Прервем Спиридовича и дадим слово Белецкому:

«Но он (Распутин) в тот день не поехал в Царское и, как потом передавал, сделал это сознательно, чтобы „помучился“ Государь и только по телефону передал, чтобы положили Наследника в кровать, а сам выехал лишь на следующий день утром. Приехал он оттуда в торжествующем настроении и заявил, что теперь Государь будет слушаться его советов. После этого, действительно, не только увеличилось его влияние во дворце, но на время прекратились и выезды Наследника в ставку».

«С огромными предостережениями перенесли его из поезда, – вспоминала Вырубова. – Я видела его, когда он лежал в детской: маленькое восковое лицо, в ноздрях окровавленная вата. Профессор Федоров и доктор Деревенко возились около него, но кровь не унималась. Федоров сказал мне, что он хочет попробовать последнее средство – это достать какую-то железу из морских свинок. Императрица стояла на коленях около кровати, ломая себе голову, что дальше предпринять. Вернувшись домой, я получила от нее записку с приказанием вызвать Григория Ефимовича. Он приехал во дворец и с родителями прошел к Алексею Николаевичу, по их рассказам, он, подойдя к кровати, перекрестил наследника, сказав родителям, что серьезного ничего нет и им нечего беспокоиться, повернулся и ушел. Кровотечение прекратилось. Государь на следующий день уехал в Ставку. Доктора говорили, что они совершенно не понимают, как это произошло. Но это – факт».

Спиридович: «Его привели к больному. Распутин подошел к кровати. Пристально уставился на больного и медленно перекрестил его. Затем сказал родителям, что серьезного ничего нет. Им нечего беспокоиться. И, как будто усталый, он вышел из комнаты. Кровотечение прекратилось. Больной мало-помалу оправился. Естественно, что Императрица приписала спасение сына молитвам „Старца“. И вера в молитвы „Старца“, вера в его угодность Богу еще более окрепла в ней. Она была несокрушима, как гранитная скала. В ней была вся сила Распутина».

Солонеет и Ольденбург о Распутине, аристократах и распутинской легенде. Волшебный гребень друга. Изгнание князя Орлова. Заговор против Императрицы. Хвостовщина. Три товарища. Кто старое помянет… Новое покушение. Провал агента Ржевского. Отчаяние Александры Федоровны. Новый нулевой вариант. Никто не хотел защищать. Запах страха. Пророчество Гавриила

«В 1914—1917 годах самое страшное изобретение революции было сделано петербургской аристократией. Это – распутинская легенда. Напомню: он был единственным, кто поддержал жизнь Наследника престола, который был болен гемофилией. Против гемофилии медицина бессильна. Распутин лечил гипнозом. Это была его единственная функция – никакой политической роли он не играл. При рождении – и при почти конце этой легенды – я присутствовал сам. Родилась она в аристократических салонах: русская аристократия русскую монархию не любила очень – и наоборот.

За эту сплетню милюковцы ухватились руками и зубами: это было именно то, чего не хватало. «Проклятое самодержавие» на массы не действовало никак. Но Царица – изменница, шпионка и любовница пьяного мужика. И Царь, который все это видит и терпит. И армия, которая за все это платит кровью.

Итак, лозунг был найден. Патриотический и даже антимонархический, что и было нужно. Царь – дурак, пьяница и тряпка. У него под носом его жена изменяет с изменником Распутиным, он ничего не видит – Царя нужно менять».

Так писал много лет спустя после окончания распутинской истории верный монархист и блестящий публицист Иван Лукьянович Солоневич. Со всем этим очень хотелось бы согласиться. Но как ни сладко думать, что никакого политического влияния Распутин на страну не оказывал, слухи были лишь слухами и умелой пропагандой, а виноваты во всем русские аристократы да Гучков с Милюковым; к сожалению, и документы, и мемуары, и показания свидетелей говорят о том, что это не совсем так. Причем речь идет о людях, настроенных по отношению к Распутину отнюдь не враждебно.

«Влияние Распутина на государственные дела несомненно. Через него разные темные личности за деньги проделывали самые разнообразные операции. Несомненно, что от них перепадало и Распутину, так как он других средств к жизни не имел, но львиная доля все же доставалась присосавшимся к нему разного рода „дельцам“. На меня Распутин производил впечатление умного и хитрого мужика, тешившегося тем, что по его желанию смещались и назначались министры, и не желавшего расстаться со своим влиянием», – показывал на следствии начальник петроградского охранного отделения К. И. Глобачев.

«Переписка Государя и Государыни, – опубликованная советской властью, – дает возможность документально установить, насколько неверно было представление о властном влиянии Распутина на ход государственных дел, – косвенно возражал С. С. Ольденбург. – Эти письма показывают с очевидностью, что если Государыня действительно верила Распутину, как „Божьему человеку“, и готова была бы следовать его указаниям, Государь совершенно с этими указаниями не считался. Представление о политическом влиянии Распутина было поэтому легендой – вредной легендой. Она вносила смуту в умы, сбивала с толку людей правых взглядов».

Все так, Император и в самом деле не слишком прислушивался к Распутину, но он прислушивался к Императрице, а вот ее политического влияния не станет отрицать никто.

И прежде всего сама Государыня: «А Н. (Великий Князь Николай Николаевич. – А. В.) знает мою волю и боится моего влияния (направляемого Григ.) на тебя – это все так, мой дружок», – писала она, верившая Распутину безоглядно, и заклинала: «Не забывай расчесывать волосы перед всяким трудным разговором или решением – эта маленькая гребенка принесет помощь» (23 августа 1915 года).

«Не забудь перед заседанием министров подержать в руке образок и несколько раз расчесать волосы Его гребнем», – обращалась к мужу три недели спустя, и гребень Распутина с ее подачи расчесывал не только волосы русского царя.

Опять же разнообразных слухов, мифов и легенд о распутинском всесилии ходило гораздо больше, чем это влияние реально проявлялось, но это не значит, что влияния не было вовсе. Оно носило более косвенный, нежели прямой характер, но с именем Распутина оказывалась связана любая громкая отставка или назначение.

«Перед отъездом он (Николай II. –А. В.) подписал приказ, который всех удивляет и печалит: он уволил, без всяких объяснений, начальника своей военно-походной канцелярии князя Владимира Орлова, – записал Палеолог в дневнике. – Связанный с Николаем II двадцатилетней дружбой, в силу своих обязанностей посвящаемый в самую интимную, ежедневную жизнь государя, но сохранявший всегда по отношению к своему повелителю независимость характера и откровенность речи, – он не переставал бороться с Распутиным. Теперь в окружении их величеств не осталось более никого, кто бы не был послушен старцу».

На первый взгляд это и есть классический пример распутинской легенды, а также проявления слабости Царя и его зависимости от воли Царицы: по желанию жены удалил от себя верного друга.

Однако если копать глубже, то выясняется, что все очень непросто в той давней истории. Апологеты Распутина однозначно называют В. Н. Орлова вслед за Великим Князем Николаем Николаевичем масоном, хотя прямых доказательств этому не приводят. Ни Б. Николаевский, ни Н. Берберова, на книги которых часто ссылаются, говоря о русских масонах, о масонстве Орлова ничего не пишут. Что же касается Великого Князя Николая Николаевича, то о нем в работе Берберовой «Люди и ложи» говорится так:

«К двум заговорам, в которых ведущую роль играли масоны, необходимо прибавить еще один, к которому они тоже были причастны, хотя и в меньшей степени. В центре этого заговора оказался вел. кн. Николай Николаевич, которого летом 1915 г. царь услал на Кавказ, заняв, на радость царице, его место Верховного Главнокомандующего.