ОШО является зарегистрированной торговой маркой и используется с разрешения Osho International Foundation; www.osho.com/trademarks

Предположим, у нас в руках ключ. Мы не можем непосредственно понять, для чего он предназначен; невозможно представить, просто глядя на этот ключ, какие невероятные сокровища можно добыть с его помощью. Нет никаких тайных знаков, указывающих на сокровища; ключ сам по себе загадка. Даже если мы сломаем его или распилим на части, мы не обнаружим внутри ничего, кроме металла, из которого он сделан. Никаких сведений о богатствах, которые могут перейти к нам с его помощью. И когда такой ключ – без каких-либо намеков на сокровища – хранится долгое время, он становится только бременем в нашей жизни.

В жизни встречается много подобных ключей от сокровищниц, которыми можно воспользоваться даже в наши дни. Но, к сожалению, мы не имеем ни малейшего представления ни о сокровищах, ни о замках, для которых они предназначены. А если мы ничего не знаем ни о сокровищах, ни о замках, тогда то, что мы держим в руках, и ключом-то назвать нельзя. Ключ только тогда является ключом, когда с его помощью можно открыть некий замок. Возможно, когда-то он отворял двери сокровищницы, но поскольку в наши дни им уже ничего не удается открыть, ключ оказывается ни к чему. И все-таки нам почему-то не хочется расставаться с ним.

Подсознательно человек продолжает ощущать нечто неуловимое, что-то вроде аромата, исходящего от ключа. Возможно, тысячи лет назад этот ключ действительно открывал путь к сокровищам: подсознательная память об этом заставляет нас хранить его до сих пор. Сколько бы нас не убеждали в том, что этот ключ бесполезен, мы все равно не можем набраться храбрости и выбросить его. Где-то глубоко в сердце притаилась надежда на то, что однажды им удастся открыть какой-то замок.

Возьмем, например, храмы… На Земле нет ни одного народа, который бы не строил что-то наподобие храма, – это не важно, назывался он масджидом, или церковью, или гурудварой. Сегодня мы можем научиться кое-чему у других народов, однако было время, когда мы даже не подозревали об их существовании, так что ничего не могли у них почерпнуть. Храм – это не причудливый плод воображения каких-то эксцентричных людей, истоки его создания лежат где-то глубоко во внутреннем сознании человека.

Человек может жить далеко в лесу или в горах, или в пещере, или на берегу реки – где угодно. Но где бы он ни жил, он всегда сооружает нечто похожее на храм, чтобы воплотить идею, существующую в его сознании. В этом нет слепого подражания; строя свои храмы, люди не ориентировались на устройство чужих. Поэтому типами и очертаниями храмы отличаются друг от друга, но существовали они всегда.

Между храмом и масджидом – огромная разница; их архитектура и дизайн довольно сильно отличаются. Но нет разницы между людьми в их стремлениях или внутренних побуждениях. Человек может жить где угодно; каким бы странным и чужим он нам ни казался, где-то в своем сознании он несет такое же скрытое семя.

Стоит упомянуть еще об одном: хотя прошли уже тысячи лет, и нить, ведущая к этим замкам или скрытым сокровищам, утеряна, мы все же продолжаем хранить эти странные ключи, как будто под воздействием какой-то внутренней памяти. Несмотря на то, что рассудок пытается со всех сторон разрушить эту память, и так называемые интеллектуалы ее не признают, человеческое сердце все еще хранит эту память и продолжает ею очаровываться. Поэтому мы должны помнить, что хотя сегодня человек не сознает этого, где-то в его подсознании продолжает звучать эхо. Оно говорит ему, что замки, которые можно было открыть, все же когда-то существовали.

Почему это сохранилось в нашем подсознании? Потому что никто из нас не нов в этом мире. Все мы рождаемся снова и снова, и не было времени, когда мы не существовали. То, что мы осознавали в прошлом, сегодня ушло в подсознание и оказалось похоронено внутри под тысячами слоев. Если когда-то в прошлом мы понимали значение и глубочайшие тайны определенного храма и пережили какое-то внутреннее открытие, то память об этом дремлет где-то в глубоких тайниках подсознания. Рассудок может полностью отрицать существование этой памяти, но он не может достичь тех глубин, где она хранится.

Так, несмотря на все преграды, несмотря на отсутствие видимого смысла, существует нечто, от чего невозможно избавиться. Оно может принимать новые формы, – но оно продолжается. Это возможно только потому, что мы познали нечто уже бесконечное количество раз во время нашего бесконечного путешествия рождений и смертей, – несмотря на то, что сейчас мы можем это и не помнить.

Не говоря о внешней пользе от всех этих вещей, – они служат средством к достижению определенной цели, – каждая из них наделена более глубоким смыслом и назначением.

Всеобщая потребность сооружать храмы присуща только человеку. Животные устраивают свои жилища, птицы вьют свои гнезда, но они не строят храмов. Если требуется выяснить, чем человек отличается от животного, то самой исчерпывающей характеристикой будет следующая: человек – это животное, создающее храмы, никакое другое животное не возводит храмы. Обеспечивать какой-то кров для себя – абсолютно естественная потребность; это делает каждый зверь; это делают и птицы, и животные, и даже насекомые, но строить дом для божественного – это присуще только человеку.

Если бы человек где-то в глубине своей души не ощущал присутствие божественного, он не строил бы храмов. Даже если впоследствии он и утратил это ощущение, храм все-таки остался; и совершенно ясно, что он не был бы построен без глубокого переживания божественного.

Вы решаете построить гостевой домик, потому что вам все время приходится принимать гостей. Если бы не было гостей, вы не стали бы тратить деньги на его постройку. И несмотря на то, что сейчас у вас никто не гостит, домик продолжает стоять на месте. Поэтому сама идея постройки храмов или паломнических мест должна была возникать в такие моменты, когда божественное представало перед людьми не просто как плод их фантазии, но как живое переживание. Сам феномен воплощения божественного на Земле создал необходимость в каждом уголке планеты иметь специальные места, которые могли бы служить для него пристанищами. Чтобы устроить кому-то достойный прием, нужно как следует приготовиться.

Можно объяснить это и так: повсюду нас окружают радиоволны, но их нельзя поймать без радиоприемника. Если бы завтра началась третья мировая война и вся техника оказалась уничтожена, кроме радиоприемника, который каким-то образом по счастью уцелел, вам не захотелось бы его выбрасывать. И хотя вы бы знали, что не можете поймать сигнал никакой радиостанции, или настроить его на какую-то программу, или даже найти радиоинженера, чтобы его починить, вам не захотелось бы выбрасывать этот приемник.

И по прошествии нескольких поколений, если бы кто-то спросил, для чего предназначен этот предмет, никто из членов вашей семьи не смог бы ответить. Они могли бы только сказать, что их отцы и отцы их отцов настаивали на том, чтобы эта вещь сохранилась, чтобы вы продолжали ее хранить. Предки никогда не говорили им, для чего она нужна, они не знали, как ею пользоваться, и поэтому она была бесполезна для них. Даже если разобрать радиоприемник, это ничего не даст. Вскрыв корпус, нельзя узнать, что с помощью него когда-то в прошлом можно было слушать музыку и речь. Этот радиоприемник когда-то работал в качестве станции, воспринимающей нечто происходящее где-то в другом месте; он мог улавливать волны, и был посредником, преобразующим их в слышимые звуки.