Он решил было попросить Джулию выбросить из его комнаты весь старый хлам, но потом подумал, что лучше не стоит, это может оскорбить чувства Джимми. Как раз когда он размышлял над этим, чуть слышный звук заставил его обернуться.

Помимо обыкновенной двери в комнате была еще одна. Эта дверь была совершенно незаметна для того, кто не знал о ее существовании — она была оклеена обоями в цвет стен и на ней не было никаких ручек. В свое время эта комната была смежной, за оклеенной дверью скрывалась гардеробная, но, насколько он знал, эта гардеробная служила платяным шкафом для Марсии. Им строго запрещалось залезать в него, когда они играли в прятки, по они все равно прятались там. Это было слишком заманчиво. Из так называемого платяного шкафа был ход на главную лестницу. Комната Марсии не соединялась с ним, но оттуда можно было проскользнуть в гардеробную и таким образом попасть в его комнату и дальше на площадку черной лестницы, а там подняться, либо спуститься, или через вращающуюся дверь Вернуться вновь на главную лестницу. Довольно хитро придумано.

Все это пришло в голову Энтони, когда он обернулся на звук открывавшейся двери, реагируя на него не вполне осознанно, а скорее по привычке, как на то, что тебе давно известно. Дверь в шкаф открылась, и в комнату вошла Лоис.

Он просто остолбенел. Мыслями своими он был в прошлом — и ее там не было. «Что ей делать в гардеробной Марсии?!» Это была его первая инстинктивная реакция, но тут он сообразил, что гардеробная теперь принадлежит Лоис. Все эти мысли были вытеснены одной-единственной: в его комнате ей точно делать нечего.

Была ночь. Все в доме уже спали — по крайней мере, он на это надеялся. Он — в пижаме, а она — в прозрачной ночной рубашке телесного цвета, соскальзывающей с плеч — точь-в-точь искусительница из дешевого фильма. Она внесла запах духов и желания. Он был так разъярен, что лишился дара речи. Но она не стала ждать, пока он соберется с мыслями.

— Я хочу поговорить с тобой. Энтони, выслушай меня, — торопливо сказала она.

— Лоис, ты что с ума сошла? Мы не можем говорить здесь и в таком виде. Ради бога, возвращайся в свою комнату!

Послышался ее приглушенный серебристый смех:

— Заботишься о моей репутации, дорогой?

— Я думаю о Джимми, и тебе не мешало бы о нем подумать, — резко ответил он.

— Но мне хочется думать о тебе, милый, — сказала она, подходя к нему ближе.

— Лоис…

— Прошло два года, как ты поцеловал меня в последний раз. Неужто тебе не хочется поцеловать меня сейчас?

— Лоис…

— Ты раньше не был таким рассудительным, радость моя.

— А ты не была женой Джимми. И не хотелось бы напоминать тебе, что то, что было два года назад, два года назад и кончилось.

— Ты ведь любил меня тогда.

— А теперь не люблю.

Она засмеялась и презрительно взглянула на него.

— Тоже мне, Иосиф Прекрасный!

Он рассердился и уже не выбирал слова.

В конце концов, она сама напросилась.

— А ты видишь себя в роли супруги Потифара? Тебе не кажется, что это довольно мерзкая роль?

Дверь снова начала открываться. На обоях были изображены букеты фиалок на белом поле. И эти букеты вдруг начали двигаться. Он видел это из-за плеча Лоис, плеча, с которого сползала проклятая ночная рубашка. Дверь открылась пошире, и вошел Джимми.

С появлением Джимми они все оказались участниками какого-то низкопробного фарса, но, несмотря на клокотавшую в нем ярость, Энтони осознал, что этот фарс принял опасный оборот. Джимми в голубой пижаме, с разлетающимися кудрями, очень подходил на роль комического супруга. Но им не был. Вид у него был просто трагический. Он стоял в дверях и смотрел на них застывшим взглядом, веки его покраснели, мертвенно-бледное лицо покрылось каплями пота. На мгновение это смутило даже Лоис.

Джимми заговорил первым:

— Иди к себе!

— Джимми, перестань!

— Я слышал, что ты говорила.

Лоис передернула плечами, коротко рассмеялась, прошла мимо него к двери. Для Энтони самым поразительным стало то, что, хотя Лоис мимоходом чуть не задела Джимми, тот не стронулся с места, не подумал уступить ей дорогу. — как будто ее вовсе тут не было. Миг — и она действительно исчезла. Дверь за ней закрылась. Но для Джимми она перестала существовать еще до этого мгновения. Никакой Лоис больше не было — и все.

Все это произошло в считанные секунды. Энтони опомнился от неожиданности и решил сделать все от него зависящее, чтобы спасти то, что еще можно было спасти.

— Джимми, дружище… — начал он, и Джимми поднял на него потухшие глаза.

— Я слышал, что она сказала, — произнес он. — Она сказала: «Два года назад». Я хочу знать о том, что было два года назад.

Голос его был бесцветным, как и глаза, и говорил он в абсолютно несвойственной ему манере — медленно, разделяя слова. И это Джимми, у которого их всегда было так много, что он не успевал составить из них связное предложение и они сыпались как горох!

— Ничего особенного. Поверь, Джимми, ничего особенного. Я был в нее влюблен и попросил ее стать моей женой. Она отказалась и вышла за тебя. Вот и все. Я думал, ты в курсе.

Джимми наклонил голову и все в той же манере, еле шевеля губами, сказал:

— Ты… не… виноват…

Энтони подошел ближе и положил руку ему на плечо.

— Послушай, Джимми, — произнес он. — Не придавай всему этому такого серьезного значения. Ничего дурного не случилось. Возьми себя в руки. Сейчас я скажу тебе, в чем все дело, и очень тебя прошу: постарайся понять меня правильно. У вас с Лоис вышла стычка из-за коттеджа Хадсона.

— Она солгала мне.

Плечо, которого касалась рука Энтони, было твердым и холодным как лед.

— Так вот, — продолжал Энтони, — вы поспорили, и она разозлилась. Она не из тех, кто любит уступать. Ей захотелось с тобой поквитаться, и она нашла способ — стала со мной заигрывать. Мы друг друга знали достаточно давно, чтобы обходиться без церемоний, и я прямо ей сказал еще в саду, что мне это абсолютно ни к чему. Туг как раз появилась Джулия и позвала в дом. Женщины не любят незаконченных ссор — они всегда думают о том, как бы рассчитаться и оставить последнее слово за собой. Я уверен, что именно это привело сюда Лоис. Это было чертовски глупо с ее стороны, и у тебя есть полное право негодовать, но не подозревай здесь ничего худшего. Я уеду в шесть утра и буду держаться от вас подальше — можешь мне поверить, Джимми, ради бога.

Но это не помогло. Джимми Леттер посмотрел на него страдальческим взглядом и произнес:

— Не надо. Я слышал, что она сказала.

Он повернулся и вышел через дверь.

Энтони покинул Леттер-Энд, когда все еще спали. Шаги его гулко разносились по коридорам, так, как будто дом был пуст. Ему казалось, что хоть кто-то должен был проснуться, когда он отодвинул засов и повернул ключ в замке. Он вышел из дома. Было раннее утро, на траве лежала роса, дул легкий ветерок. Он вывел свою машину и пустился в путь, радуясь, что вырвался из Леттер-Энда.

Следующие два дня он был чрезвычайно занят. Его обед с Латимером прошел даже лучше, чем он ожидал. Латимер затащил Энтони к себе в коттедж на берегу Темзы. Никаких отговорок Латимер не принимал: там они могли посмотреть вместе рукопись. «Остальные твои партнеры просто старые противные бабы, по я не собираюсь пререкаться с ними, — заявил он. И к полному изумлению Энтони добавил: — К тому же ты должен познакомиться с моей женой».

Латимер женат?! Энтони лишь с большим трудом мог вообразить себе это. По отношению к миссис Латимер он стал испытывать живейшее любопытство. Она оказалась простоватой, ничем не выдающейся женщиной, по божественной кулинаркой. Она была именно той женщиной, которая была нужна Латимеру, хотя, зная его, невозможно было поверить в то, что он действительно женат. И однако же — вот она и вот Латимер — настоящий муж, причем довольный как весельчак Панч.