— Простите, я не могу вам это показать. Не положено. Что я могу сделать, так это принять письмо, которое вы напишите и переслать его. Захочет ли мистер Магольсон ответить вам — это его дело, — он виновато улыбнулся.

— Минуточку, — сказал Кэкстон, — не уходите.

Он зашел за стойку, вытащил бумажник, вытащил стодолларовую банкноту, которую он спрятал в руке таким образом, чтобы было видно ее достоинство. Затем снова подошел к окошку и показал ему банкноту.

Припухшие глаза немного расширились. Потом человек тихо сказал:

— Где я могу встретиться с вами после четырех — после работы?

— В Кисслинг-Отеле, — ответил Кэкстон.

Его ладонь накрыла банкноту. Если какая-то часть этой сцены и была замечена другими служащими, или человеком, который встал сзади Кэкстона, все равно увидеть деньги было невозможно.

Кэкстон повернулся возбужденный, но со сдерживаемым возбуждением. Было всего лишь несколько минут после полудня: ждать надо было долго.

Приложенные сто долларов к цене за адрес ничего не значили. После того, как он убедил Блейка и Ренфрю высадить его в своем родном городе, он сходил в банк, где у него оставалась небольшая сумма денег, и выписал контрчек. Затем он пошел туда, где хранил свое имущество, взял ключ от сейфа. Пошел в другой банк — где под вымышленным именем хранился сейф — и какое облегчение, когда в уединении кабины он поднял крышку и увидел сто тысяч долларов, которые дал ему Ренфрю перед тем, как они отправились на Альфа Центавра.

Какое облегчение, да, и какая оценка его собственных стремлений. Деньги, разумеется, предназначались Ренфрю для раздачи кредиторам и наследникам Питера Кэкстона. Но он, имея свой план, со страстной решимостью думал, что он вернется. И, слава Богу, он вернулся.

Вспоминая о том моменте, сидя в Кисслинг-Отеле, глядя из большого окна на эту серую улицу двадцатого века, Кэкстон ждал почтового служащего и думал: «Ну ладно, значит это было несчастье, это одиночное солнце вдруг низвергло меня обратно туда, откуда я начал… это точно».

Ну конечно же, то, что деньги были здесь, ждали его, как он и представлял, конечно это был знак того, что все происшедшее было не напрасно.

Ощущение приближающейся победы становилось сильнее, и когда, примерно в восемь минут пятого, в отель зашел служащий, они вышли и, пройдя в переулок, обменяли деньги на небольшую белую карточку с адресом.

— Я сделал копию, — сказал клерк. — Вы не скажете ему, где вы ее взяли?

— Нет, конечно нет.

Через плечо, уже поворачиваясь, Кэкстон добавил:

— Я прекрасно всё понимаю.

Он уже взглянул на адрес. Лейксайд, а вовсе не Западное побережье. Ловко.

Было уже темно, когда вскоре после девяти он прибыл в небольшой аэропорт Кисслинга. Расплатившись с таксистом, он вначале почти и не заметил человека, прошедшего мимо машины и шедшего за ним, почти рядом.

Слишком рядом. Кэкстон повернулся.

Как только он повернулся, рука в перчатке крепко схватила его за левое плечо. Перед Кэкстоном проплыло лицо Камила Бастмана, и ему послышалось, как Бастман говорил:

— Извините, Питер, но вы очень опасный для меня человек…

Был 2026 год н.э., и хотя проектор в Тигенор-Колледже обладал компьютерным управлением и чувствовал своим электронным чутьем, что что-то было не так, он продолжал работать.

Точно также фильмо-распределительная машина, действующая в ближайшем крупном городе, тоже знала про ошибку. Но это нарушение было не из тех, что приводили в действие механизм, принимающий решения. Во всяком случае не вначале. Не во времени.

Из Тигенора по обычным электронным каналам прошла команда. Команда исходила от человека. Сначала был отмечен номер фильма, затем номер школы, куда он предназначался. Обычно, когда фильм находился на своем месте в фильмотеке, больше никакого человеческого участия не требовалось. Однако, если фильм и все его копии были на руках, в проекторной Тигенора вспыхивал красный свет и тогда уже, если потенциальный клиент желал, он мог заказать взамен что-то другое.

На этот раз копия была на месте. На сенсорную пластинку контейнера и на ряд учетных пластин нанесли номер школы. Пластины проходили через аппарат, который собирал информацию, и в результате деньги собирались вовремя. Фильм со своей копией мгновенно поступал в трубу.

В начале скорость продвижения была невелика. Время от времени спереди и сзади щелкали другие контейнеры, и необходима была авторегулировка скорости для предотвращения столкновения. Номер предназначения этого фильма был 9-7-43-6-2 зона 9, Главная Труба 7, Пригород 43, Распределение 6, Школа 2.

Обходной путь в зоне 9 автоматически открылся, когда контейнер привел в действие механизм. Через мгновение фильм был в главном почтовом канале под номером 7. По каналу бесконечной вереницей шли небольшие пакеты, каждый в электронно-управляемом контейнере. Вереница никогда не останавливалась, лишь замедляла и ускоряла свой ход, когда в трубу попадали новые контейнеры, а старые уносились по своим маршрутам.

43-6-2. Щелчок — и фильм прибыл на место. Автоматические устройства мягко установили его в проектор и, в установленное время — в данном случае примерно через час — видящее устройство — глаз проектора открылся и осмотрел аудиторию. Несколько студентов все еще были в проходах. Дал предупредительный сигнал, подождал полминуты, затем запер двери аудитории и снова открыл «глаз». На этот раз в проходе оставался лишь один студент.

Проектор дал последний звонок. Следующим предупреждением явится световспышка в кабинете директора вместе с телеизображением аудитории, которое четко покажет нарушителя дисциплины. Последнее действие оказалось ненужным. Молодой человек, некто по имени Камил Бастман, закончил дурачиться и завалился в кресло. Сеанс начался.

Электронные устройства проектора были не в силах понять, что юный Бастман был — сам того не зная — Обладателем, который мог, меняя время, влиять на — один или больше — окружающие предметы. Действие — как открыл Джонс — всегда было случайным, беспорядочным, но оно обычно приводило к одному. В данном случае на экране шел нужный фильм, но фильм, который потом был уложен в контейнер и возвращен в фильмотеку, оказался одним вышедшим из употребления творением под названием «Волшебство продуктов», предоставленным Тигенор-Колледжу Фильмотекой Арлея в 1979 году.

Вся последующая «работа», совершаемая в 1979 году Клоденом Джонсом и Селани, действовавшими из трейлера на Пиффер-Роуд и Обладателем Дэниелем Магольсоном, продавшим специальный кинопроектор в Квик-Фото (которое, в свою очередь, продало его Тигенору) была рассчитана на то, чтобы воспользоваться этим случайным, но неизбежным влиянием на время, которое происходило так близко от временного поворота — всего лишь в двух годах от 1977. У них была надежда на то, что созданная таким образом неустойчивость (если ее правильно использовать) даст им возможность определить место временного охвата, когда он, повернув, снова двинется вперед.

С другой стороны, вмешательство Бастмана в их усилия основывалось на подозрении, что то, что они делали, было как-то направлено на него. Никакие заверения со стороны Обладателей не могли убрать это ужасное подозрение.

По чистой случайности ни один из контейнеров, в который поочередно попадал фильм 1979 года, не выходил по вызову, пока не стало поздно. Когда он попал на другой проектор, Кэкстон разобрал проектор 1979 года и последовательный процесс связи времени был нарушен.

Бастман привел Кэкстона, связанного по рукам и ногам, в 14 ноября 9812 года н. э. — последний день времени. Оставалось еще двенадцать минут и несколько секунд известной Вселенной. Было 7:59 вечера, а конец должен приходиться на 8:11.

Все это Бастман объяснил своему пленнику ровным голосом, и закончил:

— Через двенадцать минут, Питер, вы перейдете за край.

Кэкстон тупо уставился на своего пленителя. Давно придя в сознание, Кэкстон погрузился в состояние безнадежности. Поэтому он просто спросил, не резко, без всякого настоящего интереса: