Мины он находил легко. Эта новая игра, которой он научился в саперной школе, ему нравилась. За каждую находку, в которой он не видел ничего особенного, он зарабатывал такие похвалы, что непременно бы загордился, не будь рядом хозяина, который наверняка понимал, что для него это пустяки… В Афганистане он научился ездить на машинах, бронетранспортерах, боевых машинах пехоты, летать на вертолетах, терпеть жару и холод. Рядом с хозяином он любое испытание переносил спокойно. Так было до недавнего времени, пока он не потерял друга…
Этот день с самого начала сложился странно. Володя положил его в десантном отсеке беэмпе, а сам поднялся на броню, ехал сверху. «Отсыпайся, старик, — сказал он. — Асфальт, понимаешь, всю дорогу будет асфальт. Мы здесь так, на всякий случай!» Слово «асфальт» Амур уже знал, оно означало, что работы пока нет. Он спокойно дремал, и даже первые выстрелы его не разбудили: дело привычное! Но, когда открылась дверь отсека, сразу же выскочил из машины. Он нашел Володю и лег чуть позади, у его правого сапога. Со всех сторон хлопали выстрелы. И хозяин стрелял тоже. Володя бил одиночными, но плотно — раз за разом. Амур чихал и зарывал нос в придорожную пыль, пряча его от пороховых газов. Потом они ползли куда-то, опять стреляли и снова ползли. Хозяин стрелял в сторону гор. Оттуда тоже летели к ним лиловые стремительные жуки, выбивали из камней искры. Когда-то Амур пытался ловить их, как пролетающих мух, но скоро понял, что эти жуки больно кусают, поэтому лежал тихо, только иногда негромко рычал, если жуки пролетали слишком близко.
Володя обернулся — взять из подсумка на поясе рожок, и Амур поднял голову. «Лежать!» — зло прикрикнул на него Володя. Амур обиделся: чего злиться? Он вздохнул: сейчас опять нужно будет ползти вслед за хозяином по камням, которые так больно впиваются в брюхо… Интересно, почему, когда летают эти лиловые жуки. Володя становится таким строгим?..
Рядом что-то оглушительно треснуло. Амура подняло в воздух, и он полетел, обмирая сердцем, как когда-то очень давно… «Это тебе, сын, ко дню рождения…»
Когда он очнулся, уже темнело. Он валялся а какой-то ложбине, присыпанный землей и камнями. В голове тоненько и нудно звенело. Он стал искать хозяина… Вот здесь, кажется… Амур задохнулся от запаха сгоревшей взрывчатки. Он отполз немного в сторону, принюхался: в стороне металлом и порохом воняли гильзы, с пригорка тянуло кислым — тол после разрыва… Но ведь там они и лежали с Володей! Отфыркиваясь, он постарался подползти ближе и не узнал ничего! Какая-то яма… разорванные неведомой силой камни… А это? Амур встал и подошел ближе. Это же подсумок хозяина! Изодранный, пустой, но разве Амур мог бы его не узнать!
Вдруг Амур сообразил, что не слышит машин и людей, и понял, что он один. Но где же хозяин? Где Володя? Хотя здесь его подсумок… Он должен вернуться… Голова кружилась… Может быть, уходя. Володя сказал: «Стереги!» — а он все позабыл…
Амур лег рядом с подсумком и стал ждать. С ним творилось что-то непонятное. Глаза болели и слезились, звуки доходили словно сквозь толстые стены, все тело ныло… Временами он проваливался то ли в сон, то ли в обморок, но терпеливо лежал.
К полудню следующего дня Амур понял, что, если не найдет воды, умрет. Шатаясь, с трудом встал, медленно двинулся в сторону небольшой рощицы. Где зелень, там вода. Сделав несколько шагов, он вернулся, оттащил подсумок в воронку, где земля была рыхлее, присыпал его и только после этого отправился к роще. Арык он нашел быстро.
Вернувшись, Амур не стал раскапывать подсумок. Если Володя появится сейчас, то можно будет затеять игру… Он покажет, что здесь мина… хозяин со всей осторожностью станет копать — а там его собственный подсумок! Он уже представлял, как Володя будет его тискать и хохотать, стараясь свалить на землю, а он, притворно рыча, — бросаться на него и бить лапами в грудь… А если не сейчас придет хозяин, то нужно будет, уходя на водопой, каждый раз прятать подсумок…
Ждал Амур два дня. Когда недалеко по шоссе проезжали одиночные машины, он не обращал внимания. Заслышав рокот моторов колонны — бронетранспортеров, боевых машин пехоты, — дважды выходил к дороге. Дважды по нему стреляли, он едва уворачивался от летящих в него белых и лиловых жуков и наконец оставил эти попытки.
Времени для размышлений у Амура хватало. Он вспомнил, что почти никогда они не возвращались на то место, где приходилось стрелять и ползать. После стрельбы ненадолго заезжали в незнакомые палаточные городки, жили там дня два-три, после чего направлялись в родную часть…
Еще не поздно! Он решил искать хозяина сам. Он шел рядом с дорогой, выбрав направление по движению колонны. Двигался осторожно, огибая дувалы и сторонясь людских троп. Шел всю ночь. К рассвету ему пришлось выбраться на асфальт: с одной стороны к дороге подступала река, с другой — горы. А потом слева, метрах в ста от дороги, он увидел палаточный городок. Очень маленький, не такой, как у них дома… И солдат, судя по следам, здесь было совсем мало… Иногда и они останавливались в таких местах, но совсем ненадолго. Амур устал. Он решил, что хозяина будет ждать именно здесь.
Солдат, с которым он познакомился, звал его Крезом. Амура это не удивило. Большой Папа, например, любил давать ему новые клички: Хулиган, Умница, Пан Спортсмен, Бандюга, Гроза Котов, Ваше Сиятельство… Амур никогда не ошибался, если обращались к нему: это не трудно понять по интонации! Ну, что ж! Он будет ждать Володю!
Крез так Крез…
Прапорщик Нияжмаков не зря одобрил выбор именно этого места для проживания приблудившейся овчарки. Окопчик как бы обозначал границу между отделениями мотопехоты и трубопроводчиков. Пехота несла охрану участка дороги, а трубопроводчики обслуживали станцию перекачки топлива, которое от самой границы СССР шло к столице Афганистана.
Окопчик назывался в обиходе «межведомственным барьером», хотя он не мешал пехоте и трубопроводчикам жить дружно и делиться при необходимости хлебом, боезапасом или топливом. Именно сюда, так сказать, «на ничейную землю», и поместили Креза.
Ефрейтор несколько раз подходил к окопу, глядел на спящую овчарку, затягивался крепчайшей сигаретой «Дымок» и вздыхал… Потом ворчал на слоняющихся вокруг солдат с подозрительно оттопыренными карманами:
— Обкормите собаку, мужики. Он же служебный… У него режим питания!
Видно, не одного ефрейтора томили воспоминания о доме…
Крез спал почти сутки. Он встал только раз, жадно вылакал теплую воду и снова свалился в тревожном сне. Рядом с миской валялись кусочки печенья, галеты, сахар, заботливо развернутая конфета «Космос». Крез даже не взглянул на это богатство.
Наутро, к подъему, он уже сидел у палатки. В строю занял свое место около ефрейтора. Прапорщик Нияжмаков глянул искоса, крякнул, но ничего не сказал. Прапорщик решил подождать развития событий, однако ему понравилось, что пес понимает строй.
Со временем все отлично уладилось. Прапорщик не мог нарадоваться, глядя на спокойного, дисциплинированного Креза.
Амур давно отучился жить без работы, без службы. Теперь с наступлением темноты он занимал пост у въезда в гарнизон, рядом с дневальным или дежурным. Никто не мог пройти мимо незамеченным, Амур обязательно подавал сигнал хриплым лаем. Служба такая, по его мнению, пустяковая, всем понравилась. Тогда он стал по ночам обходить гарнизон через каждые полчаса, чем заслужил особое расположение прапорщика Нияжмакова. Скоро Амур почти все время проводил под стоящей у въезда беэмпе и глядел на дорогу.
О том, что Крез кого-то ждет, первым догадался Комиссаров, а потом поняли все. Ничто не могло отвлечь его, если по дороге проходила колонна. Грузовики он осматривал невнимательно, а вот бронегруппы охранения!.. Он вытягивался в струнку, напрягался и все глядел, глядел…
К Амуру уже не лезли с щенячьими развлечениями вроде бросания палки, «дай лапу!» и отнимания тряпки. Что может вызвать большее уважение солдата, чем верность!
Однажды утром напротив поста встала колонна. С дороги съехал пропыленный бронетранспортер. «Связь есть, ребята? — спросил офицер, сидящий на броне у переднего люка. — У нас что-то барахлит».
