Иное дело — приправы. Тут уж каждая хозяйка очага хранит особый секрет. У одной на столе лежат стебли пряной травы, приятно холодящей нёбо, у другой — порошок из корней мангара, пробивающий жаром до костей, третья щедро поливает приготовленную снедь настоем черной ягоды…
И каждая, даже заранее зная ответ, спросит насыщающегося мужчину: по нраву ли ему еда?
А получив в ответ подтверждающий кивок, расцветет гордой улыбкой. Ведь нет большей радости для жены, когда ее супруг одобрит ее искусную стряпню!
— Вкусно, Д'митри?
— Угу-м, — пробурчал Дмитрий, усердно работая челюстями, и Гдламини зарделась, безмерно довольная.
До сих пор ей не доводилось возиться по хозяйству.
Вождю нельзя заниматься повседневными делами, тем паче женскими, даже если и сам он, по прихоти Тха-Онгуа, — женщина. Это дггеббузи Гдламини доселе блюла свято. Да и не привлекала ее возня у очага. На то есть прислужницы…
Но могла ли раньше представить себе девочка Гдлами, какое это, оказывается, наслаждение: собственноручно приготовленной пищей кормить своего мужчину?!
Вот он, ее тхаонги, сидит рядышком. Он уже вернулся с неизменной утренней пробежки (странный все же обычай: просыпаться раньше жены…). Он ворочается, умащиваясь поудобнее, он шумно чавкает, разгрызая хрящи. А она, его женщина, подкладывает на блюдо все новые и новые лакомые куски, подливает чистую ключевую воду в глиняную чашу, и ей удивительно, непредставимо хорошо.
Как же все-таки здорово, что есть у дгаамвами право снимать ненужные запреты!
— Хочешь еще, тхаонги?
— Угу-мм, — откликнулся Дмитрий, запивая мясо. Отставил чашу и притянул к себе жену.
— Еще как хочу…
Его пальцы бережно коснулись упругой груди замершей Гдламини.
— Очень-очень…
По телу Гдлами пробегает судорога.
Большая часть этой ночи, как и прошлой, и позапрошлой, пролетела без сна, но обоим этого не хватило, и вот-вот будет нарушен еще один запрет.
Трапеза священна, и не велено предками делать подобное в час вкушения пищи.
Но если очень хочется?
Все равно нельзя.
А если очень хочется вождю?!
Тогда можно.
И очень возможно, досадный дггеббузи был бы отменен без промедлений, а урюкам пришлось бы долго еще ждать своего нгуаби, не распахнись в этот миг скрипучая дверь, впуская в хижину девушку, закутанную в кусок синей ткани. Миг-другой она мялась на пороге, отводя глаза, но ведь ей же было назначено вождем явиться в этот час, и потому не стала пришелица исчезать. Напротив — кинулась в ноги Дмитрию, приподняла круглое, блестящее от слез лицо.
— Нгуаби, прикажи Н'харо! Пусть возьмет меня в жены!
Дмитрий оторопел.
— Что-что?
Рот девушки скривился, жалко и обиженно.
— Я хочу быть его женой. Прикажи ему, и поскорее! Мне нельзя ждать. Мне уже много лун…
— Э-э… — взгляд нгуаби затравленно метнулся к вождю, требуя помощи. — Ты бы уж как-нибудь сама, а?
Девушка всхлипнула.
— Я пыталась. Он сильнее. Только ты сможешь заставить его…
Гдламини глядела в сторону, изо всех сил притворяясь не заинтересованной. Приходилось выкручиваться самому. А как?!
— Послушай, Атали, — очень осторожно начал Дмитрий. — Я же не Тальяско! Я не могу заставить Н'харо полюбить тебя. Это зависит только от вас двоих, понимаешь?
Девушка неверяще затрясла растрепанной головой.
— Нет, нет! Ведь ты же — тхаонги! Ты все можешь! Ты можешь превратить ттай в струйку воды и остановить стрелу в полете. Заставь же Н'харо! Прикажи ему!
Она подавилась рыданием и распростерлась на полу, щенячьи тычась в ноги Дмитрию. На сей раз Гдламини не стала отводить глаза.
— Глупая! — голос был нежен, словно вождь обращалась к лучшей подруге. — В делах любви бессилен даже сам Тха-Онгуа. Нужно рассчитывать только на себя. Попробуй, милая!
Круглое личико просительницы сморщилось, сделавшись совсем детским.
— Я пыталась, мвами! Но он только наслаждается моей дкеле, а потом снова плюет на меня. Помоги мне, о вождь! — о Дмитрии девчушка, кажется, забыла. — Ведь ты сама женщина…
Покачав головой, Гдламини погладила девушку по макушке и легонько потянула за плечи, заставляя подняться.
— Ладно, Атали, иди. Иди! Я поговорю с ним…
— Благодарю тебя, вождь! — в девичьем голосе зазвенела надежда.
Размазывая слезы по щекам, страдалица повернулась к двери… и налетела на входящего Н'харо. Взвизгнула. Оттолкнула его обеими руками. Кулаком ударила в грудь шедшего позади Мгамбу. И выскочила прочь.
— У, бешеная! — буркнул Убийца Леопардов, опасливо озираясь. — Куда ни пойди, везде лезет под ноги.
Дмитрий поморщился.
— Сам виноват. Довел дуру. И что теперь? Уткнувшись взглядом в пол, гигант переминался с ноги на ногу. И молчал.
— Может, и впрямь женишься? Неплохая ведь девчушка…
— Нашла время, хо! — шрамы на скулах сержанта изогнулись и побагровели. — Воевать скоро, а ей — жениться! Пока чужие не ушли в долины, стыдно и думать о таком. Ты ведь и сам так нам говорил, тхаонги!
Дмитрий вспыхнул. Слова Убийцы Леопардов были очень похожи на упрек. И важно ли, что простодушный силач ничего такого не имел в виду?
— Как хочешь, — нгуаби махнул рукой. — Но ты б хоть поговорил с девчонкой. Еще утопится, спаси Тха-Онгуа…
— С женщиной говорить, попусту время тратить… — перехватив бешеный взгляд Гдламини, Н'харо поперхнулся. — Прости, вождь! У меня не язык, а оолий хвост.
— Хуже! — резко бросила мвами. — И голова тоже! Вот этого ей не следовало говорить в присутствии Дмитрия. Поскольку плох командир, дающий подчиненных в обиду штатскому начальству.
— Ты не права, почтенный вождь, — холодно сказал нгуаби, и смуглые щеки Гдламини мгновенно посерели, как и у всякой женщины, нечаянно разозлившей любимого. — Сержант Н'харо, что у вас?
Гигант стоял, опустив голову, как провинившийся школьник. Переминался, явно не зная, куда девать свои излишне длинные руки.
— Разрешите доложить? — выдавил он наконец не по-уставному глухо.
— Разрешаю!
Не столько по тону, сколько по едва заметной улыбке Дмитрия опытный сержант сообразил: нгуаби не выдаст. И заметно приободрился.
— Великий нгуаби! Прошу поручить Мгамбе охрану поселка! Его урюки опытны, они уже стали мужчинами. А мне с моими двали разрешите прогуляться до Межземья.
— Это зачем же?
Дмитрий непритворно удивился. До сего дня личная |инициативность не входила в число многогранных и бесспорных достоинств Убийцы Леопардов.
Впрочем, тот, судя по всему, многое продумал.
— Равнинные бродят по сельве, как у себя дома. Они уже появились близ рубежей. Нужно их припугнуть. Дозволь, нгуаби! Я выйду на тропу, а Тха-Онгуа поможет нам.
Дмитрий задумался. Дальняя разведка? Что ж, неглупо, совсем неглупо. В последнее время ситуация становится все тревожней день ото дня. Недаром же собрались нынче в Дгахойемаро старейшины народа дгаа.
Усмехнувшись, он кивнул.
— Пусть будет так, Н'харо! Бери своих парней. Посмотри, что делают равнинные в сельве, в селениях, много ли их, в каких поселках осели. Но только приглядывай. Сам не нападай. Ясно? Рано пока. Иди!
— Хо, нгуаби! — радостно вскрикнул Убийца Леопардов и тотчас поправился: — Есть идти наблюдать!
Вслед за чем выскочил на улицу. Крайне довольный. Ибо много опасностей таится в сельве, но Атали там, слава Тха-Онгуа, нет.
— Мгамба! Тебе поручается охрана поселка. Ясно?
— Так точно!
— Налево кругом — марш! Козырнув, ефрейтор вышел из хижины.
И лишь теперь Гдлами позволила себе напомнить о своем присутствии.
— Прости меня, любимый, — вождь приблизилась, но вплотную, и в голосе ее звучала нешуточная тревога. —
Я была не права. Ты не сердишься?
Для порядка Дмитрий ответил не сразу.
— Ладно, — он еще немножко помедлил. — Забыли! Гдлами расцвела. И лишь теперь вспомнила о том, что она еще и вождь.
— Время идти, Д'митри. Совет старейшин не может ждать…
