Литмир - Электронная Библиотека
A
A

К сожалению, не только всего этого почти нет в крае, особенно для русских переселенцев, но даже кавказское медицинское общество в Тифлисе за последние годы не проявило особой склонности поработать в области борьбы с малярией. Засевшие там армяне и поляки, как будто нарочно, оставляют без разработки этот главный из кавказских медицинских вопросов, быть может, именно в виду его острого и порой рокового значения для русских. Последний кавказский микробиологический труд в этой области написан, если не ошибаюсь, лет 20 тому назад покойным доктором Тороповым, а чрезвычайно полезная, преимущественно компилятивная работа «Влияние малярии на колонизацию Кавказа», печатавшаяся под моей редакцией в газете «Кавказ» и вышедшая затем отдельным изданием, принадлежит перу врача-антрополога и ревнителя русского переселенческого дела, доктора И.И. Пантюхова. Она имеет главным образом большое прикладное значение , давая в малом объеме множество ценных бытовых указаний, статистических сведений и выводов.

Степень развития малярии зависит от ряда условий. По мнению доктора Н.И. Торопова, чем ниже местность, чем она закрытее, сырее, чем больше в ней тепла, воды и зелени, — тем она малярийнее. Не говоря уже о тропических странах, даже в Закавказье есть местности, где малярия убивает человека в несколько часов. Большей частью же она вступает в союз с другими болезнями и на ее почве дают поразительную смертность дизентерия, катары, тиф, цынга, воспаление легких, кишок, печени и мозга. Туземцы сильно от нее страдают; в губерниях Елизаветпольской, Бакинской и на черноморском побережье можно встретить немало детей, уже родившихся с микробом малярии или болезней, с нею связанных. Особенно же тяжело приходится нашим переселенцам, окруженным во всех отношениях скверными условиями, не только климатическими, но и бытовыми; неумение бороться с природой и упрочивать свое благосостояние, вражда соседей-туземцев и бесчеловечное равнодушие мелких властей, недостаток медицинской помощи, тоска по родине и гнетущее чувство обездоленности, подрывающее всякую энергию; наконец, неприспособленность русской породы к условиям азиатских малярийных местностей, — все это удесятеряет силу малярии и число ее жертв.

Тем не менее, утверждение, будто бы местности указанной категории совершенно недоступны для русской колонизации, представляет собой натяжку, и притом тенденциозную, внушенную стремлением не подпустить русских людей к кавказским землям.

Нагляднее всего доказали всю силу русской приспособляемости к каким угодно условиям наши сектанты , представляющие во многих отношениях цвет русского элемента в крае.

Когда их туда ссылали, то предполагалось, что они погибнут. Одних посадили на каменистых нагорьях, где хлеб плохо родится; других в малярийные местности. Кругом дичь, глушь, Азия, враждебные туземцы, легко смотрящие на человеческую жизнь. Начальство смотрело на сектантов, как на полулегальных людей, существование которых не поощряется, а лишь допускается, и то с неприятными оговорками, представляющими источник дохода для мелких чиновников, в большинстве туземцев.

Как известно, сектанты-мистики, воображающее себя «истинными христианами», склонны представителей власти считать прислужниками Ирода или языческого Рима; к сожалению, условия кавказской жизни могли только подкрепить подобный взгляд, в основе нелепый, и оправдать его целым рядом вопиющих фактов. В течение нескольких десятилетий мелкие власти притесняли сектантов возмутительнейшими придирками и поборами; во всем Закавказье можно найти большие дома и поместья — плоды неправого стяжания уездных начальников, приставов и т.п.

Сектанты все это снесли, все претерпели и даже достигли цветущего состояния, исключительно благодаря своей общинно-религиозной организации. Как было сказано в одной из предыдущих глав, предки нынешних духобор были весьма далеки от того непротивления злу, которым их сбил с толку граф Толстой, при посредстве своих фанатичных учеников. Прежние духоборы очень хорошо владели оружием, истребили вокруг себя зверье и жестоким самосудом внушили уважение татарам, а затем снискали их искреннюю приязнь добрыми соседскими отношениями. К русскому государственному и народному делу они относились, в итоге, доброжелательно, многие охотно служили в войсках, а во время войны 1877-78 гг. сектантские селения оказали нашему войску неисчислимые услуги своими перевозочными средствами. Это было по достоинству оценено августейшим наместником кавказским и преемником его, князем А.М. Дондуковым-Корсаковым.

Можно было предполагать, что положение наших сектантов улучшится, и административные притеснения прекратятся. Так думали и кавказские жители, и порубежные соседи. Один образованный персианин, изумляясь чрезвычайной способности русских сектантов осваиваться с местностью и климатом и пленяясь их религиозной терпимостью, способствующей дружескому сближению между русскими и мусульманами, высказывал доктору Пантюхову предположение, что расселение сектантов по персидской границе было актом высшей, мудрой правительственной политики. В последнем он жестоко ошибался, как показали дальнейшие события.

В 90-х годах разыгралась печальная духоборческая эпопея, полная картин мистической истерии со стороны сектантов, а со стороны их гонителей — недомыслия и сатанинской жестокости. Коснусь этих событий только вскользь, обратив внимание на стороны, мало еще выясненные печатью.

В корне духоборческой эпопеи лежит тупой формализм, вступивший, быть может, в союз с лукавыми противорусскими стремлениями. У духобор была замечательная женщина, Лукерья Калмыкова, которой они вверили руководство общественными делами, причем блестяще обставили ее материально: дали ей прекрасный дом, землю, много всякой движимости и денег; она ездила в карете, ладила с властями, вела свое дело с большим тактом. Сам начальник края обращался с нею, как с почтенною светской дамой.

По понятиям духобор, ее имущество было общественным и, когда она умерла, должно было поступить в распоряжение духоборческой общины. Между тем, после ее смерти на имущество предъявили права ее родные, — и все судебные инстанции, на основании общих гражданских законов, признали это домогательство правильным. Начались в духоборческой среде раздоры, приведшие к печальной развязке.

Малый ребенок, — и тот поймет, что указанное судебное решение не соответствовало жизненной правде и лишний раз показывало, что однообразие правовых норм в обширном и пестроплеменном государстве есть преступление против человеческого духа и ведет не к сплоченнию разнородных элементов нации, а, наоборот — к розни, вызванной несправедливостью. Если суд, связанный нормирующими его законами, не мог в данном случае ничего сделать, то главное кавказское начальство должно было всячески содействовать благоприятному решению этого вопроса в путях Монаршего милосердия, а затем ходатайствовать о восполнении пробела в самом законе.

Ничего в этом направлении сделано не было, ни сразу, ни впоследствии; руководители армянской интриги уже впустили тут свой яд, найдя поддержку, как всегда, в некоторых кавказских властных людях. С одной стороны, армянам было желательно испортить в глазах правительства репутацию сектантов, как самого крепкого русского элемента в крае, с другой же — воспользоваться их землями для беглецов из Турции , где, при усиленной помощи русско-подданных армян, с духовенством во главе, искусственно стало разжигаться восстание, вызвавшее затем резню.

Сатанинский план удался: с одной стороны подоспели мнимые христиане, ученики графа Толстого, разожгли раздор в духоборческой среде и довели ее до истерии; одновременно ревнители православия усилили свою проповедь, в неудачный момент, когда она только ожесточила упорствующих; некоторые кавказские власти проявили башибузукскую жестокость к ошалевшим, сбитым с толку духоборам, причем особенно отличились служилые туземцы , якобы ревнующие о порядке, а на деле жаждавшие русской крови, русских страданий. Трагедия завершилась выселением нескольких тысяч духобор в Канаду, где они окончательно обезумели и теперь погибают.

47
{"b":"29187","o":1}