– Запускайте вторую эскадрилью ЛАКов, – сказал он и махнул рукой офицеру связи. – Свяжите меня с ними, Джина.

– Микрофон включен, шкипер, – ответила Джина Альверетти.

Сэмюэль Хьюстон Вебстер заговорил холодным четким голосом:

– Крейсер Народной Республики, с вами говорит вспомогательный крейсер Ее Величества «Шахерезада». Приготовьтесь к абордажу. И, как вы сами только что сказали, – он свирепо улыбнулся в передающую камеру, – «любое сопротивление нашей абордажной команде будет жестоко подавлено».

– Я начинаю чувствовать себя, как отец, у которого дети не пришли домой после комендантского часа, – заметил гражданин адмирал Хавьер Жискар, подливая вино в бокал народного комиссара Элоизы Причарт.

Для душевного спокойствия Комитета общественного спасения было важно, чтобы ни сам Комитет, ни сотрудники госбезопасности даже не подозревали, как хорошо уживаются Жискар и Причарт. А если б они узнали, то были бы потрясены, потому что Жискар и его сторожевая собака спали в одной постели – в буквальном смысле слова.

– Почему? – спросила Причарт, потягивая вино.

Она, как и Жискар, понимала, что произойдет, если госбезопасность однажды выяснит истинный характер их отношений. Но при этом она никак не хотела отказываться от Жискара. Он был не только блестящим и проницательным офицером, но и выдающимся мужчиной – во всех смыслах этого слова. Его воспитал один из лучших капитанов Народного Флота довоенного времени – Альфредо Ю, – и, подобно своему наставнику, Жискар был куда более достойным человеком, чем того заслуживал старый режим. Причарт часто задавалась вопросом: что бы произошло, если бы руководство не вынудило Альфредо Ю перейти в лагерь противника после фиаско в Ельцине. Они с Хавьером составили бы замечательный дуэт… а теперь оказались по разные стороны баррикад. Она надеялась, что эти двое никогда не столкнутся лицом к лицу друг с другом, поскольку знала, как глубоко уважает Хавьер своего учителя. Но Хавьер так же страстно ненавидел Законодателей. Он, возможно, не любил новый режим (за что Причарт не могла его ругать, как бы ей ни хотелось), но был к нему лоялен. И останется таковым, если только госбезопасность не выкинет что-нибудь из ряда вон…

Но Элоиза Причарт намерена не допускать неожиданностей. Хавьер – слишком ценный офицер… и она слишком любила его.

– Что почему? – переспросил он, тихонько покусывая ухо Элоизы, а рукой гладя ее бедро под простыней.

– Я спросила, почему ты чувствуешь себя, как беспокойный родитель?

– А! Ну, только потому, что некоторые дети, заигравшись, долго не возвращаются домой. Я не особо беспокоюсь по поводу «Вобона»: Кэслет – хороший командир и если он воспользовался свободой действий и ушел в какое-то другое место, значит у него были на то серьезные основания. Но вот о ком я действительно тревожусь, так это об Уотерсе. Не следовало выпускать его в глубокий рейд.

– Тебе не нравится Уотерс, да? – спросила Причарт. В ответ он пожал плечами.

– Я не упрекаю его за избыток революционного рвения, гражданка комиссар, – сказал он с кривой усмешкой, как бы признавая, что уступает перед идеологическим пылом влиятельных покровителей Уотерса. – Меня волнует его отношение к делу. Он чересчур ненавидит мантикорцев.

– Как можно «чересчур» ненавидеть врага?

В устах любого другого комиссара этот вопрос имел бы зловещий подтекст, но Причарт спрашивала с неподдельным интересом.

– Твердые установки – хорошая вещь, – объяснил Жискар очень серьезным тоном, – и иногда ненависть может помочь их выработать. Но мне это не нравится, потому что, безотносительно наших разногласий с монти, они все же люди. Если мы хотим, чтобы они действовали профессионально и гуманно в отношении наших людей, мы сами должны поступать так же с ними. – Он помолчал, дождавшись, пока Причарт кивнет, и продолжил: – Проблема заключается в том, что ненависть для Уотерса и ему подобных начинает заменять здравый смысл. Он хорошо подготовленный, способный офицер, но он еще молод для своей должности, и ему бы следовало поднабраться опыта, прежде чем стать капитаном. Я не хочу сказать, что он так уж отличается от большинства наших капитанов – или адмиралов, – с иронией уточнил он, – если учесть, что случилось со старым офицерским корпусом. Но он чересчур активен, чересчур вспыльчив. Меня немного беспокоит, как это повлияет на его здравый смысл, и я бы предпочел держать его на коротком поводке.

– Понятно. – Причарт откинулась назад, рассыпав свои платиновые волосы по плечу любовника, и медленно кивнула. – Ты действительно думаешь, что он попал в какую-то неприятность?

– Вообще-то нет. Но меня встревожило известие, что монти послали туда эскадру рейдеров. Если они действуют там одной компанией, то группа в два-три борта может оказаться крепким орешком для того, кто на них наткнется – а ведь Уотерс ушел прежде, чем мы получили донесение разведки об их присутствии. Но ему приказано нападать только на одиночные суда, и я не думаю, что какой-либо вспомогательный крейсер справится с парой тяжелых крейсеров класса «Меч»… разве что Уотерс соблазнится атакой на группу «купцов». Но это беспокойство, скорее всего, вызвано ощущением, что я должен присматривать за ним чуть больше, чем за другими, Элли.

– По собственному опыту, я бы прислушалась к этому «ощущению», Хавьер, – серьезно сказала Причарт. – Я уважаю твою интуицию.

– Но не только, надеюсь? – сказал он с ребяческой улыбкой, пока его рука шарила под простыней, и она легонько шлепнула его по голой груди.

– Перестань, ты разлагаешь гражданскую добродетель!

– И не думаю, гражданка комиссар, – ответил он, и она задрожала от удовольствия.

– Но тут его рука замерла. Элоиза приподнялась на локте, чтобы потребовать продолжения ласки, и застыла с покорной улыбкой. Она действительно любила этого мужчину, но боже, он бывал таким несносным! Вдохновение приходило к нему в чертовски неподходящее время, и пока он не заканчивал формулировать новую идею, он не мог думать ни о чем другом.

– Что такое?

– Я как раз подумал о рейдерах монти, – задумчиво сказал Жискар. – Жаль, что мы не смогли получить подтверждение, действительно ли ими командует Харрингтон.

– Мне кажется, что ты только что сказал, что вспомогательный крейсер – не соперник для тяжелого крейсера, – уточнила Причарт. Он утвердительно кивнул, и она пожала плечами. – Ну что же, у вас ведь двенадцать тяжелых крейсеров и восемь линейных. Мне кажется, с таким количеством избыточной мощи можно расслабиться.

– О да, согласен. Но если монти решили присматривать там за порядком, возможно нам придется отправиться на охоту в какое-нибудь другое место. Знаешь каким бы ни было соотношение сил, теоретически всегда существует возможность, что в сражении что-то пойдет не так, как надо. И одно вспомогательное судно может завалить какую-нибудь нашу боевую единицу (скажем один из легких крейсеров) и тем испортить нам всю операцию, обнаружив наше присутствие в секторе.

– И что же?

– А то, гражданка комиссар, – сказал Жискар, отставив свой бокал, чтобы освободить обе руки и поворачиваясь к ней с улыбкой, которую она так любила, – что пришло время скорректировать схемы наших действий. Мы можем передать для Уотерса и Кэслета депеши относительно всей подтвержденной информации, но остальные наши силы сосредоточатся здесь. В данных обстоятельствах, я думаю, мне придется обсудить со штабом вопрос о новых охотничьих угодьях… чуть позже, конечно, – озорно добавил он и поцеловал ее.

Главстаршина сектора электроники Льюис с трудом пыталась скрыть свою злость, входя в первый импеллерный отсек. Рабочее место Джинджер находилось не здесь, и ей не хотелось сюда идти. К сожалению, возникла какая-то проблема в каналах связи первого импеллера с центральным блоком аварийного контроля, и лейтенант Сильветти, шеф Джинджер в центре аварийного контроля, послал ее присмотреть за тем, как техники ищут неполадки. Строго говоря, обычный ремонт не входил в обязанности начальника вахты системы аварийного контроля, но Сильветти уже привык доверять ее интуиции в поиске неисправностей, а неопытный старшина третьей статьи, чья команда обнаружила поломку, вероятно, сам еще нуждался в присмотре.