Гражданин вице-адмирал пожал плечами и сделал движение руками странное движение, как будто подбросил что-то в воздух.
– И вот ведь что обидно: прояви он чуть больше осмотрительности, не рвись так вперед, его сил хватило бы на то, чтобы захватить систему. Да, один на один линкору с супердредноутом не потягаться, но линкоров-то у него было тридцать шесть! Я уж не говорю о двух дюжинах линейных крейсеров! У него была возможность подавить противника ракетными залпами с дальней дистанции, а он этой возможности не использовал. Это, однако, просчет тактический, а вот вера в то, что противник поведет себя именно так, как ему хочется, есть стратегический просчет, очевидный, по-моему, даже для неспециалиста. Разумеется, всегда есть смысл попытаться ввести неприятеля в заблуждение, внушить ему, будто ты собираешься атаковать в пункте А, и ударить в пункте Б. Но строить стратегию на том, что противник станет действовать именно так, как нужно тебе, недопустимо.
– Постой, но как раз такой ошибки Терстон вроде бы не совершил. Ты ведь сам сказал, что его огневая мощь позволяла ему одержать победу, даже если бы враг повел себя не так, как ожидалось.
– Позволять-то позволяла, но он не смог использовать имевшиеся возможности как раз потому, что вся его стратегия была выстроена в расчете на уклонение от настоящего боя. Другое дело, что у него могло просто не быть выбора: не исключено, что ему пришлось выстроить ее именно так, чтобы убедить руководство позволить ему хоть как-то действовать. Как-то раз, при посещении Октагона, я повстречался с гражданином Секретарем Кляйном. Должен сказать – ты уж не истолкуй мои слова превратно – худшего аргумента в пользу гражданского контроля над флотом, чем гражданин Кляйн, и не придумаешь.
Произнося эти слова, Турвиль внимательно следил за глазами Хонекера, но народный комиссар даже не моргнул.
– Главная проблема гражданина Кляйна как военного министра, – продолжил гражданин вице-адмирал, – состояла в том, что он слишком боялся неудачи, а потому не мог позволить себе рискнуть, в то время как победа без риска не достигается. Да, не могу не признать, что в ту пору, сразу после убийства Гарриса, флот находился не в лучшем состоянии, и обучение персонала приходилось проводить прямо по ходу боевых действий, но идея Кляйна состояла в том, чтобы перейти в глухую оборону и заманить манти в наше пространство. Наступательные операции сложнее оборонительных, и он, надо полагать, надеялся, что манти, сунувшись к нам, совершат множество ошибок – тех самых, которые совершили мы сами. Увы, ты наверняка заметил, что они наделали не так много ошибок, как ему хотелось. Кроме того, сугубо оборонительная стратегия абсолютно бесперспективна, если радиус зоны оперативных действий составляет два или три световых столетия. Невозможно выставить у каждой системы пикеты настолько сильные, чтобы они гарантировали отражение любой атаки неприятеля. Мы можем или равномерно распределить все силы по нашему пространству, или сконцентрировать их возле наиболее значимых пунктов и на наиболее вероятных направлениях вражеского наступления. В первом случае все системы будут защищены одинаково слабо, а во втором некоторые будут защищены хорошо, но за счет других. Врагу, таким образом, остается лишь правильно выбрать объект для атаки. Для того чтобы получить шанс выиграть войну, необходимо идти на риск и предпринимать наступательные действия. Какой-то древний адмирал со Старой Земли, запамятовал, как его звали, говаривал: «Кто не рискует, тот не выигрывает». И это правда. Так вот, скорее всего Терстон выступил с планом, обосновывавшим уклонение от реального боя, ради того, чтобы добиться от Октагона и Комитета разрешения на хотя бы урезанный вариант наступательных действий. Добавлю, если бы на самом деле он планировал дать бой и выиграть его, я счел бы этот обман простительным, а его самого уважал бы гораздо больше. Граждане адмиралы Тейсман и Жискар – или гражданка Секретарь МакКвин – вполне могли бы решиться на такой шаг. Но гражданин Терстон, выступив с концепцией, удовлетворявшей стремление руководства к «минимальному риску», похоже, сам уверовал в ее осуществимость. Он размечтался, хотел, как говорится, «и на елку влезть, и не уколоться», а в результате грохнулся с этой елки и свернул себе шею. В отличие от него, гражданка МакКвин не стремится хитростью вынудить противника к каким-либо определенным действиям: вместо этого она намерена воспользоваться тем, что противник уже сделал. Кроме того, от граждан Кляйна и Терстона ее отличает и готовность к риску, причем немалому. Иными словами, она заранее уверена в том, что нам придется участвовать в нешуточных сражениях, но местом этих сражений определила системы, в которых мы можем рассчитывать на успех.
– Но Занзибар является союзником Мантикоры уже почти десять стандартных лет, – указал Хонекер. – Альянс даже построил там новую верфь и держит – особенно с тех пор, как отбил у нас Сифорд-девять, – сильные пикеты.
– Правильно, – согласился Турвиль. – Но следует учесть, что в данный момент они находятся примерно в таком же положении, какое было у нас, когда Терстон приступил к выполнению операции «Кинжал». Хотя и по несколько иным причинам. Они вынуждены увести значительную часть своей боевой стены в ремонтные доки – а между тем их собственные успехи привели к опасной растянутости границы. Они – так же как и мы – не могут быть сильными везде, потому что для этого им просто не хватает кораблей. Надежностью обороны каких-то объектов приходится жертвовать, и в первую очередь это относится к таким системам, как Занзибар. Звезда находится в глубоком тылу, там с незапамятных времен не проводилось активных операций, и никто не станет сосредоточивать там крупные силы. Конечно, Занзибар не беззащитен: его огневой мощи хватит, чтобы отбить атаку одной или двух эскадр линейных крейсеров… потому-то у нас и будут три эскадры линкоров.
Сделав паузу, Турвиль взглянул Хонекеру в глаза.
– Откровенно говоря, – продолжил он, – нам следовало сделать это давным-давно. Мы потеряли уйму линкоров, пытаясь остановить манти на подступах к звезде Тревора. Тем не менее у нас осталось их две сотни. В последнее время стало расти и число супердредноутов. Наша задача состоит в том, чтобы использовать оставшиеся линкоры с максимальной эффективностью. Поскольку для боевого построения они не подходят, у нас появилась возможность не подставлять их попусту под огонь, а, заменив специально предназначенными для боя стена на стену супердредноутами, применять линкоры в рейдах по глубоким тылам неприятеля. Они лучше других приспособлены для такого рода задач, ибо скорость и маневренность позволяют им уходить от преследующих дредноутов и супердредноутов, а огневая мощь – подавлять линейные крейсера. Таким образом, мы можем заставить манти серьезно задуматься о безопасности своих тылов, а каждый тяжелый корабль, который им придется выделить на охрану звезды, находящейся в двух, а то и трех десятках световых лет позади линии фронта, с военной точки зрения можно считать выведенным из строя. Вот ради чего затеяна операция «Икар». Мы хотим – впервые с начала войны – перехватить инициативу, но даже если в этом преуспеть не удастся, мы, на худой конец, лишим инициативы мантикорцев. Что, гражданин комиссар, станет наивысшим нашим достижением за всю войну.
– Так ты и вправду веришь в успех этого плана? – чуть ли не с удивлением спросил Хонекер.
Турвиль позволил себе резкий, лающий смешок.
– Еще как верю, комиссар, будь я проклят! Наверное, мы потеряем часть кораблей: манти не те ребята, чтобы, даже будучи застигнутыми врасплох, сдаться без боя, но имеющимися там силами им с нами не справиться. Их потери будут больше наших, причем нанесенный им ущерб не ограничится уничтожением кораблей. Мы нанесем страшный удар по их инфраструктуре… а возможно, и боевому духу. Если дело пройдет хоть наполовину так хорошо, как задумано гражданкой Секретарем, операция окажет колоссальное воздействие на весь дальнейший ход войны.
