Несколько дней наше терпение подвергалось жестокому испытанию. Скрываясь под покровом темноты, мы бороздили океан зигзагами, отслеживая зону, достаточно обширную, чтобы через неё смогли пройти три конвоя. Когда дневной свет загнал нас под воду, мы затаились на глубине 40 метров, ощупывая морскую гладь локатором и прослушивая её акустическими приборами. Затем вечером 26 октября появился шанс: акустик услышал шум, который мог исходить только от конвоя. В 21.40 мы всплыли. Месяц в безоблачном небе светил слишком ярко. Было полное безветрие. Наша лодка легко передвигалась по гладкой, серебряной поверхности моря, грохоча дизелями.
Прямо по курсу перед нами на дистанции шесть тысяч метров тащился конвой. Горизонт был усеян чёрными точками, передвигавшимися на запад на определённом расстоянии друг от друга. С левого фланга конвой сопровождали три сторожевика, другой эскорт маячил с правого фланга и ещё один – в хвосте армады. Дистанции, отделявшие эскорты друг от друга, значительно разнились. Как это ни невероятно, но мы всплыли за строем боевого охранения. Через несколько минут эскорты развернулись один за другим и, заметив нас, с вырывавшимися вместе с клубами дыма искрами помчались вперёд с целью предупредить нашу атаку. Зигман гнал лодку на полных оборотах в смелой попытке выйти на край конвоя раньше, чем неистово маневрировавшие эскорты смогли бы соединить свои силы. Наши зигзаги путали преследователей, однако три неприятельские тени неуклонно приближались, отбрасывая волны от форштевня. Вскоре показалось, что мы попали в западню. Однако пока ничто не мешало лодке выйти на угол атаки. «У-230» рванулась вперёд, быстро сокращая дистанцию до передвигавшихся чёрных монстров.
Командир крикнул:
– Старпом, даю 40 секунд на выстрел!
Я был готов уложиться в этот короткий промежуток времени. Определив расстояние до цели, прицелившись, рассчитав время хода, я пустил через короткие промежутки четыре носовые торпеды. Наша лодка резко накренилась, ложась на обратный курс. Через мгновение я дёрнул спусковой рычаг в пятый раз, выпуская последнюю торпеду с кормы. Эта была самая быстрая атака из тех, которые мы когда-либо совершали.
В то время как пять торпед устремились на запад, «У-230» рванулась на восток с тремя преследовавшими эскортами за кормой. При свете луны серые надстройки охотников сияли белизной. Через несколько минут частого сердцебиения у западного горизонта взметнулся ряд сполохов пламени. Два, возможно, три транспорта были поражены нашими торпедами. Часы показывали 22.25. К нашему изумлению, эскорты, находившиеся позади нас на дистанции броска камнем, неожиданно развернулись и понеслись назад к атакованному конвою.
«У-230» ещё час продолжала идти на полных оборотах, затем Зигман позволил команде расслабиться. Через три часа после того, как англичане прекратили нас преследовать, Ридель сообщил в штаб об итогах наших атак: «Конвой БД-64. Курсом на запад. Три попадания. Без возможности проследить характер повреждений. Ранее потоплены четыре транспорта общим тоннажем 26 тысяч тонн. Все торпеды израсходованы. Возвращаемся на базу».
Вслед за передачей своей радиограммы мы взяли курс на Бискайский залив. Прежде чем первые лучи солнца смогли демаскировать нас, «У-230» ушла под воду.
Мы, как и прежде, двигались в надводном положении только ночью. Когда был пересечён невидимый барьер, которым оградили залив союзники, атаки с воздуха учащались с каждым часом. В постоянном напряжении мы следовали, держа свои палубы вровень с поверхностью моря; носовые и кормовые цистерны балласта были чуть затоплены водой для мгновенного погружения. Каждый час кошмарного перехода по этим опасным водам мог оказаться для нас последним.
На третью ночь после битвы с конвоем нас сотрясали взрывы от 16 сброшенных глубинных бомб. На четвёртую ночь мы ныряли под воду шесть раз и уклонились от 24 довольно точно сброшенных кассет боезарядов. На пятую ночь нам были посланы вдогонку 28 бомб. На шестую лодка погружалась в глубину пять раз и уклонилась от 20 бомб. На седьмую ночь число атак с воздуха сократилось, но мы шли в район патрулирования группы охотников противника с совершенно пустыми торпедными аппаратами. Нам удалось перехитрить врага, двигаясь медленно и соблюдая молчание. Электромоторы лодки работали почти беззвучно. Затем, избавившись от опасности, лодка устремилась на восток, грохоча дизелями. К окончанию ночи мы смогли сообщить в штаб, что находимся всего в десяти часах перехода от места встречи с нашим эскортом.
5 ноября в 09.30 «У-230» совершила всплытие. Впервые за 18 дней мы увидели дневной свет. Два тральщика поджидали нас в бурном море недалеко от скалистого побережья Бретани. Один из них просигналил нам лампой: «Воздушная тревога. Расчёты – к зениткам!»
Мы немедленно отреагировали. Очевидно, поход ещё не закончился. Сатанинская сила преследовала нас сверху до самого прибытия в порт.
Наконец «У-230» укрылась в бетонном убежище Бреста. Только там, под семиметровой толщей армированного бетона над нашими головами, мы были недосягаемы для самолётов противника. Как только я пересёк сходни и сделал первые неуверенные шаги по твёрдой почве, бетонная дорожка передала ощущение безопасности от просоленных сапог до моей души и тела.
Я тяжело вздохнул. Только этим вздохом и можно было выразить моё отношение к нашим неудачам в подводной войне. Теперь всё было против нас. Даже наша новая многообещающая самонаводящаяся торпеда не показала в бою тех превосходных свойств, которые она продемонстрировала в идеальных для испытаний условиях. Оставалось мало из того, чем мы могли пожертвовать. Два года назад линия фронта на западе проходила далеко в море. Минувшей весной она придвинулась на восток к континентальному шельфу. Теперь фронт проходил по самому побережью Франции. Многие подлодки, которым удавалось каким-то образом уцелеть в течение нескольких дней похода, были потоплены на глазах представителей наших береговых служб за несколько мгновений до того, как их экипажи могли вступить на бетонный пирс.
