Ее кровное родство с землевладельцем можно было безошибочно определить с первого же взгляда – по огромным, темным, миндалевидным глазам. Однако этим сходство матери с дочерью не исчерпывалось. Черты лица доктора Алисон поражали изяществом пропорций, хотя некоторые отклонения от идеала указывали, что в данном случае красота являлась природной и не имела отношения к достижениям биоскульптуры. Леди Харрингтон обладала почти теми же чертами, однако в сравнении с утонченностью облика матери выразительное лицо дочери было высечено гораздо резче. Создавалось впечатление, будто кто-то, пройдясь по нежному профилю суровым резцом, обнажил скрытую под наружной мягкостью силу, придав Хонор сходство с соколом.

Говард прекрасно знал, что доктор Харрингтон на два года старше его, однако принять этот факт ему было трудно. Он уже свыкся с юным обликом Хонор, но та, по крайней мере, по возрасту годилась ему в дочери. А вот ее мать в такие-то годы не имела и намека на седину! Ни единой морщинки! Правда, Алисон не выглядела моложе дочери, но методику пролонга разработали именно на Беовульфе, и относившейся ко второму поколению реципиентов доктору Харрингтон с виду можно было дать на несколько лет меньше, чем Миранде. А тут еще заставлявший Клинкскейлса нервничать озорной блеск в ее глазах…

«Что за дурацкие мысли, – строго сказал себе регент. – Как бы ни выглядела эта особа, ей уже почти девяносто стандартных лет, не говоря уже о том, что она выдающийся врач, один из ведущих генетиков Звездного Королевства и мать его землевладельца.»

Но, как он себя ни урезонивал, ему не удавалось забыть о шальных огоньках в ее взоре… или не обращать внимания на то, как она одета.

Говард Клинкскейлс ни разу не видел Хонор в гражданской мантикорской одежде – только в мундире или в платье грейсонского фасона. Зато ее мать красовалась в короткой, до талии, темно-синей жакетке, надетой поверх сшитой на заказ из кремового шелка со Старой Земли и стоившей, наверное, несколько сот мантикорских долларов блузки. Слава богу, не прозрачной, но вызывающе тонкой. Выполненные из серебра, поражавшие изысканной простотой украшения контрастировали с кожей цвета сандалового дерева, а элегантные слаксы были выбраны в тон к жакету.

До вступления Грейсона в Альянс ни одна женщина не появилась бы на людях в наряде, столь откровенно подчеркивающем формы. В случае с Хонор можно было отговориться (хотя закоренелые реакционеры этой отговорки не принимали) тем, что она – офицер Королевского флота и носит предписанный Уставом мундир, но ее мать на службе не состояла и такого оправдания не имела.

«Впрочем, Говард, эта женщина и не нуждается ни в каких оправданиях! – сурово укорил себя регент. – Причем не только потому, что она мать леди Харрингтон, но и потому, что „фривольность“ в ее облике есть лишь плод твоего дурного воображения. Да и в любом случае никто не может отказать ей в праве одеваться так, как принято на Мантикоре. И если нам на нашей отсталой, захолустной планете трудно с этим смириться, то это не ее проблема, а наша!»

Он глубоко вздохнул. Приток воздуха помог привести мысли в порядок, однако где-то глубоко внутри сохранилась мерцающая искорка беспокойства.

Это все ее глаза, подумал он. Огоньки в глазах, так похожих и вместе с тем так не похожих на глаза его землевладельца. На Грейсоне, где на протяжении тысячелетия единственным достойным жизненным поприщем для женщины считалось поприще жены и матери, девочки рождались втрое чаще мальчиков, вследствие чего даже многоженство не спасало от нехватки мужчин. Местные красавицы умели бороться за свое счастье, хотя и ухитрялись сохранять при этом внешнюю благопристойность. Говард видел такие же огоньки во многих женских глазах и знал, что они свидетельствуют о желании очаровывать и пленять. Правда, он привык видеть их в очах юных прелестниц, но отразившийся во взгляде Алисон Харрингтон жизненный опыт ничуть не убавлял опасного озорства.

Говард Клинкскейлс не испытывал ни малейших сомнений в том, что в своей профессии мать выкажет не меньшую одаренность, нежели дочь – в своей, но полагал, что в некоторых других отношениях между ними обнаружится различие. Неожиданно для себя он сообразил, что какая-то часть его «я» с нетерпением ожидает столкновения этой особы с ревнителями старины. Перспектива пугала, но не могла и не волновать: ему нравились блеск ее глаз и нескрываемый вкус к жизни. О том чтобы пришпилить такую женщину на булавку и сделать украшением чьей-то коллекции, и мечтать не приходилось.

– …а это ваш кабинет, миледи, – сказала Миранда, входя в просторное, великолепно оборудованное помещение.

Проследовав за ней, Алисон Харрингтон огляделась по сторонам и подняла брови, подивившись продуманности обстановки. Компьютерное и коммуникационное оборудование превосходило даже то, что имелось у нее на Сфинксе, хотя этому едва ли стоило удивляться. Дочь обещала оснастить Генетическую клинику имени Дженифер Чоу (в честь бабушки Хонор) по последнему слову медицинской техники – и обещание свое выполнила. Она не поскупилась на расходы, и Алисон ощутила прилив гордости. Конечно, ей было известно, что личное состояние дочери достигло величины, при которой даже такие траты не обременительны, но многие ли богачи вкладывали деньги в подобные проекты? И ведь Хонор не ожидала от этого вложения никакой отдачи… кроме, разумеется, того, что ее инициатива поможет тысячам ребятишек вырасти крепкими и здоровыми.

– Надеюсь, миледи, вам здесь нравится, – сказала Миранда.

Алисон растерянно заморгала и сообразила, что задумалась, стоя как вкопанная посреди кабинета. Ее спутница выглядела слегка встревоженной, и доктор Харрингтон поспешила ее успокоить.

– Да, все просто замечательно. Хонор обещала мне что-то в этом роде, а она всегда была девочкой, на которую можно положиться.

Глаза ее весело полыхнули при виде реакции Миранды на слово «девочка». Алисон знала свою дочь и прекрасно понимала, что та может просто задохнуться в атмосфере излишнего почитания и подобострастия. Может быть, сообразив, что для кого-то их землевладелец просто «девочка», эти люди поумерят свои восторги.