— Простите, — перебила Полина. Куликов осознал, что судорожно стискивает ее руку, и с усилием разжал кулак. — Если новый закон был принят еще в апреле, почему же тогда директор «Тихо Браге»…
— У лунных баз весьма сильное лобби, и многие полагали, что отмена поправки ни в коем случае не будет утверждена. Вероятно, так бы и случилось, если бы профсоюзам не удалось протащить в бюджет дополнение о финансовой помощи лунным базам в рамках федеральной программы…
Енисеев продолжал еще что-то вещать ровненькими, круглыми, как горошины, фразами. Куликов перестал слушать. Неподвижно уставившись на стенку за плечом чиновника, он отчаянно пытался осознать, свыкнуться с мыслью, что тщательно разработанный, лелеемый уже несколько лет план, который давал ему силы без ужаса смотреть на календарь, рассыпался в прах. Не может быть, чтобы не осталось никакого выхода! Он сам себе казался крысой, в панике мечущейся по замурованному подвалу.
— Не может быть, — повторила вслух Полина, — чтобы не осталось совсем никаких возможностей для работы.
— Не понимаю, в чем вообще проблема, — инспектор недовольно поджал губы. — Пансионаты предоставляют большой выбор занятий, в том числе, творческих. Кружки по интересам, художественная самодеятельность, спорт… В конце концов, существуют сельскохозяйственные коммуны, которые ведут полностью натуральное хозяйство. Как я понимаю, там никто не страдает от безделья.
— Это все суррогаты, — не выдержал Куликов. — А уж вести в наше время натуральное хозяйство… Все равно, что лезть по скале на вершину, куда ведет дорога. Героическое преодоление искусственных трудностей.
— Пока остается в силе тринадцатая поправка — о работе на производственных объектах повышенной опасности Управления системы наказаний.
— Я бы не возражал против повышенной опасности, если бы эти, как вы выразились, производственные объекты не использовались в качестве каторги. Опасность производства там специально сохраняется как средство наказания, а я не преступник!
— Ну, на вас не угодить.
Повисла пауза. Куликов отчаянно оглянулся на жену. Она ответила растерянным взглядом. Инспектор откинулся на спинку кресла, задумчиво пожевал губами и неохотно продолжил:
— Есть одно предложение, которое лично я считаю безнравственным — но обязан довести до сведения настойчивых клиентов.
Куликов со вспыхнувшей надеждой повернулся к нему.
— Есть проект организации новой колонии на Марсе…
— Опять? — невольно вскрикнула Полина. — Не может быть!
— Полностью разделяю ваше возмущение, Полина Александровна, — кивнул Енисеев. — Я тоже полагаю, что восемь погибших колоний — вполне достаточное доказательство того, что люди не могут выжить вне биополя Земли.
— Но как же тогда?…
— Есть предположение, что все дело в численности…
— В последней китайской колонии было почти триста человек — их это не спасло! — мрачно возразил Куликов.
— На этот раз строится гигантский корабль, в котором к Марсу полетят больше двух тысяч…
— …пенсионеров? Нечего сказать, отличный способ избавиться от лишних ртов!
Инспектор нахмурился.
— Я понимаю ваши чувства и, как уже сказал, разделяю их — однако не следует оценивать этот проект как попытку сэкономить. Стоимость экспедиции весьма велика и далеко не покрывается суммой пенсионных счетов участников.
— Так значит, туда в самом деле набирают пенсионеров? — уточнила Полина.
— Набирают добровольцев. Естественно. В качестве которых специальным постановлением правительства разрешено принимать послеграждан с перечислением в фонд экспедиции пятилетнего размера пенсионного обеспечения.
— На целых пять лет рассчитывают, оптимисты, — фыркнул Куликов.
— Вряд ли на пять, — возразила Полина. — Стоимость содержания человека на Марсе наверняка много выше, чем здесь, с готовой инфраструктурой. В лучшем случае, на год — хотя, насколько мне известно, до сих пор ни одна колония и года не продержалась.
— Предполагается, при необходимости, впоследствии отправлять грузовые корабли с запасами… Впрочем, как я уже говорил, я считаю эту идею безнравственной — хотя бы потому, что, в отличие от лунных баз, никаких обратных полетов даже не планируется. Марс — это билет в один конец. Я полагаю своей задачей на этом месте вовсе не вычеркивать людей из жизни, а, напротив, помогать им безболезненно перейти к новому статусу. Что возвращает нас к прежней теме — о выборе наиболее предпочтительного для вас варианта, — инспектор выжидательно замолчал.
Куликов тоже молчал, глядя в стол. Полина с беспокойством смотрела на него. Выдержав минуту, Енисеев демонстративно вздохнул.
— Что ж, не буду вас торопить, Владимир Георгиевич. У вас есть месяц на выбор пансионата или, — он слегка поклонился в сторону Полины, — на принятие решения о временном переходе под опеку жены до достижения ею пенсионного возраста. В течение переходного месяца вам гарантируется пособие в размере половины заработка по последнему месту работы, после чего вы можете рассчитывать на полное государственное обеспечение в случае выбора пансионата. Разумеется, у вас есть также право перейти под опеку детей, но, как я понимаю…
— Да, конечно, — Куликов постарался встряхнуться.
— Мой долг также предупредить вас, — неумолимо продолжал инспектор, — об уголовной ответственности за нарушение ограничения права на труд.
— Я знаю, — Куликов встал и протянул руку жене.
— Мы вышлем каталог пансионатов на ваш электронный адрес, — закончил Енисеев, тоже вставая. — Всего наилучшего.
По-прежнему держась за руки, они вышли из помпезного мавзолея собеса и молча побрели домой. Прозрачное небо ранней осени равнодушно смотрело вниз, на переполненный человеческий муравейник. Густые толпы людей сновали по улицам, перед светофорами нетерпеливо теснились стада пыхтящих машин, беспокойно мигали рекламы. Жизнь продолжалась, мчалась вперед, выбрасывая на обочину отработанный материал. Куликов уже чувствовал себя таким выброшенным, оторванным от живого мира… И от жены, как он внезапно осознал.
Теперь не может быть и речи, чтобы она отказывалась от гражданства. Собственно, она и не собиралась бросать работу — только сменить место, перебраться вместе с ним на Луну. Они даже рассчитывали, что смогут еще несколько лет помогать Наташе — заработки на лунных базах не в пример выше…
Вспомнив о дочери, он сжал зубы, чтобы не застонать. Девочка ждет ребенка, Леша хороший парень и любит ее, но сейчас ей особенно нужна и поддержка родителей. Конечно, нельзя ставить Полину перед выбором, содержать его или помогать Наташе. Надо взять себя в руки и принять неизбежное решение…
— Зайдем к Наташе? Она звала, — Куликов вздрогнул и повернулся к жене. Они с Полиной, как всегда, думали синхронно.
— Может, пойдешь одна? Что-то я устал, — он отвернулся от проницательного взгляда жены.
Полина молчала. Куликов вздохнул и виновато посмотрел ей в глаза.
— Все в порядке. Не волнуйся за меня. Я справлюсь.
Жена ободряюще сжала его руку и, грустно улыбнувшись через плечо, свернула в боковую улицу. Куликов пошел дальше, ссутулившись, как-то сразу почувствовав, как навалился возраст. Привычная дорога от станции надземки до дома вдруг показалась слишком длинной и шумной, толпа прохожих, через которую он пробирался, невольно сталкиваясь локтями и плечами, злила до брезгливой дрожи, яркие цвета резали глаз. Болезненно сморщившись и сощурившись, Куликов мечтал только о том, чтобы поскорее захлопнуть за собой дверь и оказаться в одиночестве.
У входа в подворотню на ящиках из-под пива кучковалась знакомая группа нетрезвых тинейджеров. Поникшую фигуру соседа они сразу идентифицировали как потенциальную жертву.
— Ну что, дед, все еще не в богадельне? Может помочь, поторопить? — белобрысый дворовый заводила Витек ухмыльнулся и лениво поднялся с ящика, заступая дорогу. Остальная шакалья стая глумливо оживилась.
Ох, как кстати! Куликов вдруг понял, что именно этого ему подсознательно всю дорогу хотелось — увидеть вместо безликой и бездушной государственной машины живого конкретного врага, вложить в простой и честный удар кулака всю боль и тяжесть, что лежала на душе… Он так обрадовано шагнул вперед, выпрямляясь и расправляя плечи, с такой концентрированной яростью тихо и почти ласково проговорил: «Прочь с дороги, щенок!» — что Витек, разом растеряв наглость, невольно шарахнулся в сторону.
