— А это что?

Жюли показывала на два тонких валика из чёрного бархата, высовывавшихся из-под тоги.

— Это хвостовые отростки бабочки. Два длинных чёрных шлейфа, придающих её полёту удивительную грацию.

Он расстелил платье.

— Примерь, быстро.

Жюли сняла свитер и юбку и осталась в трусах и лифчике. Нарцисс посмотрел на неё.

— Ой! Не подумай ничего, я просто проверяю, по твоей ли мерке платье. На меня женщины никак не действуют, — заявил он утомлённо. — Я, кстати, если бы можно было выбирать, предпочёл бы быть женщиной только для того, чтобы нравиться мужчинам.

— Ты действительно хотел бы быть женщиной? — удивлённо спросила Жюли, быстро одеваясь.

— В одной греческой легенде говорится, что женщины испытывают во время оргазма в девять раз больше удовольствия, чем мужчины. То есть они в преимущественном положении. А ещё я хотел бы быть женщиной, чтобы быть беременной. Самое главное творчество — возрождать жизнь. А мужчины лишены такой возможности.

Но при этом Нарцисс смотрел на Жюли далеко не равнодушным взглядом. Такая светлая кожа, блестящие длинные чёрные волосы, большие серые глаза, обведённые контуром в виде птичьего крыла. Взгляд остановился на её груди.

Жюли укутывалась в ткань, словно в банную простыню. Материал на ощупь был мягким и тёплым.

— Очень приятное ощущение для кожи, — признала она.

— Ещё бы! Платье из шелка, вырабатываемого гусеницей бабочки «одиссей». Украли у бедного насекомого, которое хотело завернуться в защитный кокон. Но для благородной цели, потому что подарок предназначался тебе. Индейцы вендатс, убивая животное, перед тем как выпустить в него стрелу, объясняют зверю необходимость охоты. Что это для того, чтобы семью накормить или сшить одежду. Когда я разбогатею, я построю завод по производству шелка из куколок бабочек, и каждой гусенице буду представлять список клиентов, которым они отдают свою нить.

Жюли посмотрелась в большое зеркало на двери уборной.

— Замечательное платье, Нарцисс. Не похоже ни на какое другое. Знаешь, ты мог бы стать стилистом.

— Бабочка «одиссей» на службе у обольстительной сирены, что может быть естественнее! Никогда не понимал, почему этот греческий моряк так противился очарованию их голосов.

Жюли по-другому уложила складки платья.

— Как чудесно то, что ты говоришь.

— Потому что ты сама чудесная, — серьёзно заявил Нарцисс. — А голос у тебя просто изумительный. Когда я его слышу, у меня по спине озноб пробегает. Кал-лас отдыхает.

Она прыснула.

— Ты уверен в том, что тебе девушки не нравятся?

— Можно любить и не желать предаваться симуляции акта воспроизводства, — заметил Нарцисс, гладя её по плечам. — Я тебя люблю на свой лад. Моя любовь односторонняя и потому всепоглощающая. Я ничего не требую взамен. Позволь мне просто видеть тебя и слышать твой голос, этого мне совершенно достаточно.

Зое обняла Жюли.

— Ну вот, наша куколка превратилась в бабочку.

— Это точная копия крыла бабочки «одиссей», — повторил Нарцисс для вновь подошедших.

— Великолепно!

Жи-вунг взял Жюли за руку. Девушка заметила, что с некоторых пор все мальчики группы под тем или иным предлогом прикасались к ней. Ей это очень не нравилось. Её мать все время говорит, что люди между собой должны сохранять определённую защитную дистанцию, как бампер у автомобиля, а если они подходят друг к другу слишком близко, это создаёт трудности.

Давид решил помассировать ей шею и ключицы.

— Чтобы расслабить тебя, — объяснил он.

Она на самом деле почувствовала, что напряжение в спине понемногу ослабело, но лишь затем, чтобы под пальцами Давида возникло новое, другого характера и ещё более сильное. Она высвободилась.

Снова появился директор культурного центра.

— Ребята, поторопитесь. Скоро — вы, народу — тьма.

Он наклонился к Жюли.

— Малышка, да ты вся мурашками покрыта. Тебе холодно?

— Нет, все хорошо. Спасибо.

Она надела шлёпанцы, которые ей протянула Зое.

В костюмах они вышли на сцену и занялись последними приготовлениям. Благодаря помощи директора центра они улучшили и декорации, и звуковую аппаратуру.

Директор сказал, что неприятностей с хулиганами, как во время первого выступления, не будет. Он нанял шесть здоровяков, которые будут следить за порядком. Они могут не беспокоиться, на этот раз никто не будет швырять в них ни яйца, ни банки с пивом.

Каждый занимался своим делом.

Леопольд устанавливал свою гигантскую книгу, Поль — орган запахов, Зое — энциклопедию, которую надо будет листать, Нарцисс поправлял складки то здесь, то там и раздавал маски. Франсина настраивала синтезатор, Поль — свет. Давид устанавливал микрофон для сверчка, Жюли повторяла маленькие текстовки, которые будут объединять песни.

Для Леопольда Нарцисс приготовил оранжевый костюм муравья, для Франсины — зелёный наряд богомола, для Зое — красно-чёрные крылья божьей коровки, для Жи-вунга — латы скарабея, для Поля — жёлто-чёрное платье пчелы, для Давида — тёмное одеяние сверчка. Себе Нарцисс сделал разноцветный панцирь кузнечика.

Марсель Вожирар снова пришёл ваять интервью. Он быстро задал им несколько вопросов и сказал: «Сегодня я опять не останусь. Но, признайтесь, моя статья была точной, ведь так?»

Жюли подумала, что, если бы все журналисты работали так, как он, пресса и телевидение отражали бы лишь ничтожную часть реального мира. Но вслух примирительно сказала:

— Совершенно точной…

Но Зое не была того же мнения.

— Подождите, объясните мне. Я не поняла.

— «Хорошо говоришь только о том, чего не знаешь». Подумайте. Это же логично. Когда начинаешь в чем-то немного разбираться, теряешь объективность, дистанцию, необходимую для анализа. Китайцы говорят, что тот, кто провёл в Китае день, может написать об этом книгу, тот, кто остался на неделю, может написать статью, а тот, кто пробыл там год, ничего не может написать. Здорово, да? И это правило применимо ко всему. Я ещё в молодости…

Жюли вдруг поняла, что этот интервьюер сам мечтал стать интервьюируемым. Марселю Вожирару были совершенно неинтересны ни группа, ни её музыка, он давно утратил любопытство. Он был пресыщен. Единственное, чего он хотел, так это того, чтобы Жюли задавала ему вопросы, спрашивала его о том, как он приобрёл свою журналистскую мудрость, как он её использует, каковы его положение, его жизнь в местной редакции «Горна».

Она мысленно выключила звук и просто смотрела на шевелящиеся губы журналиста. Он был похож на встретившегося ей шофёра такси, который жаждал высказываться и совершенно не желал воспринимать. В каждой своей статье он, несомненно, немного говорил и о себе, и наверняка, если объединить их все вместе, получится полная биография Марселя Вожирара, мудрого героя современной прессы.

Директор появился снова. Он был в восторге. Он сообщил им, что не только все билеты проданы и зал набит битком, но люди даже в проходах стоят.

— Послушайте.

По ту сторону занавеса действительно толпа скандировала: «Жю-ли! Жю-ли!»

Жюли прислушалась. Ей не почудилось. Вызывали не группу всю вместе, вызывали её и только её. Она подошла к занавесу и слегка раздвинула его, перед ней предстала картина всех этих людей, выкрикивающих её имя.

— Похоже, дело пойдёт, Жюли? — спросил Давид. Она хотела ответить, но не смогла выговорить ни слова. Она прочистила горло, сделала новую попытку и с трудом прошептала:

— У меня… голос… пропал…

«Муравьи» посмотрели на неё с ужасом. Если Жюли лишится голоса, спектакль провалится.

Жюли вспомнила свой сон, в котором видела своё лицо безо рта, с подбородком до носа.

Девушка жестом показала, что нужно отказываться от выступления.

— Ничего, это от волнения, — сказала Франсина, пытаясь говорить уверенно.

— Конечно, волнение, — подтвердил директор. — Абсолютно нормальное явление, обычное дело перед важным концертом. У меня есть от этого средство.

Он исчез и появился запыхавшийся, потрясая баночкой с мёдом.