Фэнчел сказал, что свяжется с ним по телефону, но у Пола были серьезные сомнения на сей счет. Его беседа с Фэнчелом длилась буквально пару минут, он даже не успел изложить все свои мысли относительно предполагаемой работы. Тот куда-то спешил и попросил представить ему проект в письменной форме. Все это было почти две недели назад, и сейчас у него не осталось практически никаких надежд на контракт.

В последнее время Пол стал много пить, и это мгновенно сказалось на его бюджете. Денег катастрофически не хватало, а доходы от занятий с учениками едва покрывали плату за аренду квартиры и расходы на самую непритязательную еду. Правда, родители настойчиво пытались подсунуть ему некоторую сумму денег, но он наотрез отказывался, уверяя, что должен жить на собственные средства.

К этому времени у него уже было три девушки, с которыми он встречался поочередно, но так и не влюбился ни в одну из них. Все они были довольно симпатичными, приятными в общении и в равной степени щедрыми на ласки. Однако никто из них не доставлял ему истинной радости, кроме, пожалуй, чисто физиологического удовлетворения. А самое ужасное заключалось в том, что он каждый раз вспоминал свои отношения с Николь, в душе все еще надеясь, что она рано или поздно объявится. Но телефон по-прежнему молчал, обрекая его на жуткие страдания.

Однажды вечером он все-таки зазвонил, и Пол бросился к нему, рассчитывая услышать голос любимой. Но это была мать.

– Пол, я так волнуюсь за тебя! – затараторила она. – Ты не звонишь мне и вообще куда-то пропал.

– Все нормально. Я собирался позвонить тебе завтра.

– Как у тебя дела?

– Лучше не бывает.

– Да? Ну что ж, я просто хотела узнать…

– Я сейчас с женщиной, – бесцеремонно прервал ее Пол, прекрасно понимая, что для матери это приятное известие.

– О, в таком случае прошу прощения, – пролепетала Энн. – Я позвоню тебе позже, если не возражаешь. Может быть, вместе пообедаем?

– Конечно, почему бы и нет? Я позвоню тебе завтра.

В тот вечер Пол чувствовал себя настолько плохо, что решил утопить свое одиночество в сексе с одной из подруг. Удовлетворив животный инстинкт, он уснул и проснулся только тогда, когда рано утром зазвенел телефон.

– Это Майлз Фэнчел. Пол, мне понравилась твоя музыка.

– Джанет прекрасно меня понимает, – сообщила Джулия матери, когда они прогуливались по небольшому парку во дворе клиники.

– Она всегда любила тебя и очень обрадовалась твоим успехам в плетении корзинок.

Джулия искоса посмотрела на мать и улыбнулась.

– Не думаю, что она два раза в неделю приезжает на Манхэттен, чтобы порадоваться моим успехам. Она делает это ради тебя.

Николь постаралась возразить дочери как можно мягче:

– Нет, по большей части ради тебя. Ты же знаешь, что она всегда славилась своей добротой и отзывчивостью.

– Да, я помню, что всегда завидовала Кейт и Эмили.

Николь проглотила этот невольный упрек, хотя сердце вновь защемило от боли.

– Я ни в чем не виню тебя. Мне и самой хотелось бы, чтобы у тебя была такая мать, как Джанет. – Ощутив вдруг необъяснимую усталость, она опустилась на скамью. – Мне очень жаль, что в свое время я не дала тебе того, что было нужно.

– Я хотела бы навестить бабушку и дедушку во Флориде, – неожиданно заявила Джулия. – В детстве я очень любила ходить к ним в Бруклин. Бабушка очень вкусно готовила и вообще любила возиться со мной.

– Да, я знаю, – подтвердила Николь и виновато посмотрела на дочь. – Со мной она тоже немало повозилась, и я всегда воспринимала это как должное. Знаешь, я и думать не думала о том, как ужасно чувствует себя человек в детстве без любви и заботы родных и близких.

Джулия пристально посмотрела в глаза матери.

– А если бы думала, то изменила бы свое отношение ко мне?

Николь хотела было сказать, что все было бы по-другому, что она стала бы уделять дочери больше внимания, но она не могла врать, глядя ей в глаза.

– Вероятно, не очень, – признала она с горечью, потупив взор. – Правда, я поначалу пыталась хоть что-то делать для тебя, но потом меня окончательно захватила беспокойная жизнь художника. Ты же знаешь, все художники страшно эгоистичны. Если в голове у меня зарождалась какая-нибудь идея, я все бросала и ничего не видела вокруг, кроме своей работы. Я забывала даже о людях, которых любила.

– Мама, могу сказать откровенно, что никогда не чувствовала себя любимой. И не только с твоей стороны, но и со стороны отца.

– Это не так, малышка, мы любили тебя, очень любили, но…

– А мне казалось, что вы готовы принять меня только в том случае, если я стану талантливой художницей.

– Нет, такого никогда не было, мы всегда хотели, чтобы ты сама выбрала себе жизненный путь. Разве ты не помнишь?

– Возможно, но я никогда не думала, что это серьезно. Ведь искусство слишком важно для вас обоих.

– Джулия, сейчас для нас главное – ты и все то, чем ты живешь.

– Думаешь, у меня действительно есть определенный талант к живописи?

Николь задумалась, а потом решительно взмахнула рукой.

– Понимаешь, все зависит от того, какую цель ты перед собой ставишь. Твои цветы прекрасны. Причем настолько, что можно без особого труда зарабатывать себе на жизнь, продавая картины тем, кто обожает натюрморты. Но если ты по-настоящему хочешь добиться признания, то нужно сделать нечто такое, что прежде не удавалось никому. Ну и конечно, нужно учитывать современные веяния. Сейчас, например, картины в духе абстракционизма не вызывают у людей ничего, кроме раздражения. – Николь сделала многозначительную паузу и продолжила: -

Ты, кажется, всерьез заинтересовалась искусством. Может быть, тебе попробовать что-нибудь более оригинальное, неповторимое? А самое главное – попробуй обнаружить талант в своей душе.

– Спасибо, мама, – тихо произнесла Джулия, долгим изучающим взглядом посмотрев на мать.

Просторный дом Маркхэмов и прилегающий к нему сад были заполнены шумной толпой друзей, родственников и знакомых. Николь знала, что Том и Джанет всегда отличались редким по нынешним временам гостеприимством, но все же не предполагала, что гостей будет так много.