— Ты про пэра аглицкого лучше почитай. Мне интересно, как он над ней надругался?
— Убью!
— Давай лучше браги выпьем.
— Не буду. Имею намерение — сей же вечер посетить Елизавету Федоровну.
— Ну и что за дело? От чего не выпить?
— Дык изо рта дрожжами нести будет. Как я с нею лобзаться стану?
— А станет она с тобой лобзаться с первой-то встречи?
— Мыслю, что станет. Вишь, она в записке намёки строит.
— Так что, не будешь, значит, а, Гань? Пить-то?
— Не буду.
— Ну и хрен с тобою, а я выпью.
ГЛАВА 8
ЗАЩИТНИКИ ЕЛИЗАВЕТЫ ФЕДОРОВНЫ
Откушав кофию, княжна Белецкая легла на кушетку и открыла аглицкий роман Снучардсона «Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов».
"… Уже третий день несчастная девица Кларисса Гарлов плутала в дремучем Эдинбургском лесу, когда неожиданно вышла на поляну. Посередине поляны стоял небольшой замок. Кларисса подошла поближе и заглянула в окно. Престранная картина предстала ей там. На широченной кровати с балдахином сидел полуголый мужчина. В руке он держал пробирку с какой-то зловещей жидкостью, в другой — безобразную ложку. Слева на сундуке сидел ещё один полуголый мужчина и болтал ногами. В это время дверь в комнату отворилась, и на пороге показался ещё один полуголый мужчина, державший под мышкой чёрную курицу. Завидя вошедшего, мужчина с кровати вздрогнул и уронил ложку, а другой мужчина соскочил с сундука и замер.
— Сэр Генри, — громовым голосом произнёс вошедший, — вот мы и встретились! Теперь вам от меня не уйти!.. Вы видите эту чёрную курицу?!
— О, жестокосердный сэр Гарольд, сжальтесь надо мной! Уберите эту отвратительную птицу!
— Я вижу — здесь посторонние! — сэр Гарольд указал пальцем на мужчину с сундука.
— Это — сэр Робенсбрюк из Сассекса. Он знает о нашей распре.
— Хорошо, — сэр Гарольд спрятал курицу за спину. — Не будем же терять время. — Свободной рукой он вытащил из кармана бутылку и, откупорив зубами пробку, выплюнул её. — Извольте подать бокал!
Сэр Генри поспешно вылил зловещую жидкость из пробирки на пол и протянул посуду нежданному гостю.
— Благодарю, — сказал сэр Гарольд и выпил несколько пробирок одну за другой. — А теперь ты, недостойный сэр Генри! — Он протянул бутылку и пробирку.
Пока сэр Генри дрожащими руками подносил пробирку ко рту, сэр Гарольд выхватил из-за спины курицу и со всей силы нанёс удар сэру Генри по лбу. Сэр Генри зашатался и рухнул. Сэр Гарольд дико захохотал и превратился в шкилета.
Перепуганный сэр Робенсбрюк из Сассекса попытался укрыться в сундуке, но шкилет одним прыжком допрыгнул до него и ударил курицей.
Сэр Робенсбрюк упал замертво.
Дверь отворилась и в комнату вошёл ещё один полуголый мужчина. Не успел он сделать и двух шагов, как получил по лбу чёрной курицей и умер.
— Я удовлетворён! — шкилет зашвырнул курицу в угол и, гремя костями, вышел из комнаты.
Перепуганная Кларисса от ужаса не могла двинуться с места, как вдруг кто—то грубо схватил её за плечо.
— Ах! — только и смогла произнести Кларисса и лишилась…"
Раздался громкий стук в дверь.
Княжна Белецкая вздрогнула и выронила книгу.
— Кто там? — сдавленным голосом произнесла она.
— Это я, — послышалось из-за двери, — Призрак-шкилет из Эрмитажа! У—у—у! Открывай, девица, я тебя съем!
Белецкая перекрестилась:
— Чур меня! — запричитала она. — Сгинь, черт!
— У—у—у! От—кры—вай! Не откроешь — я дверь сломаю! Я так умею! У—у—у! — Из—за двери послышался хохот. — Не боись, Елизавета Федоровна! Это я — Светлейший князь Меншиков. Что, спужалась? Ха—ха—ха! Открывай — свои!
— Чего вам надо? Поздно ужо. Идите спать к себе, — княжна приникла ухом к двери.
— Открывай давай! У меня к тебе срочная депеша от Петра Алексеевича.
— А вы её под дверь засуньте.
— Да я уж пробовал — не пролазит. Больно пухлая.
Белецкая слегка приоткрыла дверь.
— Давайте вашу депешу.
— Да ты пропусти в покои-то! Мне на словах ишо велено передать. Пусти!
— Энто неприлично — женатому мужчине к девице затемно являться. Говорите оттуда. А то я сейчас дверь прикрою.
Меншиков просунул в щель ногу.
— Открывай, говорю! Я из коридору сообщать не могу. Секретная нимформация государственной важности. — Он налёг на дверь и ввалился в комнату.
Княжна отбежала в угол и присела на краешек стула.
Меншиков прикрыл дверь на крючок.
— Неплохо, гляжу, ты, Елизавета Федоровна, тут обустроилась, — сказал он. — Картин голландских навешано. Занавесочки миленькие. — Меншиков поднял с пола книгу. — Сэр Снучардсон, — прочитал он. — Что пишуть?
— Про любовные страдания.
— Ну?! Энто я предпочитаю. Мне немец завсегда перед сном про такие предметы читает. — Меншиков наугад открыл книгу и прочитал по складам, — "… е—му по го—ло—ве и об—нял Кла… Кла… ри—су, Кларису, короче, обнял, дву—мя ру—ка—ми… Хе—хе…О—на за—пе—ча—т… запечатлела на ла—ни—тах не—вин… невинный поца—луй…" Ух ты! Зело забористо написано. Сразу антиресно знать — чем у них закончится… А у нас, Елизавета Федоровна, чем закончится наше позднее рандеву?
— Где же депеша?
— Елизавета Федоровна, будто не понимаете… Какие, к свиньям, ночью депеши?! Давайте лучше про любовь с вами побеседуем. Я — князь, вы — княжна, чаво ж тут непонятно? — Меншиков подошёл к Белецкой и присел перед нею на одно колено.
— Не подходите, окаянный! Я кричать буду!
— Погодите кричать-то… Я ж к вам по-хорошему, — он опустился на второе колено, подполз к стулу и схватил княжну за руку. — Полюбил я вас, Елизавета Федоровна, — зашептал Светлейший. — Сразу как увидел — полюбил. Никакой мочи нету терпеть боле! Уступите, Елизавета Федоровна! Не пожалеете! Я — второй человек опосля царя. — Меншиков принялся осыпать девичью руку поцелуями. — Полюбил я вас, нешто сей аглицкий сэр Снучардсон! Уступите! Лучше меня — нету кавалера!
— Ах, уйдите, уйдите! — Елизавета Федоровна вскочила со стула.
Меншиков обхватил её за ноги и прижался щекой к платью.
— Судьба это наша, Елизавета Федоровна! Уступите, Христом Богом прошу!..
В дверь постучали. Меншиков отпрянул от княжны и замер.
— Кто там?! — дрожащим голосом спросила Белецкая.
— Царь! Кто же ещё!
Меншиков побледнел и заметался по комнате.
— Чаво ж делать?! — бормотал он. — Убьёт же мин херц!.. Спрячь меня куды-нибудь, век не забуду!
— Куды ж я вас спрячу? Говорила я вам — уйдите!
— Да чего теперь про энто… Спрячь, душенька! Всю жизнь за тебя Бога молить стану!
— Лезьте под кровать.
Меншиков спрятался.
В дверь снова постучали.
— Чай откроешь мне али нет?!
— Иду-иду, государь! Не одетая я была, — Белецкая открыла дверь.
На пороге стоял Ганнибал с корзиной цветов.
— Бон жур, мадам! — он улыбнулся. — Это я так просто царём назвался. Опасался, что не впустите. Дай, думаю, царём назовусь — царю, думаю, не откажуть. А енто вам! — Он протянул остолбеневшей княжне корзину.
Белецкая машинально взяла, а Ганнибал тем временем прошёл в комнату.
— Мило у вас… Голландцы на стенах. Я, правду сказать, боле французские картины предпочитаю. Про любовь. Чтобы спереди пастух с пастушкой миловались, а сзади них — вулкан огнедышащий дым из макушки струил. Подходящая для влюблённых аллегория. А у энтих голландцев один провиянт на уме. Кубки да фрухты с гусем. Тоже, конечно, натура, но против любви — чепуха. Без любви в жизни — капут.
— Вы по что пришли-то? — Княжна поставила корзинку на пол и прикрыла дверь.
