Эти слухи подогрели общие симпатии к уволенному Джунковскому. Он был завален письмами и телеграммами с выражением сочувствия. Принц Ольденбургский предлагал ему место при себе. Эти выражения симпатии были приняты в Царском Селе как демонстрация против Государыни. Это как бы окончательно уронило Джунковского в глазах Их Величеств, особенно, когда до них дошли слухи, что приехавший в Москву Джунковский был принят почетно в Московское дворянство, удостоился чествования дворянами и, не стесняясь, рассказывал о своей борьбе с Распутиным и о его зловредной роли.
От Гучкова генерал получил тогда письмо, в котором тот, выражая свое сочувствие, прозрачно намекнул, что когда придет момент, то новая Россия не забудет заслуг генерала и т. д. Поблагодарив автора письма за внимание, генерал ответил ему, что изменником своему Государю он никогда не был и не будет.
Стараясь позже полнее осветить истинную причину увольнения Джунковского и постигшей его немилости Государя, я узнал следующее.
Его начальник, князь Щербатов считал, что его уволили за то, что в появившейся в прессе статье о Распутине Государь нашел некоторые фразы, тождественные с фразами доклада Джунковского. Дворцовому коменданту, Воейкову Государь сказал в те дни по поводу доклада Джунковского так:
«Джунковский меня очень удивил, поднимая вопрос, уже поконченный на докладе Маклакова два месяца тому назад».
Н. П. Саблин передавал мне со слов Государя следующее. Сделав Государю доклад и уходя, Джунковский оставил Его Величеству письменный доклад о Распутине. В нем Государь нашел сведения, которых генерал не доложил Государю. Государь рассердился, назвал такой поступок недостойным и трусостью».
А далее Спиридович называет еще один мотив отставки Джунковского и, надо отдать ему должное, называет убедительно:
«Мне же лично кажется, что истинная причина увольнения генерала кроется еще и в следующем. От генерала Джунковского Государь никогда не слышал доклада, предостережения о том, что подготовлялось в смысле „заговора“. Не считал ли Государь (а Царица наверно считала) это молчание странным, если не подозрительным со стороны того, кто по должности должен был бы первым знать о том и доложить Его Величеству.
Не докладывалось ничего на эту тему Государю и со стороны князя Щербатова. Позже князь писал мне:
«Относительно вашего второго вопроса, могу вас заверить, что ни от кого из моих коллег по Совету Министров, ни от Маклакова (с которым я был еще по Полтаве в личных хороших семейных отношениях), ни от кого-либо из подчиненных или многочисленных знакомых из самых разнообразных слоев общества, я никогда не слышал о замышлявшемся, будто бы, государственном перевороте в пользу В. Кн. Николая Николаевича, тем более не имел я основания говорить на эту тему с Государем»».
Щербатов либо лукавил, либо действительно был полным профаном и, следовательно, своей должности не соответствовал, потому что заговор был. К очень важной, ключевой во всей этой истории теме заговора Великого Князя Николая Николаевича против Императрицы, о чем Джунковский обязан был известить и не известил Государя, мы обратимся в одной из следующих глав, а пока отметим, что хотя газеты сообщали о том, что Распутин выслан из Петрограда без права возвращения в столицу, в дневнике Императора негодование никак не отразилось.
«4-го августа. Вторник. Вечером приехал Григорий, побеседовал с нами и благословил меня иконой».
Но скандалы, с Григорием связанные, на этом не прекратились.
«9 августа Григорий Распутин при восьмичасовом переезде на пароходе „Товарпар“, переполненном публикой, из Тюмени в село Покровское напился пьян и учинил невероятное безобразие. К сожалению, ни на пароходе, ни на пристани не было чина полиции, и показания свидетелей пришлось собирать враздробь, а командир парохода, далеко ушедшего, и сейчас еще не допрошен, – писал губернатор Тобольска Андрей Станкевич министру внутренних дел князю Н. Б. Щербатову. – Тем не менее, из прилагаемых свидетельств, в особенности написанного шведом-этнографом Гартвельдом, имеется полная картина недопустимого публичного беспорядка, произведенного Распутиным…»
Вышеприведенная цитата взята из книги Р. Бэттса, и в этом смысле любопытно сравнить, как описывается один и тот же эпизод из жизни Распутина двумя исследователями: Ричардом Бэттсом и Олегом Платоновым.
«27 августа 1915 года.
Рапорт
Помощник мой в Тюменском, Туринском и Ялуторовском уездах ротмистр Калмыков донес мне, что 9-го сего августа на пароходе «Товарпар» по пути из Тюмени в село Покровское Тюменского уезда среди других пассажиров был крестьянин Григорий Распутин, который был сильно пьян, безобразничал и приставал к пассажирам. На этом же пароходе следовала команда солдат, которых Распутин ввел в салон 1-го класса и хотел угостить обедом, что вызвало возмущение пассажиров, по требованию которых капитан парохода, под угрозой высадки, удалил Распутина и солдат из салона. Спустившись вниз, на палубу 3-го класса, Распутин что-то громко кричал, заставляя солдат петь песни, и дал им за это 125 рублей. Пробравшись затем снова наверх парохода, Распутин стал мешать командиру парохода исполнять свои обязанности и особенно приставал к жене чиновника особых поручений при Тобольском губернаторе, которая просила командира парохода составить об этом протокол. Помимо этого, на Распутина собирался подать жалобу и официант парохода за то, что Распутин возводил на него ложное обвинение в краже 3000 рублей.
Будучи уже совершенно пьяным до бесчувствия, Распутин в своей каюте упал на стол и заснул, и, как говорили в публике, «омочился». По прибытии парохода в село Покровское Распутина высаживали матросы, ведя его под руки.
Донося об изложенном Вашему Превосходительству в дополнение рапорта моего от 26 августа за № 68, докладываю, что об этом случае по приказанию господина Тобольского губернатора производится расследование Тюменским уездным исправником. Полковник Добродеев».
Этот рапорт содержится в книге Платонова «Пролог цареубийства», а дальше ее автор пишет
«…несмотря ни на что, Добродеев приказывает подробно расследовать это дело и представить свидетелей. Однако реальных свидетелей найти не удалось. „Жена чиновника особых поручений“ так и осталась неизвестной. Купец Михалев показаний не дал. Никакого официального протокола составлено не было. Никакой официант жалобу не подавал.
Была одна голая полицейская бумажка, не подкрепленная ни показаниями свидетелей, ни опросом пассажиров и солдат, ехавших на пароходе, а установить их было так легко».
На самом деле это не совсем так. А вернее, совсем не так. О. Платонов либо недоработал, либо предпочел умолчать. Все было установлено. Р. Бэттс – человек, абсолютно непредвзятый и ищущий возможности сказать о Григории Распутине доброе слово везде, где это не противоречит фактам, – приводит находящиеся в архиве показания по крайней мере троих очевидцев случившегося на борту «Товарпара», в том числе и «жены чиновника особых поручений», и купца Михалева, и эти показания не оставляют никаких сомнений в том, как на самом деле разворачивались события.
«9-го августа в 11 часов я с моей женой выехал на пароходе „Товарпар“ из г. Тюмени в г. Тобольск. На пароходе находился в каюте № 14 Распутин <…> Поведение Распутина в это время было странное, и движения его были нервны и порывисты <…> Уже около двух часов Распутин оказался в состоянии полной невменяемости… Наконец, около 3-х часов дня уже окончательно пьяный Распутин притащил в салон 1-го класса около пятнадцати солдат рядовых, ехавших с ними на пароходе. Он усаживал солдат за общий табльдот и требовал, чтобы они пели ему песни. При этом он говорил солдатам, что ему „дана такая власть из Петрограда“, желая тем побудить робеющих зайти в первый класс <…> После ухода солдат между Распутиным и капитаном произошла перебранка. Пьяный Распутин ни с того, ни с сего набросился на официанта со словами: „Ты, жулик, ты украл из моей каюты 3.000 рублей“. На слова официанта, который сказал, что он будет жаловаться в суд, Распутин громогласно заявил: „Со мною не судись, меня и в Петрограде боятся“… Утомившись, Распутин пошел к себе в каюту… лег на своем диване и начал петь песни, которые сопровождались дикими завываниями… он то плакал, то хохотал… Окно каюты Распутина было открыто, и толпа смотрела на беснующегося Распутина, получая таким образом даровое представление… Гам и хохот все время стояли у окна. Когда пароход подходил к Покровскому, Распутина не удалось привести окончательно в чувство, и матросы должны были вывести его на берег. Толпа улюлюкала и хохотала…
