— Чего вы ждете?

— Хотим знать, что с нами сделают.

— Не бойтесь, — сказал Кау-джер, — вы свободны.

— Свободны? — удивленно переспросил индеец.

— Да. Патагонские воины побеждены и возвращаются в свои края. Уходите с ними. Скажи своим братьям, что у белых людей нет рабов и что они умеют прощать. Пусть полученный вами урок научит вас человечности.

Атхлината нерешительно взглянул на Кау-джера, потом поплелся к воротам в сопровождении своих товарищей. Выйдя из усадьбы, пленные, забрав раненых, направились на север. Позади них, на расстоянии ста метров, следовал отряд Кау-джера.

К вечеру остельцы нагнали основное патагонское войско, расположившееся на ночлег. Хотя во время отступления по индейцам не было сделано ни единого выстрела, они все еще, видимо, не верили в милосердие колонистов, и появление большого отряда Кау-джера вызвало среди них сильное волнение. Остельцам пришлось сделать привал в двух километрах от индейского лагеря, тогда как бывшие пленные, неся раненых, продолжали свой путь и вскоре соединились со своими соплеменниками.

Три дня тянулось на север разбитое, угнетенное войско патагонцев. Наконец, к вечеру четвертого дня, они пришли к месту своей высадки, а на следующее утро спустили на воду пироги, спрятанные в прибрежных скалах, и отплыли. Но что-то осталось на берегу: на верхушке длинного шеста, воткнутого в песок, покачивался тот самый круглый предмет, который патагонцы несли от самой Либерии.

Когда скрылась из виду последняя пирога, остельцы, выйдя на берег, увидели, что это была человеческая голова. Приблизившись, они с ужасом узнали Сердея.

Все были потрясены. Как могло случиться, что Сердей, исчезнувший много месяцев назад, оказался у дикарей? Только одному Кау-джеру было известно, что произошло с бывшим поваром с «Джонатана». Он понял, что Сердей и был тем самым белым человеком, которому индейцы так верили и так страшно отомстили за постигшее их поражение.

На следующее утро Кау-джер тронулся в обратный путь и вечером 30 декабря его усталый отряд добрался до Либерии.

Итак, остров Осте познал войну, и остельцы вышли победителями из этого трудного испытания. Но Кау-джеру предстояло выполнить тяжкий долг.

В тюрьме Паттерсон пережил смену различных настроений. Сначала он не мог сообразить, что с ним приключилось. Понемногу ирландец пришел в себя и вспомнил Сердея, индейцев и их ужасное предательство.

Что же случилось потом? Если победили патагонцы, то, без сомнения, они довершили бы начатое и сейчас его уже не было бы в живых. Но, поскольку он находится в тюрьме, можно сделать вывод, что индейцев разбили. А коли так, то, очевидно, раскрыта и его измена. Что же теперь с ним будет? Сначала ирландец задрожал от страха, но, поразмыслив, успокоился. Его могут только подозревать, никаких улик против него нет. Никто не видел его с Сердеем, никто не поймал с поличным на месте преступления. Значит, он еще сможет выйти сухим из воды и даже получить немалую прибыль.

Паттерсон хотел пересчитать золотые монеты, но не нашел их. Куда же они запропастились? Ведь не сон же ему приснился. Патагонцы действительно заплатили деньги! Сколько? Точно неизвестно. Если и не тысячу двести пиастров, как было условлено (ведь эти мерзавцы обманули его!), все же не менее девятисот или даже тысячи. Кто же отобрал у него золото? Может, сами дикари? Нет, скорее всего те, кто арестовали его. Сердце Паттерсона переполнилось гневом и яростью. Индейцы ли, колонисты ли, краснокожие или белые — все они воры и подлецы! Он одинаково ненавидел и тех и других.

С этой минуты ирландец лишился покоя. Сгорая от злобы, он перескакивал от одного предположения к другому, с лихорадочным нетерпением ожидая суда. Но дни шли за днями, и ничего не изменялось. Казалось, о Паттерсоне позабыли.

Наконец, 31 декабря, спустя более недели с момента заключения, ирландец вышел из тюрьмы под конвоем из четырех человек. Теперь-то все выяснится!.. Однако, дойдя до Правительственной площади, он в растерянности остановился.

Зрелище было поистине величественным. Кау-джер хотел устроить торжественный суд над предателем, ибо жизнь наглядно показала губернатору, какую силу придает коллективу общность чувств и стремлений. Разве удалось бы так легко победить индейцев, если бы каждый остелец, не подчиняясь общим законам, поступал бы как ему заблагорассудится, не считаясь с остальными? Поэтому-то Кау-джеру и хотелось укрепить зарождавшееся чувство солидарности, публично заклеймив преступление, направленное против общества.

У здания управления воздвигли высокий помост, на котором сидели Кау-джер, три члена совета и судья — Фердинанд Боваль. Внизу было приготовлено место для обвиняемого. За барьером толпились жители Либерии.

При появлении Паттерсона в толпе раздались громкие негодующие возгласы. Кау-джер властным жестом восстановил тишину. Начался допрос обвиняемого.

Тщетно пытался он все отрицать. Разоблачить его не представляло труда. Кау-джер перечислял одно за другим предъявленные ирландцу обвинения, начиная с присутствия Сердея среди патагонцев, что было уже установленным фактом.

Узнав о гибели сообщника, Паттерсон содрогнулся. Смерть Сердея показалась ему дурной приметой.

Преступный сговор Паттерсона подтверждался тем, что у него обнаружили золото. Может ли он, потерявший, по собственному признанию, в прошлом году все свое состояние, объяснить происхождение этих денег?

Ирландец опустил голову. Он понял, что погиб.

После допроса начались судебные прения. Затем Кау-джер объявил приговор: Паттерсон приговаривался к пожизненному изгнанию, без права возвращения на территорию острова Осте. Все его имущество конфисковывалось. Земля, равно как и деньги, полученные в оплату совершенного преступления, возвращались государству.

Приговор был немедленно приведен в исполнение. Ирландца в кандалах доставили на борт готовившегося к отплытию корабля, где он должен был находиться на положении арестанта до тех пор, пока судно не выйдет за пределы остельских вод.

Толпа медленно рассеивалась. Кау-джер ушел в управление. Ему хотелось побыть одному, восстановить душевное равновесие. Кто мог бы раньше подумать, что он, яростный поборник равенства, станет судьей поступков других людей? Он, страстный приверженец свободы и враг собственности, будет способствовать дроблению земли, принадлежащей всему человечеству, на отдельные участки и, объявив себя властелином какой-то частицы земного шара, присвоит право запретить доступ на нее одному из себе подобных? Однако Кау-джер сделал именно так, и, хотя это нарушило его покой, он ни в чем не раскаивался, будучи убежден, что поступил правильно.

Осуждение предателя явилось как бы завершающим этапом борьбы с патагонцами. Правда, за победу заплатили Новым поселком, превращенным в пепел, но игра стоила свеч: опасность, грозившая всем эмигрантам, и общая борьба связала их такими тесными узами, силу которых они даже сами еще не сознавали. До всех этих событий остров Осте был просто колонией, где жили случайно объединившиеся люди двадцати различных национальностей. Отныне колонисты стали подлинными остельцами, а Остельское государство — их новой родиной.