– Ты, наверное, уже слышал, что пришел турецкий флот?! – кричал Джустиниани. – Насчитали триста парусов, но в основном это торговые суда, а военные галеры легкие и хрупкие – не сравнить с кораблями латинян. Венецианцы, трясясь от страха, ждали турок у заградительной цепи, но султанский флот проследовал мимо и встал на якорь у входа в Босфор, по другую сторону Перы.

Генуэзец говорил легко, непринужденно, словно все его заботы исчезли без следа, хотя тяжелые орудия турок чуть не двумя выстрелами стерли с лица земли крепостной вал и повредили внешнюю стену так, что она треснула в нескольких местах снизу доверху. Джустиниани рыкнул на испуганных греческих поденщиков, приказав им убрать мертвое тело их товарища. Поденщики сбились в кучку на улочке между внешней и большой стенами и кричали, чтобы их впустили в город через дверцу для вылазок. Они были простыми трудягами и вовсе не горели желанием сражаться с турками ради латинян.

В конце концов двое из них забрались на внешнюю стену. Опустившись на колени возле останков своего товарища, они громко зарыдали, когда увидели, во что того превратили каменные осколки. Заскорузлыми грязными руками греки стерли с лица и бороды погибшего известковую пыль – и все дотрагивались до застывшего тела, точно не могли поверить, что беднягу так внезапно настигла смерть. Потом потребовали у Джустиниани серебряную монету за то, что отнесут останки в город.

Генуэзец выругался и воскликнул:

– Жан Анж, вот ради таких жадных негодяев я защищаю христианство!

Греческая кровь громко кричала во мне, когда я смотрел на этих беззащитных бедолаг, у которых не было даже шлемов и кожаных доспехов, чтобы хоть как-то прикрыться от турецких стрел, а были лишь плащи, запачканные во время тяжкой работы.

– Это их город, – ответил я. – Ты сам вызвался защищать этот участок стены. Император платит тебе жалованье. Поэтому и ты должен платить греческим поденщикам, если не хочешь, чтобы твои люди сами ремонтировали стену. Таков договор! Ты – жадный негодяй, если заставляешь этих беззащитных людей работать без денег. На что они купят еды себе и своим семьям? Василевс о них не заботится.

И добавил:

– Маленькая серебряная монета значит для них столько же, сколько для тебя – княжеская корона. Ты ничем не лучше их. В погоне за славой и деньгами ты тоже продался императору.

Джустиниани, упоенный начинающейся битвой, не рассердился на меня.

– Можно подумать, что ты грек, так ловко тебе удается перевернуть самые естественные вещи с ног на голову, – буркнул он, однако бросил поденщикам серебряную монету. Те быстро подхватили тело погибшего товарища и понесли его вниз. На истертые ступени лестницы капала кровь…