Он, конечно, мог, но сказать об этом не посмел. За всю жизнь Сашо ни разу не купил ни одного цветка.
— Или без травы? — допытываласьона.
— Вот насчет травы ты права, — ответил он. — И тут главное не то, что коровам будет негде пастись, а что футболистам не на чем будет играть.
— Пропади они пропадом эти типы, которым трава нужна для того, чтобы на ней брыкаться. И вообще не порти мне настроение. Посмотри лучше — вот первоцвет. А у этого цветка смешное имя силивряк… Ты, например, тоже силивряк.
— Мерси, — ответил он.
— А что?.. Это очень интересное и редкое растение. Я даже не знала, что оно встречается на Витоше.
— Да ты просто ботаническая энциклопедия, — с удивлением сказал он, — а вовсе не литературная, как я думал раньше. Может, ты даже знаешь, что такое анапест?
— Я-то знаю, это ты не знаешь. А вообще я просто люблю цветы, вот и все.
— А я из всей флоры больше всего люблю чечевицу, — сказал он. — Ну и в какой-то степени молодые бобы.
Криста встала и опять быстро пошла по тропинке. Сашо двинулся за ней, поглядывая на зеленые пятна на своих коленях. И откуда только они взялись, он вроде бы еще не падал перед ней на колени. Пока они обменялись только несколькими поцелуями, короткими и с ее стороны довольно робкими. Эта быстроногая девчонка, похоже, не находила в них никакого особого вкуса. Для нее все это было вроде как шуткой. Сегодня он ни разу не видел ее задумчивой или мечтающей. А его томило какое-то внутреннее стеснение, и все казалось, что он влюблен. Давненько ему не приходилось испытывать это странное состояние.
Он и сейчас не понимал, как именно это случилось, и главное — когда. Может, в то памятное утро, когда они завтракали в «Шумако»? Но в ресторане тогда не произошло ничего особенного. Она просто ела похлебку, слегка присыпанную красным перцем, ела молча, даже не глядя в его сторону. Почему-то это не только его не раздражало, но даже не было неприятным. Это позволяло ему свободно рассматривать ее, как картину. Бледноватое лицо девушки было необыкновенно свежим и чистым, темные тонкие брови придавали ему какое-то особое изящество. Сашо смутно догадывался, что в ней кроется какое-то непонятное очарование, что-то такое, что и не разглядишь сразу. А потом все разошлись по своим делам. Она — домой, он — в университетскую библиотеку. Но целый день Криста пряталась где-то в глубине его мыслей, и порой он против воли позволял ей расположиться в своем отяжелевшем мозгу. И до чего же было трудно потом вновь упрятывать ее в то таинственное и мистическое нечто, которое кое-кто — глупцы, по его мнению, — называет подсознанием. В сущности, все в нас — и сознание и подсознание — зависит от того, какую дверцу откроешь. Сашо попытался запереть Кристу за какой-либо из таких дверец, так как ему нужно было кое-что почитать для той проклятой статьи, но она немедленно поднимала ужасный шум — царапала дверцу ногтями, пела, чем-то стучала. Так ничего и не вышло из его занятий, он бессовестно рано ушел из библиотеки, выпил пива с кем-то из приятелей, пообедал и вернулся домой. Клонило ко сну, ведь ночью он спал всего несколько часов.
Когда он проснулся, выяснилось, что Криста совершенно бесцеремонно расположилась в его мыслях. Неизвестно как, но она сумела выбраться из-за запертой двери. Сашо это совсем не понравилось, ведь ему предстояло написать важную статью. А влюбленный, как и пьяный, не способен ни к какой серьезной работе. Но пьяный, тот по крайней мере накачивается ромом, вином или мятной водкой, а влюбленный? Бровки, подбородочек, прядка волос надо лбом — всякие глупости. И почему сразу же начинаешь воображать себе, что эта девушка не похожа на остальных? Небось, как и все прочие, тоже покупает в аптеке гигиенические повязки. Этими и подобными аргументами он изо всех сил старался вернуть себе равновесие, но напрасно.
Два дня Сашо ходил по городу как потерянный, словно у него украли «форд-таунус». Вечером второго дня он зашел в «Варшаву», но там никого не было. Он ходил туда еще два вечера, но лишь на третий застал там обеих девушек. Криста и Донка пили кофе и хихикали над каким-то дурацким анекдотом. Сашо подсел к ним, но Криста не только что не обрадовалась, она даже не взглянула в его сторону. А Донка совсем его доконала.
— Ты почему мне не позвонил? — спросила она бесцеремонно. — Ведь обещал.
— Я потерял твой телефон.
К счастью, Донка скоро ушла, ей предстояла партия в бридж. А Криста осталась, правда, все такая же далекая и равнодушная. Так все и началось. А сейчас она бежит впереди, мелькая голыми ногами. В глубине души он этого ждал. Но, конечно, ему и в голову не приходило, что она в первые же дни потащит его на Витошу. Такая прекрасная дача в их распоряжении — чего еще надо? Странная девушка, она и вправду не похожа на других. Ну вот, опять остановилась, притащила какого-то огромного жука. Другие девушки такого не делали. Самое большее, что они могли ему принести, это какую-нибудь пластинку или жестяную коробку с английскими конфетами. Жук яростно грозил ему своими крепкими рачьими клешнями.
— Это жук-рогач, — возбужденно сообщила Криста.
— Мерси, — ответил он. — Как раз его мне и не хватало.
Потом между ними разгорелся настоящий спор о том, как возвращаться — пешком или на фуникулере. Как известно, в этих первых схватках всегда побеждает женщина. Криста рассказала ему, как однажды вечером с фуникулером что-то случилось и он остановился. В одной из кабинок спускались молодожены. Всю ночь они выясняли, кто виноват в этом неприятном происшествии, а наутро оба подали заявление о разводе. Пошли пешком. Для него спуск даже по самым прямым дорожкам тянулся целую вечность. Когда наконец они оказались внизу, Сашо смотрел на нее почти кровожадно. Рубашка его прилипла к спине, вся любовь испарилась.
— Твое счастье, что мы не молодожены! — заявил он с тайной яростью. — А то я завтра же подал бы целых два заявления о разводе.
— Подумаешь! — Она безразлично повела плечами.
«Ох, девочка, девочка, когда-нибудь ты поплатишься за все эти штучки!» — подумал он сердито.
Но, выпив солидную кружку пива, он успокоился. Так хорошо было сидеть за голым облупившимся столом в тени деревьев. Пожалуй, отдых приятнее даже любви, нет ничего приятнее отдыха, — думал он. Да, но чтобы его прочувствовать, надо сначала как следует устать. Малышка знает свое дело. Всего ожидал он от Кристы, только не того, что она окажется любительницей природы. Таких девушек уже и на свете не осталось. Даже хиппи, уж на что они хиппи, но и те предпочитают природе Пикадилли-сквер или жесткие ступени площади Венеции.
— У меня возникла интересная идея, — сказал он. — Давай съедим по порции котлет.
— Разве это котлеты, — ответила она. — Это просто жареная резина.
— Других тут нет. Котлеты как котлеты.
В конце концов все готовые котлеты одинаковы, говорят, их делают бог знает из чего, как и всю подобную ерунду. Таков уж современный мир. Впрочем, склонность к гастрономии вряд ли признак высокой духовной культуры, современный человек живет не ради желудка. Да это и невозможно. Деревенских цыплят все равно на всех не хватит. Хочешь не хочешь, приходится довольствоваться бройлерами.
— Знаешь что, — оживленно сказала Криста. — Давай сделаем шашлык.
— Это не так просто, — ответил он нерешительно.
— Очень просто. Нанизываешь на щепку, то есть я хочу сказать, на палочку, кусочки мяса и жаришь их на углях. Вот и все.
— Но для этого нужно развести костер.
— Да, во дворе.
— Ты с ума сошла! А как я объясню дяде, зачем я жег костер у него во дворе?
— Скажешь, что мы играли в людоедов.
— Об этом не может быть и речи! — решительно заявил он.
— У тебя нет никакого вкуса к приключениям, — разочарованно протянула Криста.
Когда через некоторое время они спускались в Княжево, чтобы купить там мяса, Сашо подумал, что Криста права. У него действительно не было никакого вкуса даже к самым невинным приключениям. Любовь к приключениям предполагает неразвитый или наивный ум или, самое малое, отсутствие воображения. И вообще, просто непонятно, как можно браться за что-нибудь, не предусмотрев последствий. Но признаться, что ты не любишь приключений, значит попросту себя скомпрометировать. Влюбленный должен быть немного романтиком, весьма умеренным, разумеется. И в конце концов тоже мне приключение — разжечь во дворе какой-то жалкий костер. И почему непременно во дворе, когда можно в какой-нибудь лощине.
