– Нет, категорически не согласен. Ты даешь мне больше. Одно вдохновение чего стоит…

– А ты мне даешь эмоциональное и физическое ощущение необыкновенной полноты жизни…

– А ты приносишь несказанную радость…

– А ты непрерывно воспроизводишь во мне жизнь… Пол не выдержал и приложил палец к ее губам.

– Еще одно слово, и я потребую от тебя большего.

Николь открыла в банке счет на свое имя и поместила туда деньги, которые выделил ей Эдвард, а также доход от продажи свои старых работ, за что она была чрезвычайно благодарна Маршаллу. Да и украшения, которые она отнесла в антикварный магазин на Мэдисон-авеню, тоже были проданы быстро и с наибольшей выгодой. Причем в самом акте продажи старых украшений было нечто символическое. Все они так или иначе были связаны с Эдвардом, и потому их продажа означала, что со старой жизнью уже покончено навсегда.

Повседневная жизнь с Полом была для Николь не только необременительной, но и в высшей степени замечательной и эмоционально насыщенной. Как правило, она возилась со своими скульптурами в одном конце студии, а Пол тем временем сочинял музыку в другом, отгородившись от нее большим письменным столом и завалив его нотными тетрадями, книгами по музыке и папками с набросками композиций. Таким образом, Николь всегда краешком уха прислушивалась к его сочинениям, а он, в свою очередь, частенько поглядывал на ее работу. Причем в отличие от Эдварда Пол никогда не осмеливался прерывать ее творческий процесс неожиданными похотливыми желаниями, не приставал к ней и не вынуждал заниматься любовью, когда ему вздумается. Между ними существовало поразительное взаимопонимание, свойственное, видимо, только глубоко родственным душам, жизнь которых наполнена постоянным творческим поиском. Они оба и к сексу относились творчески и никогда не опошляли это действо примитивными животными потребностями. Для них секс был чем-то вроде творческого экстаза, призванного не нарушать работу, а венчать ее своей необыкновенной цельностью и органичностью.

Словом, каждый день они все глубже познавали друг друга, а это неизбежно означало, что и любили они друг Друга все больше и больше. А по ночам, сплетясь в объятиях, оба были абсолютно уверены в том, что их счастье стоит любых жертв. Единственное расхождение во взглядах обнаруживалось лишь по отношению к Джулии.

– Она знает, что ее отказ встречаться и разговаривать с тобой наносит тебе глубокие незаживающие раны, – в который уже раз повторял Пол. – Именно поэтому она и казнит тебя, хотя на самом деле не может не чувствовать, что твоя любовь ко мне не имеет к ней абсолютно никакого отношения.

– Не все так просто, как кажется на первый взгляд, – возразила Николь. – Если бы ты видел ее глаза в тот памятный день! В них было столько неизбывной боли, столько горя, что я до сих пор переживаю. Джулию, видимо, страшно смущает тот факт, что ее мать оказалась более предпочтительной для молодого и красивого человека, чем она сама. Это действительно трудно пережить…

– Прекрати, Николь, – нетерпеливо перебил ее Пол. – Ты же знаешь, что любая твоя попытка оценить нашу любовь с точки зрения каких-то там условностей меня раздражает. Она безусловна, и хватит об этом. – Он взял ее за руки, пристально посмотрел в глаза, а потом крепко прижал к себе. – Все, что происходит между нами, вечно, как сама жизнь. Надеюсь, ты понимаешь это и спорить не будешь. На нас оказывают невероятное давление со всех сторон, а сопротивляться этому мы можем только одним средством – взаимной любовью и безграничным стремлением к творчеству. К счастью, и того и другого у нас в избытке.

Николь улыбнулась и поцеловала его. Все же он чрезвычайно искренен в своих чувствах и не считает нужным скрывать их. Однако сейчас, по всей видимости, больше всего опасается встать между любимой женщиной и ее взрослой дочерью. Это невероятно сложная проблема, и она, Николь, должна сделать все возможное, чтобы он не считал себя виновным в нарушении нормальных отношений между двумя женщинами. В конце концов, определенная враждебность между ними возникла задолго до появления Пола.

И тем не менее Николь часто просыпалась по утрам с неприятной горечью в душе. Конечно, счастливое лицо спящего рядом Пола успокаивало ее, но мысль о Джулии не давала ей покоя и преследовала все последние дни.

Однажды утром ей неожиданно позвонила Джанет Маркхэм:

– Привет, дорогая, я сегодня собираюсь в город и хотела бы поболтать с тобой. Может, пообедаем где-нибудь?

– С огромным удовольствием, – обрадовалась Николь и назвала ей адрес одного уютного местечка в районе Сохо. Это был недорогой бар, где можно было спокойно посидеть, выпить и заказать себе дешевые сандвичи и салаты.

Когда Николь добралась до указанного места, Джанет уже сидела за столиком и внимательно изучала меню. Женщины радостно обнялись и обменялись приветствиями.

– Ника, что с тобой? Ты вся сияешь от счастья, как будто замуж выходишь! Такое впечатление, что ты хочешь мне что-то сказать, но не знаешь, с чего начать.

– Ты почти угадала, – кратко отреагировала Николь.

– Нет, подожди, пока я не забыла: я только что видела твою дочь.

– Мою дочь? – с совершенно глупым выражением лица переспросила Николь. – Джулию?

– А кого же еще? У тебя их несколько, что ли? Может быть, ты скрывала от меня все эти годы и у тебя еще есть дети? – Джанет пыталась шутить, но Николь было не до шуток. – Должна тебе сказать, дорогая моя, что Джулия в самом соку. Она вошла сюда за несколько минут до меня и купила сигареты. Выглядит просто великолепно – высокая, стройная, с прекрасными формами и вообще совершенно взрослая девушка. Конечно, нет ничего хорошего в том, что она курит, но что поделаешь? Насколько я знаю, ни ты, ни Эдвард никогда не курили. Господи, прошло так много лет, что я уже с трудом вспоминаю все подробности той поры!

– Эдвард курит, – задумчиво ответила Николь под впечатлением услышанного. Почему Джулия оказалась в этом районе да еще покупала сигареты? Что она здесь делает? А как же ее занятия в колледже? – Ты говорила с ней? – осторожно поинтересовалась Николь, стараясь не возбуждать у подруги ненужных подозрений.