– Понятно.

Несколько мгновений генерал взирал на Хитроу из-под опущенных бровей, постукивая пальцами по краешку собственной консоли, а потом пожал плечами. В его холодных, как сам космос, глазах промелькнуло нечто похожее на неохотное признание правоты собеседника.

– Хорошо, гражданин лейтенант-коммандер, – сказал он после показавшегося Хитроу бесконечным молчаливого раздумья. – Как я понял из других сообщений и сброшенного тобой пакета, твой курьер останавливалась в системе Цербера.

– Так точно, сэр. Мы отправились к Церберу прямо с Шилоу. Мне известно, что, как правило, для рейсов на Цербер используются собственные курьеры БГБ, но судно Госбезопасности не прибыло на Шилоу по расписанию, а гражданин генерал-майор Торнгрейв… э-э… не захотел ждать.

– И после Цербера вы отправились на Кларк, а с Кларка прямо сюда?

– Так точно, сэр. Я могу продемонстрировать вам астрогационную запись.

– Это не обязательно, гражданин лейтенант-коммандер. Я просто убедился в том, что твой маршрут верно отложился в моей памяти. Видишь ли, – гражданин генерал чуть заметно улыбнулся, – в твоей почте должно было быть личное послание. Мне, от гражданина бригадира Трека.

– От гражданина бригадира?..

Хитроу снова моргнул и покосился на Говард, которая ответила беспомощным взглядом и покачала головой. В чем, впрочем, не было надобности: короткую остановку на орбите Аида Хитроу помнил очень хорошо.

– Сэр, от гражданина бригадира Трека никаких посланий не было. Мы получили с базы «Харон» один блок шифрованной информации, адресованный на Шилоу, гражданину генерал-майору Торнгрейву.

– А не могло произойти какого-то сбоя при приеме или передаче? Ошибка в имени, что-то в этом роде?

– Боюсь, сэр, это исключено. Официально информация предназначалась не гражданину генералу Торнгрейву, а начальнику сил БГБ сектора Шилоу, и она защищена всеми соответствующими кодами. Мы можем представить для ознакомления протокол получения.

– Будь любезен, – сказал генерал, и это прозвучало не как приказ, а как просьба.

– Гражданка энсин, ознакомь гражданина генерала с протоколом.

– Есть.

Говард мгновенно вывела на экран необходимые данные. Протокол приема относился к числу важнейших оправдательных документов, которые Хитроу поручил ей подготовить заранее.

Генерал мучительно долго всматривался в символы на дисплее, а потом кивнул.

– Понятно, гражданин лейтенант-коммандер. Похоже, если тут и произошла путаница, то не по твоей вине. А ты осведомлен о содержании этих посланий?

– Никак нет, гражданин генерал! – не задумываясь, ответил Хитроу.

Даже имей он какие-либо догадки, ни за что не стал бы делиться ими с генералом БГБ! Флотские курьеры, проявлявшие излишнюю любознательность и прозорливость, особенно в отношении секретных материалов, обычно кончают плохо.

– Могу лишь добавить, – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал совершенно спокойно и равнодушно, – что одно из сообщений для Аида несло метку «требуется ответ». Тут нет ничего необычного: такие метки всегда ставятся для того, чтобы курьер не ушел в гипер, прежде чем на планете, расшифровав и прочитав все полученное, поймут, что от них требуется ответ. О том, какое именно сообщение требует ответа, нас, разумеется, не информируют, не говоря уже о его содержании. Однако с базы мы получили единственное послание, и адресовано оно было на Шилоу, командующему сил сектора. Таким образом, запрос на базу должен был исходить от гражданина генерал-майора Торнгрейва.

– Понятно, – уже в который раз пробормотал Чернок. – Ну что ж, гражданин лейтенант-коммандер, ты мне очень помог, и вопросов у меня больше нет… Пока…

Последнее слово он добавил, видимо, по глубоко укоренившейся привычке никогда не упускать случая нагнать страху на флотских офицеров.

– Если они возникнут, мы всегда будем рады на них ответить, – заверил Хитроу.

– Буду иметь это в виду, – буркнул Чернок и отключил связь.

– Господи, – с тяжким вздохом произнес со своего места Жюстен Буре, – а я уж боялся, что они заявятся к нам на борт и конфискуют базы данных.

– Гражданин генерал Чернок прекрасно знает, что толку от этого все равно не было бы, – отозвался Хитроу отсутствующим тоном и, ничуть не стесняясь своих подчиненных, вытер вспотевший лоб. – Без кодов они все равно не получили бы доступ к файлам, разве что вытребовали бы соответствующий допуск из сектора Шилоу или даже из Главного штаба БГБ.

– И то сказать, – задумчиво произнес Буре. – Но уж будь у этих ребят такой допуск, они наверняка притащились бы к нам.

– Может быть, – сказал Хитроу и, желая закончить разговор прежде, чем Буре успеет ляпнуть что-нибудь совсем уж неподобающее, с улыбкой обратился к Говард: – Молодец, Ирен! У тебя все здорово получилось!

– Спасибо, сэр! – потупясь, сказала она и густо покраснела.

– Ну что, Брай, ты веришь этому коммандеру?

– Так ведь, гражданин генерал, у него просто нет технической возможности нас надуть. Да и какой смысл ему лезть головой в петлю? Все, что он говорит, можно проверить, если не сейчас, то после получения кодов доступа, и ему это прекрасно известно.

– Но это невозможно. Был ход Денниса.

– Сэр, я понимаю, как важны ваши шахматные партии, но…

– Ничего ты не понимаешь, Брайэм. Или, во всяком случае, не понимаешь до конца. Мы с Деннисом играем в шахматы по переписке уже девять стандартных лет. Ход был его, он знал, что курьер летит сюда… нет, он ни за что не упустил бы такую возможность!

Гражданин полковник Террет предпочел промолчать, поскольку никогда не мог понять, что могло связывать Чернока с этим грубым невеждой Трека. Конечно, бригадир наверняка был неплохим служакой, чья надежность не вызывала сомнения – другому человеку власти не доверили бы столь ответственный пост, – однако полковник не без основания полагал, что на вверенной попечению Трека базе пышным цветом расцвели самые гнусные человеческие пороки. Слухи об издевательствах и расправах над заключенными просачивались даже с Аида, и хотя полковник Террет отнюдь не собирался лить слезы по врагам народа и Нового Порядка, он не одобрял и разгула низменных инстинктов. Это подрывает дисциплину.

Сам Чернок никогда не допустил бы ничего подобного. Гражданина генерал-майора отличала высокая требовательность не только к подчиненным, но и к себе. Кроме того, он являлся одним из немногих настоящих интеллектуалов, служивших в БГБ практически с момента установления Нового Порядка. А до убийства Гарриса профессор социологии Чернок занимал должность заместителя декана планетарного университета имени Руссо в Новом Париже. Именно тогда у него и выработалась привычка к самоконтролю, рожденная необходимостью скрывать свою ненависть к прогнившему режиму Законодателей, проводившему в жизнь заплесневелый буржуазный принцип неравномерного распределения общественного достояния. А также скрывать от агентов министерства внутренней безопасности свою принадлежность к Союзу гражданских прав. Сразу после убийства Гарриса он проявил себя как один из виднейших сторонников Комитета общественного спасения в академической среде, хотя Террет подозревал, что поступить на службу в БГБ Чернока побудило определенное разочарование в деятельности Комитета. Гражданин Председатель Пьер не захотел (или, что более вероятно, не смог) претворить в жизнь поддержанную Черноком программу всесторонних преобразований, но собственная приверженность профессора этим идеям ничуть не поколебалась. Ну а для человека, твердо вознамерившегося сделать все возможное для закладки фундамента, на коем воздвигнется величественное здание грядущего, служба в БГБ являлась естественным полем деятельности.

Поступив на службу, Чернок стал еще более дисциплинированным… и холодным. Террет был знаком с ним всего шесть стандартных лет, но даже за это время гражданин генерал заметно изменился. Он оставался способным к проявлению таких человеческих чувств, как теплота и участие, но лишь в отношении лиц, принадлежавших к узкому кругу его личных друзей. От прочего человечества его отделяла ледяная броня интеллекта и преданности идеалам Революции.