Образ жизни Распутина в Петрограде давал право смеяться над всеми этими религиозностями, богомольями по святым местам, над всем иным хорошим».
Сам Распутин на прославление святого в июне 1916 года не ездил. Воспоминание о том, почему это произошло, оставил тобольский губернатор Н. А. Орловский-Танаевский, который благодаря Распутину свое назначение получил. «…по просьбе Распутина, покровительствуемый им управляющий пермской казенной палатой, Орловский-Танаевский, был назначен губернатором и притом в его родную Тобольскую губернию, о чем Распутин известил его облетевшей всю Россию, столь характерной для него, телеграммой: „Доспел тебя губернатором“», – писал об этом обстоятельстве В. И. Гурко.
В наши дни факт участия Распутина в назначении тобольского губернатора в одной из многочисленных книг, распутинскому окружению посвященных, отрицается с замечательной легкостью: «На самом деле два слова телеграммы, если при этом учесть простонародный и одновременно замысловато-торжественный слог Григория Ефимовича, означали всего лишь поздравление с назначением губернатора в родную для Н. А. Ордовско-Танаевского Тобольскую губернию. В более развернутой редакции мысль Григория Ефимовича звучит следующим образом: „Доспел (успел) поздравить тебя губернатором“. Или еще более развернуто и приближенно к современному языку этот текст звучит так: „Наконец-то и я вслед за остальными спешу поздравить тебя с назначением на должность губернатора“».
Вспоминал об этом и сам Орловский-Танаевский: «В один вечер часов в девять входит секретарь:
– Прямо с поезда экстренный именной большой пакет от Министра Внутренних дел.
Я вскрыл. Побледнел. Все в один голос:
– Что такое?
– Сейчас, г-н начальник (станции), где экспресс на Петербург?
– Опаздывает на 3 часа.
– Закажите по линии одно спальное место для меня и следите за поездом, чтобы я не опоздал.
В квартиру:
– Собирайте все, что надо в Петербург, еду на 10 дней <…> Государь личной резолюцией назначил губернатором в Тобольск. Указ Сенату посылается в ближайшие дни. Еду отказываться, если успею и если удастся. То же, что в 1912 году, но еще хуже, два креста на шею: Распутин и Варнава. Ясно, пойдет молва.
Не успели разойтись, срочная телеграмма личная: «Доспел тебя губернатором. Григорий».
– Ну вот, еще не хватало. Дурак. Ты-то при чем?»
И чуть дальше:
«В пути мы задержались в Покровском, поужинали в доме Распутина, который был дома, и соснули 2-2,5 часика. Распутина я отчитал за его дурацкую телеграмму, указав ее ложность, и предупредил, чтобы он никогда мне ни о чем не телеграфировал…»
Таким образом, можно заключить, что Распутин самовольно приписал себе заслуги в назначении Ордовского-Танаевского на тобольское кресло, а на самом деле был ни при чем, и все бы хорошо, когда б не письмо Императрицы Государю, написанное 25 августа 1915 года и в силу своей однозначности не поддающееся никаким лингвистическим и хронологическим манипуляциям: «Наш друг желает, чтобы Орловский был назначен губернатором».
Два месяца спустя состоялось назначение. В своих мемуарах последний тобольский губернатор (и соответственно последний хозяин того дома, где провела в 1917—1918 годах семь месяцев в заточении Царская Семья) описал свою аудиенцию у Императрицы 17 апреля 1916 года. Эта сцена в его воспоминаниях сильно стилизована и окрашена в экзальтированно верноподданнические тона, принятые в некоторых кругах русской эмиграции, но тем не менее определенное рациональное зерно она содержит. Процитируем описание аудиенции с того момента, когда Государыня обращается к мемуаристу:
«– Мы окружены лжецами, изменниками, думающими лишь о себе и о собственных выгодах. Вы – счастливое исключение, нам известно, что в 1912 и 1915 годах вы пренебрегли громадными окладами и спокойной службой, не боясь клички „распутинец“! Да, кстати, мне говорили, что вы не желаете, чтобы Григорий Ефимович Новых был на канонизации в числе близких моих дам, которые собираются ехать. Почему? – Очень взволнованный голос. – Вы третий раз у меня. Впечатление прямого, откровенного человека, такие же отзывы от других. Скажите же прямо, откровенно, неужели Григорий Ефимович то, что про него толкуют наши враги? Неужели Мы, Самодержцы, и я, как страдающая о болящем сыне мать, не смею допускать, да еще и не часто, к себе того, кто приносит сыну помощь?»
Тут надо сразу оговориться: едва ли Императрица могла сказать последние слова. Болезнь Наследника и уж тем более тот факт, что его лечит Распутин, были тайной Царской Семьи, о которой знали немногие, и скорее всего мемуарист, задним числом желая оправдать роль Распутина при дворе, приписывает их Александре Федоровне. Но последуем дальше.
«– Ваше императорское Величество, Вы и Государь, конечно, вправе допускать к себе всякого верноподданного. Я знаю Григория Ефимовича с 1900 года, когда впервые ночевал у него с моим 15-летним сыном и курьером, направляясь в Тобольск. Знаю все, что говорят, и много больше. Верно, он – почти безграмотный мужик, типичный сибиряк, но глубоко верующий в Бога человек и наипреданнейший верноподданный Вашим Величествам. Но я все же дерзаю просить теперь не настаивать на его приезде в Тобольск на канонизацию! Кратко – почему? За ним, хотя и много грехов, но и много страданий. Чем грешнее человек, тем больше ему надо молиться у св. мощей чудотворцев, и пусть это он делает почаще. За ним охотятся вовсю. Давно ли был ранен тяжко, смертельно, Бог спас его. Значит, он нужен. Я жду большого скопления совершенно чужих людей со всей Сибири. Охранять его от легкоподкупаемых людей мудрено. Усиленная охрана – лишний козырь в руках нападающих и клевещущих на Особы Ваши, для меня Священные. Может у св. мощей пролиться кровь. Я сам ему это сказал. Его семью я пригласил лично моими гостями, и они будут! Молчание. Мы почти у дверей.
– Еще вопрос: вы просили аудиенцию у Государя. Будете приняты 23 апреля в 6 ч. дня, как сегодня, никого не будет. Вы согласны высказать все, все, хорошее и дурное, что знаете о Григории Ефимовиче Новых, вполне ясно и откровенно?
– Будет тяжело, но – долг исполню. Пока кратко: русская душа способна на высочайшие взлеты Горе и на падение в бездну. Григорий Ефимович не так виноват, как его описывают. Во сто крат виновнее политические партии и наша безпочвенная, так называемая, интеллигенция, которая бросает его из стороны в сторону и обделывает его именем свои грязные дела.
– Спасибо вам за прямоту, такое отношение к нему я встречаю впервые. До 6 ч. дня 23 апреля.
– Если Бог благословит сподобиться великого счастья.
– Григорий Ефимович в Тобольске на канонизации не будет, ему об этом скажут от Моего имени».
Аудиенция Ордовского-Танаевского у Государя не состоялась по болезни губернатора, чему Распутин, впрочем, нашел свое объяснение («Не говори худо про меня, – вот захворал. Скоро выздоровеет, я усердно молюсь, очень хороший человек, верный Государю, любит простой народ и справедливый»), а прославление Иоанна Тобольского имело место в начале июня 1916 года. В город приехали московский митрополит Макарий, епископ Евсевий Псковский (который, прощаясь с тоболяками еще в 1912 году, обещал приехать на прославление), епископ Мелетий Забайкальский, епископ Варсонофий Каргопольский, митрофорный протоиерей Иоанн Восторгов, а также архиепископ Иоанн Иркутский, епископ Анатолий Томский, епископ Никон Енисейский, епископ Мефодий Оренбургский, епископ Серафим Челябинский, епископ Вениамин Гдовский, епископ Серафим Екатеринбургский, епископ Сильвестр Омский.
Очевидно, что Распутину – как ни унизительно было для него отсутствие на всенародном торжестве – в компании этих важных церковных персон делать было нечего, а оставаться в тени он не мог, даже если бы захотел, и его семью представляли, как и пообещал губернатор, жена и две дочери (сохранилась телеграмма, посланная из Покровского в Тобольск на имя епископа Варнавы, состоящая из одного слова: «Выехали»). Тем не менее и в Тобольске, и в Верхотурье летом 1916 года Распутин побывал, сначала один в конце июня – начале июля («Причастились Святых Тайн у рацы мощей. Весь народ и простота, ни единого аристократа нет и весь народ в Боге и с Богом беседует. Отправляемся к Верхотурскому», – послал он телеграмму в Петербург А. А. Вырубовой в конце июня), а затем в середине августа, сопровождая или, вернее, будучи сопровождаем А. А. Вырубовой и Ю. А. Ден. Существуют очень живые воспоминания дочери начальницы Верхотурской женской гимназии об этом, едва ли не последнем пышном выходе опытного странника на широкую публику, и этот лишенный какой бы то ни было тенденциозности мемуар можно смело рекомендовать всякому, кто ныне почитает Григория Ефимовича смиренным православным старцем или, на худой конец, простым человеком Божьим из народа:
