— Намерены ли вы говорить правду до конца? — требовательно спросил лейтенант на следующем допросе.

— Да, конечно, — торопливо ответил Мейерхольд. — Я ничего не намерен скрывать и расскажу не только о своей вражеской работе, но и выдам всех своих сообщников.

Именно этого и добивался следователь: ему нужно было сломать не только физически, но и морально не очень здорового 66-летнего деятеля искусств. Путаясь и сбиваясь, возвращаясь от одних событий к другим, Всеволод Эмильевич причисляет к антисоветски настроенным людям композиторов — Шостаковича, Шебалина, Попова, Книппера, писателей и поэтов — Сейфуллину, Кирсанова, Брика, Иванова, Федина, а также многих актеров, художников и режиссеров.

Но самым злым гением был, конечно же, Илья Эренбург. Когда Всеволод Эмильевич заявил, что в троцкистскую организацию его вовлек именно Эренбург, следователь картинно усомнился.

— Не врете ли вы? Может быть, вы оговариваете Илью Эренбурга?

— Нет, я говорю правду, — настаивал на своем Мейерхольд. — Илья Эренбург, как он сам мне говорил, является участником троцкистской организации, причем с весьма обширными связями не только в Советском Союзе, но и за рубежом. Он лично говорил мне, что во Франции по троцкистской линии поддерживает регулярную связь с Андре Мальро. В 1938 году он и Мальро были у меня на квартире и вели оживленную беседу на политические темы: они были уверены, что троцкистам удастся захватить власть в свои руки.

— И вы лично разделяли эти предательские вожделения? — уточняюще спросил следователь.

— Да. Именно поэтому Эренбург прямо поставил вопрос о моем участии в троцкистской организации, на что я дал свое согласие. Тогда же была сформулирована и главная задача нашей организации: не отчаиваться в связи с арестами и пополнять свои ряды, чтобы добиться осуществления окончательной цели, то есть свержения советской власти.

— В этом направлении вы и действовали?

— Не отрицаю, что именно я вовлек в организацию Пастернака и Олешу, а несколько позже и Лидию Сейфуллину. Ей я поручил антисоветскую обработку писательской молодежи, а Юрия Олешу мы хотели использовать для подбора кадров террористов, которые бы занимались физическим уничтожением руководителей партии и правительства. Насколько мне известно, именно с этой целью он вовлек в наши ряды ленинградского писателя Стенича и режиссера Большого драмтеатра Дикого: впоследствии оба были разоблачены и арестованы органами НКВД.

— А в чем заключалась ваша антисоветская связь с Шостаковичем и Шебалиным?

— Шостакович не раз выражал свои озлобленные настроения против советского правительства. Он мотивировал это тем, что, мол, в европейских странах его произведения очень ценят, а здесь только прорабатывают. В связи с этим он выражал намерение выехать за границу и больше в Советский Союз не возвращаться. Что касается Шебалина, то он тоже нередко выражал свои антисоветские настроения в связи с отрицательной оценкой его формалистических музыкальных произведений.

Потом пошел какой-то странный разговор о связях Мейерхольда с литовским послом Балтрушайтисом, которого он знал как писателя чуть ли не с прошлого века, о немце Хельде и литовце Михневичусе, которые стажировались в Театре Революции, о том, что к работе на английскую разведку его привлек не только Грей, но и Балтрушайтис, а потом он у себя дома познакомил двух матерых шпионов: «А то как-то неудобно, два английских шпиона — и не знакомы друг с другом».

Но самое удивительное признание Всеволод Эмильевич сделал 19 июля.

— Я скрыл от следствия одно важное обстоятельство, — многообещающе начал он.

— Какое обстоятельство? — живо среагировал лейтенант Воронин.

— Я являюсь еще и агентом японской разведки. А завербовал меня Секи Сано, который работал в моем театре в качестве режиссера-стажера с 1933 по 1937 год.

Что касается японского следа, то это чудовищнейший самооговор. Доказательства — в том же деле № 537. Известно, что в те, как, впрочем, и совсем недавние годы, ни один иностранец не оставался без внимания спецслужб. Под весьма серьезным колпаком был и Секи Сано. За ним не только наблюдали, но и составляли отчеты о его поведении в стране Советов. На основании этих отчетов была составлена справка, которую подписал офицер по фамилии Хрущев.

С Иошида Иошимасу, который тоже проходит по делу Мейерхольда, все гораздо сложнее. Иошимасу — потомственный интеллигент, сын профессора математики, выпускник литературного факультета университета «Васеда», неожиданно для всех стал членом японской компартии и режиссером нескольких театров левацкого направления. Своим идейным учителем он считал Мейерхольда и мечтал поработать рядом с «неистовым Всеволодом».

Несмотря на многочисленные знакомства с работниками советского полпредства, визу на посещение Советского Союза Иошимасу почему-то не давали. И тогда он решил пробраться в СССР нелегально. Японский коммунист думал, что его встретят с распростертыми объятиями, но Иошимасу задержали как самого обычного нарушителя границы и, стало быть, шпиона. Допрашивали его, судя по всему, с пристрастием, потому что Иошимасу оговорил всех, кого знал и кого не знал.

Прежде всего из него выбили признание в том, что он японский шпион и в СССР шел по заданию сотрудника японской разведки некоего Суэхито.

— К кому вы шли и с кем должны были встретиться в Москве? — спросили у режиссера-авангардиста.

— К Мейерхольду, — совершенно искренне ответил он. — Мне было известно, что к японцам он относится с большой симпатией, и один японец, Секи Сано, у него уже работает.

Потом была пауза, вызванная тем, что Иошимасу надо было объяснить, и не только на словах, что такого рода ответы следствие не устраивают. Иошимасу все понял и тут же перестроился.

— По заданию Суэхито я должен был связаться с нашим резидентом Секи Сано, который работает у Мейерхольда. Сам же Мейерхольд очень влиятельный человек в театральном мире. Правда, в последнее время он подвергается острой критике, но это еще лучше, ибо критика озлобила Мейерхольда и вызвала его недовольство советской властью как таковой и правительством в частности. Суэхито говорил, что Мейерхольд давно ведет шпионскую работу в пользу Японии. Японская разведка очень им дорожит и, во избежание провала, дала ему кличку «Борисов». Мейерхольд совместно с Секи Сано ведут подготовку к теракту против Сталина, которого должны убить во время посещения театра.

Итак, следователи получили то, что хотели! И хотя на следующих допросах Иошимасу отказался от своих первичных показаний и заявил, что все это придумал со страху, его уже никто не слушал. Иошимасу вскоре расстреляли, а его показания подшили к делу Мейерхольда, которого без особого труда убедили в том, что он японский шпион.

На некоторое время Всеволода Эмильевича оставили в покое. Но это не значит, что следствие приостановлено. Напротив, оно шло полным ходом, но, если так можно выразиться, на других витках. Следователи понимали, что хотя по советским законам признание является матерью доказательства, суду этого будет мало — поэтому они добывали компромат и на стороне. Мы можем только догадываться, каким путем, но добыли же!