи были связаны на талии рукавами. Один из них даже что-то насвистывал, чуть ли не серенаду Тоселли. К даче Сашо подошел совсем раскисший и запыхавшийся. К тому же, когда они шли по заросшей тропинке, какая-то ветка попала ему прямо в нос.

— Природа — это что-то невыносимое! — заявил он.

— Верно, — ответила она. — Но это только сначала.

— И сначала и всегда! — ответил он злобно. — Дядя говорит, что природа рано или поздно погубит человека.

Криста насмешливо взглянула на него.

— Мудрец твой дядя! Природа не выносит маньяков. Она терпит только тех, кто умеет к ней приспособиться.

— Непременно запишу себе это для памяти! — сердито огрызнулся Сашо.

— Запиши это у себя на лбу, ты, несчастный биолог! — засмеялась она. — Жалкий бабник и пьяница!

Он так замучился и разозлился, что ему хотелось бросить мясо первой же собаке. Но так как во всей округе собак давно уже потравили, а те, что жили на дачах, не признавали жирной баранины, мясо пришлось есть самим. К счастью, по крайней мере с костром им повезло. На заднем дворе нашлось свободное от травы место, дров тоже было сколько угодно. Садовник, который много лет подстригал здесь деревья, изрубил сучья и сложил их под навесом. Пока Криста вдохновенно резала мясо, Сашо отправился в ближний орешник за шампурами. После неудачной попытки отрезать себе палец он вернулся, неся две очищенные от коры палочки. Но вместо того, чтобы встретить его как героя, Криста безжалостно накинулась на него:

— Господи, до чего же ты нескладный! Так и знай, я никогда за тебя не выйду.

Сашо почувствовал, что его обдало холодком.

— И слава богу, — ответил он.

— Почему это слава богу? — стрельнула она в него обиженным взглядом.

— Я не сумасшедший, чтобы жениться на авантюристке, да еще такой бессердечной!

Правда, через некоторое время Сашо снова вырос в ее глазах, сложив из сучьев чудесный костер выше человеческого роста. По крайней мере хоть этому-то он научился в пионерских лагерях. Сашо старательно укладывал ветки, забавляясь мыслью, что он строит молекулярную решетку генов. Тенистую низину, где была расположена дача, уже окутала темнота, хотя небо еще было светлое. Когда пирамида была готова, Сашо сунул под нее зажженную газету. С веселым треском взметнулся высокий огненный столб, обезумевшим пчелиным роем закружились искры. Они отошли подальше, отблески огня окрасили их лица в медный цвет.

— Правда красиво? — очарованно воскликнула девушка.

— До того красиво, — ответил он, — что в любую минуту могут примчаться пожарные.

— Почему?

— Да этот костер виден даже из Софии. Еще подумают, что у академика пожар.

Но никто не приехал. В этом мире частных дач царило отчуждение, и если бы на даче в самом деле случился пожар, оба они, наверное, так бы и сгорели здесь без всякой помощи. Огненная пирамида рухнула. Сашо старательно подбрасывал в огонь недогоревшие сучья. Вскоре образовалась большая куча пылающих углей, которая быстро темнела и гасла.

— Можешь начинать, — сказала Криста.

— Что начинать?

— Жарить шашлык.

Но он, не уловив в ее голосе скрытой иронии, взял обе палочки с нанизанными на них кусочками мяса и перца и поднес их к углям, потемневшим, но все еще пышущим жаром. Вот, значит, как жарят шашлык! Сашо склонился было над углями, но жар заставил его отпрянуть. Все это время Криста наблюдала за ним с полным безразличием, только глаза ее смеялись.

— Не понимаю, как можно изжарить эти штуки, не изжарив при этом рук, — пробормотал он.

— Ты что, с неба свалился? — воскликнула Криста.

— А что?

— Возьми две палки с развилками и положи на них шампуры. А потом только поворачивай их время от времени. Вот и все.

— Ну конечно! — сказал он.

— Ты вообще был когда-нибудь на экскурсии?

— Был один раз, в Белграде.

— Да нет, я имею в виду на природе.

— Глупости! — ответил он. — Коллективные мероприятия. С декламацией стихов и общими хороводами.

Как бы то ни было, шашлык они все-таки изжарили. Оба так проголодались, что съели все с аппетитом, хотя жир затвердевал раньше, чем мясо успевало остыть. Костер медленно угасал, но Сашо время от времени подбрасывал в него ветки, просто чтоб было светлее. Очень приятно было вот так сидеть у тлеющих углей, когда носы немилосердно припекало, а спины так же немилосердно мерзли. Время от времени потрескивала какая-нибудь сухая ветка и во тьме разлетались маленькие жаркие светлячки. Оба окончательно примолкли — пора было идти в дом.

Дело было в том, что эту ночь Криста должна была провести с ним. Ее мать уехала в Казанлык к сестре, оба были совершенно свободны. Сашо пригласил ее очень осторожно, готовый мгновенно и безропотно проглотить отказ. То, что он о ней слышал, да и все ее поведение говорило о том, что ему ничего не светит. Но она сказала «да» очень спокойно и естественно, причем ее деликатные ушки даже не вспыхнули. Это поразило его больше, чем он ожидал. И не только поразило, но даже как будто слегка испугало. Сашо просто не понимал, что с ним происходит, ведь раньше подобные ситуации никогда не вызывали в нем никакого трепета.

Костер окончательно потух, угли покрылись тлеющим нагаром. Сашо выплеснул на них ведро воды, и обоих окутало облако едкого пара. Ночь вдруг стала очень темной, небо почернело. Когда они вошли в дом, Криста окончательно скисла, глаза у нее стали совсем круглыми.

— Хочешь немного коньяку? — спросил он.

— Да, очень. Налей, пожалуйста.

Сашо налил коньяк в красивую пузатую рюмку, Криста осушила ее чуть не залпом. На скатерть капнули две большие слезы.

— Что с тобой?

— Ничего.

— Как это ничего?

— Я все испортила, — сказала она. — Все, все!.. Отравила тебе весь день. Куда я только тебя не таскала — на турбазы, в мясные лавки. Хорошо еще, что ты такой терпеливый.

— Глупости! Все равно должно же было это когда-нибудь со мной случиться. От судьбы не уйдешь, — добавил он многозначительно.

— Не уйдешь, — уныло согласилась она.

Внезапно лицо ее прояснилось.

— Я хочу тебя о чем-то попросить.

Он прекрасно знал, о чем она будет просить, и потому предусмотрительно промолчал. Ему показалось, что буквально в несколько секунд у Кристы пересохли, почти потрескались губы. На мгновение ему стало ее жалко, он был готов на все.

— Ты слушаешь меня или нет?

— Слушаю очень внимательно.

— Тогда обещай мне, — продолжала она, — только совсем, совсем по-настоящему обещай.

— Да, знаю, — ответил он. — Обещаю тебе совсем-совсем по-настоящему.

Она так обрадовалась, что вымочила ему всю шею своим мокрым от слез носишком.

— Знаешь, какой ты милый! — бормотала она. — Просто ужасно милый, по-настоящему.

— Но так ведь не может продолжаться вечно, — промямлил он. — А если может, так ты мне скажи сразу, чтоб я знал, как мне быть дальше.

В голосе у него слышался смех и, пожалуй, чуть явственней, — обида.

— Нет, нет, конечно же, нет! — ответила она. — Этот коньяк очень крепкий, нет ли чего-нибудь послаще?

В маленьком баре они нашли немного бенедиктина, фальшивого, разумеется. Сладкий прозрачный напиток оказался гораздо коварнее, чем она думала. Вскоре Криста окончательно развеселилась и со смехом вспоминала дневные приключения — сердитого мясника, ветку, царапнувшую Сашо по носу. Так продолжалось, пока она незаметно не оказались в спальне маститого академика. Была чудесная ночь, настоящая счастливая соловьиная ночь. И луна закрыла окно своей белой ладонью, чтобы никто не мог их увидеть. Оба не спали почти всю ночь, повторяли друг другу те красивые слова, которые каждый из них давно ожидал услышать и которые почти не слушал, настолько в эту минуту в них верил. Но в последнее мгновенье Криста словно бы окаменела, тело ее стало гладким и твердым, как очищенный корень. Но так или иначе, а через этот дурацкий порог надо было перешагнуть — другого пути не было. Словно крохотная мышка пискнула в углу, напряжение ослабло. Он еле видел во тьме ее холодное белое лицо, длинные, полуопущенные ресницы. На секунду оно стало похожим на трагическую маску. Внутри у него все сжалось, и вдруг показалось, что он остался во мраке совершенно один.