– Я не посмела бы этого сделать, даже если бы очень захотела, – смущенно пробормотала Николь. – Энн глаз с меня не спустит.

Увидев подругу, Энн энергично замахала рукой и кивнула на место рядом.

– Джулия, – позвала дочь Николь, – садись со мной. Все просто замечательно! Пол так вырос за это время!

– Да, – тихо согласилась с ней Джулия.

– Плохо, что он практически не живет дома и все время пишет музыку. Энн жутко скучает по нему, да и мы тоже виделись бы с ним намного чаще. Ладно, в Нью-Йорке, возможно, мы наладим регулярные встречи.

– Нет, мама, спасибо. Не надо меня к нему подталкивать! – неожиданно заупрямилась Джулия.

Николь насупилась и какое-то время молчала.

– Я совсем не собиралась устраивать для тебя свидания. В этом нет никакой необходимости. Я просто хотела сказать, что Пол очень интересный собеседник и обаятельный человек. Мне, например, он очень понравился, и я…

– О Боже! – простонала Джулия и пересела подальше от матери.

Не успела Николь отреагировать на этот возмутительный шаг, как рядом с ней тут же плюхнулся Эл и дружески похлопал ее по руке.

– Не переживай, у меня с сыновьями было то же самое. Они все время пытались доказать, что уже совсем взрослые и не нуждаются в подсказках. Сколько исполнилось Джулии? Семнадцать? Ну что ж, в самый раз для поиска собственной позиции. Она и сама не знает сейчас, чего хочет от жизни.

Николь грустно улыбнулась:

– Да, все, что я говорю ей в последнее время, воспринимается как чушь собачья.

– Ты должна понять, что ей очень нелегко жить с матерью, которая все еще красива, молода и к тому же талантлива. Конечно, Джулия тоже красива, но она еще не осознала этого.

– Но как же так? – возмутилась Николь. – Ведь на нее даже на улице все оглядываются!

– Всему свое время, – глубокомысленно заметил Эл и пожал ей руку. – Не волнуйся, все будет хорошо. А сейчас мне надо переговорить с Энн. Не уходи, я скоро вернусь.

Спустя какое-то время он действительно вернулся и вручил ей отпечатанную на машинке программу концерта. В ней были указаны оригинальные сочинения Пола Лурье «Серенада для флейты с оркестром», «Дуэт для флейты и виолончели» и небольшая пьеса под романтическим названием «Праздник». Ей сразу стало ясно, что почти все его произведения посвящены матери. Да и как иначе? Он действительно многим ей обязан, в особенности с тех пор, как она стала руководить Нью-Йоркской филармонией и часто работала в «Метрополитен-опера» и других музыкальных организациях. Ведь она сама когда-то формировала музыкальные вкусы современников и без устали привлекала к музыкальному образованию сына самых лучших специалистов.

Когда в гостиной воцарилась тишина, рядом, приобняв Николь, тихо уселась Энн.

– Я так волнуюсь, – прошептала Николь, – хотя ты, наверное, переживаешь в тысячу раз больше!

– Да, еще бы! – кивнула та и замерла, крепко сцепив пальцы. В этот момент она сожалела лишь о том, что здесь нет Тимоти, ее младшего сына, который хотя и не был музыкантом, но всегда с интересом относился к успехам брата.

– Какие у тебя холодные руки! – прошептал Эл, пристроившись справа от бывшей жены. – Не волнуйся, все будет нормально. Посмотри на нашего малыша. Он совершенно спокоен и невозмутим. Знаешь, дорогая, это твоя заслуга, что он чувствует себя хозяином положения и понапрасну не треплет себе нервы. Но вообще-то должен заметить, он не слишком усерден в своей профессии. Во всяком случае, не тратит на музыку всю свою жизнь…

– Не говори глупостей, – прервала его Энн, прекрасно понимая, что он пытается хоть как-то оправдать свою собственную безалаберность в отношении музыкальных занятий. – Он достаточно трудолюбив, чтобы получить степень магистра в Йельском университете.

Энн оглядела гостей и остановила взгляд на строгом профиле Джулии Харрингтон.

– Знаешь, Эл, – обратилась она к мужу, – мне показалось, что Пол не проявил никакого интереса к Джулии. Что-то у них не ладится. Короче говоря, у Николь замечательная дочь, но наш мальчик все же чем-то превосходит ее.

– Энни, дорогая, ты смотришь на все это как бы со стороны… – тихо шепнул Эл и с опаской взглянул на Николь – не дай Бог услышит.

– Ничего подобного, – упрямо возразила Энн. – Никто не знает Николь лучше меня. Она всегда чувствовала себя виноватой перед дочерью. А все картины Джулии кажутся мне такими же блеклыми и невыразительными, как японские акварели. Конечно, они по-своему интересны, но не выдерживают никакого сравнения с мощными и весьма талантливыми работами матери. А знаешь почему? Потому что я занималась со своим сыном, а Николь в это время была увлечена собственными успехами. Во всяком случае, Джулия отнюдь не из тех, кого бы я хотела видеть рядом с Полом.

– Не думаю, дорогая, что он позволит тебе выбирать ему партнершу.

– Полагаю, ты прав, но все же, как мне кажется, я подготовила Пола для более современной женщины – динамичной, сильной, независимой…

– Неужели? – Эл с издевкой посмотрел на жену. – А я-то думал, что самое главное для него – не забыть об этом до того, как у него появится ребенок.

Энн резко отдернула свою руку и недовольно поморщилась.

– Как я ненавижу твои пошлости! – прошипела она и отвернулась. Никто не мог поколебать ее уверенности в том, что сын не будет спешить с женитьбой и связывать себя обременительными узами брака. По крайней мере пока не сделает карьеры. Ее сын никому не позволит себя оболванить, а Джулии, в которой ничего нет, кроме симпатичной мордашки, и подавно.

С первой же ноты Николь сосредоточила все свое внимание на мягких и необыкновенно мелодичных трелях заполнившей гостиную музыки. Флейта Пола издавала настолько приятные звуки, гармонировавшие с другими весьма экзотическими инструментами, что не наслаждаться было просто невозможно. Несмотря на завораживающую интимность, весь этот джаз был построен на классических принципах сложности и исполнительской импровизации, что придавало ему еще большее очарование. Что же до самой манеры исполнения, то Николь с первого взгляда безошибочно определила несомненное влияние матери. Пол часто наклонял голову и слегка раскачивался в такт музыке, как это некогда делала Энн, склоняясь над виолончелью.