Я покинул свой пост и направился за ней, держась достаточно далеко, чтобы не быть замеченным и не потерять её из виду. Я знал, что рискую. Если я был прав в своих подозрениях, то выслеживал добычу, гораздо более привычную к таким делам. Я не был убийцей. Я не привык прятаться в тенях. Напротив, моё место было у всех на виду. Чтобы вдохновлять или наказывать я должен был быть заметным. Чтобы быть комиссаром, я должен был быть не просто Себастьяном Ярриком.
Если Коваль поймёт, что за ней идут, то она заметит меня, даже на расстоянии нескольких домов. Я надеялся, что у неё нет поводов для подозрений.
Идя в собирающихся вечерних сумерках, я спрашивал себя: "Если ты прав, и она убийца, то почему?" Я не мог представить её фанатиком, сражающимся в безнадёжной битве ради возвращения тау. Для этого она была слишком собранной, профессиональной. Какую выгоду ей могла принести смерть губернатора? Я мог представить только одно: богатство. Если она наёмная убийца, то кто платит?
Кому выгодно?
Очевидно, что новому лорду Шроту. Но он бы всё получил и так, даже не пришлось бы ждать слишком долго. Антонин Шрот выглядел измождённым, болезненным. Зачем было рисковать всем ради награды, которую можно получить без риска спустя лишь месяцы?
И если не сын, то кто?
Мои мысли вернулись к тау. Если у них до сих пор оставались планы на Абидос, то долгая политическая нестабильность свяжет наши руки, мешая всем усилиям по усмирению. Мы окажемся уязвимыми к контрудару. Чтобы работать на них, не нужно было быть фанатиком — если Коваль беспокоила лишь личная выгода, то было бы достаточно достойной цены.
Несколько раз я едва не терял её из виду, так как путь Коваль петлял туда-сюда. К счастью, дороги в Риуме были широкими и прямыми, рассчитанными для ускорения движения огромных продуктовых транспортов. Во время войны грузоперевозки остановились и, хотя жизнь на Абидосе постепенно налаживалась, на дорогах пока было свободно. И, благодаря широким и свободным открытым участкам, мне удавалось вновь найти Коваль.
Её целью оказалась статуя святого Каррина. Когда она подходила к памятнику, я понял, что она приняла меры против отслеживания. Разумеется, чисто предварительные. Коваль не ожидала хвоста.
Огромная статуя была пустой. Горожане могли подняться до самой головы, а оттуда смотреть глазами великого человека на город, чью душу он спас. Так, во всяком случае, было до ракетного удара. Восстановление статуи обещали оба лорда Шрота.
Дверь внутрь находилась на краю огромного постамента. Я проследил, как Коваль входит внутрь, подождал пять минут, затем вошёл.
Я почти пропустил царапины на скалобетоне рядом с дверью. Рисунок был маленький, сантиметровой ширины, и находился очень низко. Я увидел его лишь потому, что искал: два круга, один меньший и находящийся внутри периметра большего. Символ тау. Знак для тех, кто знает, куда смотреть.
Внутри было темно. Тусклые люмосферы освещали железную лестницу, по спирали поднимавшуюся от платформы по правой ноге статуи. Пока мои глаза приспосабливались, я прислушался. Хотя Коваль не могла так быстро подняться наверх, я не слышал шагов. Она была тихой. Это было зловещим предупреждением. Мне стоило поступить так же.
Я шагнул вперёд и достал болт-пистолет, следя за тенями, ожидая засады. Возможно, она заметила меня и решила сюда заманить. Спустя десять минут подъёма я увидел движущуюся тень. Она была далеко впереди и поднималась всё дальше. Я ускорил шаг.
Подъём был долгим. Закручивающая лестница кружила голову, ноги и лёгкие уставали — от тяжёлого подъёма было бы легко впасть в транс. Я держал себя в руках. Вершина статуи была бесконечно далеко, и я гадал, а не слишком ли долго я медлил? Даже если я пройду до самого конца, то не смогу остановить Коваль прежде, чем она доберётся до цели. У неё будет несколько минут для исполнения своей задумки.
И вот я добрался до разбитого плеча. Сквозь пробоину проникали солнечные лучи, но лестница была достаточно близко к центру статуи, и потому осталась цела. Однако выше была пробитая голова. Там лестница была ближе, и шелестящий ветер дёргал меня за плечи. Я одолел несколько последних пролётов.
Путь на наблюдательную платформу был открыт. Я направился к двери, держась в тенях, чтобы видеть, что меня ожидает.
Сама платформа была сильно повреждена. Справа она казалась устойчивой, но центр оседал, а левая часть обвалилась. Скалобетон был разбит и удерживался на весу лишь на прогнувшихся под тяжестью железных балках. Три человека стояли у ограждения справа. Ближе всего ко мне была Коваль, примерно между дверью и дальним краем, лбом статуи. Она была спокойной, неподвижной. Она развела руки чуть в сторону, не сжимая кулаки, и была готова двигаться, а её силовая булава висела на поясе. А за ней, на краю, вместо ожидаемых мной тау стояли Валентин Шрот и Геррения Вернак. Они говорили так громко, что я всё слышал сквозь ветер.
— Какой в этом смысл? — требовал ответа Шрот. — Нам нужно исцелить раны и покончить с кровопролитием.
— Не говори со мной так, будто тебя тревожит Абидос, — Вернак была ниже Шрота, но от гнева казалась выше.
— Но я думаю о том, что лучше для планеты. Я думаю о…
— Высшем благе? — злобно перебила его графиня.
Шрот не ответил, сверля её взглядом. Его правая рука дёргалась.
Вернак подошла ближе.
— Ты вёл переговоры с тау. Никаких соглашений. Ты будешь зачищен вместе со всеми прочими предателями.
— У тебя нет доказательств, — дрожь в голосе выдавала его неуверенность. — Не осталось никаких записей.
— Ты так уверен, а?
— Нет, — признался Валентин, сделав шаг назад. — Но теперь, когда отец мёртв, я уверен, что из старых суеверных глупцов осталась лишь ты. Жаль, что поклонники тау сочли нужным прийти и за тобой, — он повернулся к Коваль и кивнул.
И всё встало на свои места. Оружие круутов. Символ у подножия статуи, который наверняка найдёт следователь. Дым, пыль в глаза, указывающая прочь от Валентина Шрота.
Коваль шагнула вперёд. Я вскинул пистолет, но стрелять не мог — Коваль была на одной линии с Вернак. Болт прошил бы их обоих. Я побежал.
— Стоять! — заорал я, зная, что она не подчинится приказу. Я просто желал отвлечь её от графини.
Коваль была быстрой. Она обернулась, присела, схватила свою булаву и бросила в меня одним движением. Её скорость была почти достойной храмового убийцы. Булава ударила меня в правую руку, и шок от удара и электрического разряда прошёл по руке, закрутив меня. Рука содрогнулась, пистолет выпал и покатился по ступеням.
Я крутанулся, используя движение, и, обернувшись, бросился на Коваль, выхватывая левой рукой цепной меч. Она отскочила влево, легко уйдя от удара, и пробежала по повреждённой, оседающей поверхности. Расколотый скалобетон оседал, трещины становились всё шире. Я вновь обернулся за ней, а Коваль подняла булаву.
Я вновь чувствовал свою правую руку. Это пригодится. Я взял цепной меч обеими руками и осторожно приблизился. Я отвлёк Коваль от цели. Теперь мне осталось сразиться и победить, но Коваль была гораздо быстрее меня.
Я водил мечом вперёд-назад. Она же стояла неподвижно, необъяснимо. Она ждала меня. Я подошёл на дистанцию удара. Мы смотрели друг на друга, и я знал, что она от меня ожидала, и какие могли быть последствия. Но выбора не было. Шрот, хотя и явно бывший трусом, мог в любой момент решить, что стоит присоединиться к бою. Поэтому я сделал свой ход, готовясь к неизбежному.
Я опустил цепной меч, нанося верхний удар, и Коваль парировала его булавой, ударив её навершием по клинку. Разряд прошёл по цепному мечу и впился в руки, цепь зарычала, когда кулаки конвульсивно сжались. Спина напряглась от сокрушительного парализующего удара. Но я ожидал этого, и потому заранее сместил вес вправо. Я упал. Внезапный вес и вращающаяся цепь вырвали булаву из её рук. Она покатилась по платформе, Коваль перепрыгнула через меня, бросившись за оружием.
